Шарлотта кивнула.

– Ребенок выживет? Ему рано появляться на свет.

– Вот это другой разговор, – улыбнулся доктор. – Пара недель – это ничего.

Он держал пациентку за руку несколько бесконечных часов. Шарлотта закрывала глаза и представляла, что это рука Тедди. Она сжимала до хруста надежные мужские пальцы, пока тело жило своей жизнью, сжимаясь в комок, содрогаясь в конвульсиях и пытаясь вытолкнуть из себя чудовищную боль. Шарлотте казалось, будто из нее заживо вытаскивают позвоночник.

– Отпустите мою руку, пора, – тихо сказал доктор. – Еще совсем немного. Вы умница, сестра Уайт.

Конечно, это же капитан Торп! И как она сразу его не узнала? Теперь все будет хорошо. На него можно положиться. Часы показывали час ночи. Господи, да она же опоздала в свою смену! Теперь сестра Кармайкл точно отошлет ее обратно в Англию. Но как можно работать, когда такая страшная боль в животе?

Шарлотта потеряла сознание.

***

Она вздрогнула и проснулась. Сразу же схватилась руками за живот – непривычно мягкий. Пить хотелось так, будто во всем теле не осталось ни капли воды.

Рядом в кресле дремала Анна. Мерно тикали часы. За окном было светло. Это все только приснилось: война, роды и… было еще что-то кошмарное.

– Энни, – еле слышно позвала Шарлотта, и чутко спавшая Анна открыла глаза.

– Проснулась, – зашептала Анна. – Сейчас водички дам и велю Агнесс сварить куриный бульон. У нее все наготове, только ждет команды, чтобы он был свеженький.

– Анна, мне страшно. В голове путаница. Что со мной?

– Это ничего, так бывает.

Саму Анну во время и после родов успокаивало только присутствие горячо любимого мужа, и ей стало неловко за тревожные, но счастливые воспоминания.

– Где малыш, Анна? – с тревогой спросила Шарлотта. – Мне ведь это не приснилось? Он действительно родился? Я не помню последних минут. Я не слышала, чтобы он заплакал.

Сестра долго думала, как показалось Шарлотте. А потом… просто подошла к стоящей в углу колыбельке, которую не заметила Шарлотта, и взяла на руки крошечный кружевной сверток.

– Это кроватка Шарлотты-младшей. Рано утром доставили из нашего дома – совершенно ничего же не было готово.

Она передала сестре невесомое тельце.

– Пока ты спала, этот господин дважды отобедал и теперь спит, – сказала Анна. – И тебя доктор велел не будить, благо, чтобы покормить ребенка, бодрствовать необязательно.

– Что-то не так, Анна, только я не пойму, что именно, – сказала Шарлотта, разглядывая красное сморщенное личико ребенка. – Как будто важная вещь выскользнула из моей головы.

– Всякое происходит в голове от таких мучений, – заверила Анна нарочито весело. – Как вспомню свои роды! Но знаешь, я бы с радостью согласилась на третьего ребенка. И давай лучше подумаем, как назвать малыша.

– Это мальчик? Я даже не спросила.

– Разумеется, это мальчик, Лотти. И посмотри, у него темные волосики и такой аристократический вид. Настоящий Хантингдон. Может, мы назовем его Теодор? – осторожно предложила Анна.

– Нет, мне не нравится, когда детей называют в честь родителей. Когда Тео вернется, как они будут отличать, к кому я обращаюсь?

Улыбка застыла на губах Анны, лицо окаменело. Шарлотта подумала с минуту и тоже перестала улыбаться.

– Прости, Анна, я тебя напугала. Вот что вылетело из моей головы. Но Теодор жив, можешь мне поверить. В списке однофамилец. Он обещал мне вернуться. Он дал слово, понимаешь?

– Дорогая…

– Мы подождем почту. Если Джон напишет то же самое, я, возможно, поверю ему, но только при условии, что он видел все сам.

Глаза Шарлотты горели лихорадочным, безумным огнем. Анну охватили жалость и страх.

– Кто тебе сказал о Тедди?

– Я встретила на улице графа Хантингдона. С ним была его дочь Амелия.

– И ты думаешь, у их семьи неверные сведения? Одно дело строчка в списке, а другое – то, что знает граф. Неужели он не проверил информацию?

– Анна! – строго оборвала Шарлотта. – Оставим эту тему до письма Джона.

Малыш жалобно запищал и приоткрыл щелочки глаз.

– Даже не пойму, какого они цвета, – сказала Шарлотта, нежно прижимая сына к груди. – Прости, малыш, мы тебя разбудили. Я назову тебя Гилберт. Твое имя – Гилберт Аддерли, слышишь?

– Ты собираешься сообщить графу? – поинтересовалась Анна.

– Отличная идея – появиться на пороге Хантингдон-Холла с младенцем на руках, – хмыкнула Шарлотта. – Мне все равно никто не поверит. Граф меня знать не знает, его супруга и подавно, а мисс Амелия просто ненавидит. И нам это не нужно, да, малыш Гил? Тедди вернется и примет решение. Если он захочет, то пусть сам рассказывает семье эту долгую историю.

– Она не в себе, Агнесс, – сказала Анна поварихе, спустившись на кухню. – Война ломает даже таких сильных людей, как наша Шарлотта.

12

Шарлотта почти не вставала, мало разговаривала и много спала, практически не выпуская из объятий крошку Гилберта. Через два дня приехал Уильям. Она никак не отреагировала.

– Cher ami, – Уильям легко дотронулся до руки бывшей жены. – Мне очень жаль.

– Правда? – безучастно спросила Шарлотта.

– Я не желал ему смерти.

– Кто тебе сказал? Мама позвонила?

– Нет, Анна. Отругаешь ее потом. Шарлотта, я приехал повторить предложение о помощи. Я не прошу прямо сейчас собрать вещи и уехать со мной. Но в любое время, если ты решишь, я готов забрать вас домой.

– Мы дома, Уилл, – Шарлотта наконец пристально посмотрела на него. – А ты приезжаешь второй раз и второй раз не интересуешься, как поживает Вивьен. Ты хороший человек, но не полюбишь моих детей. Особенно того, что родился от мужчины, которому я теперь принадлежу безраздельно. Все, что произошло между тобой и мной, – это было прекрасно. Спасибо тебе за это.

Когда Уильям уехал, Шарлотта впервые после родов спустилась вниз. В ее руке был зажат смятый клочок бумаги. Набрав номер, который оставила Вирджиния, Шарлотта втайне надеялась, что никто не снимет трубку.

– Да? – послышался приглушенный связью голос на том конце провода.

– Вирджиния? Это Шарлотта. Шарлотта Аддерли. Простите, я обещала позвонить, если будут новости, но не смогла.

– Я понимаю. И знаю то, что вы хотите мне сообщить.

Они обе помолчали.

– Мне бы хотелось, чтобы вы навестили меня, – проговорила Шарлотта.

– Зачем? К тому же, я не могу прийти к вам домой. Это непозволительно, – в голосе Блэкки послышалась горечь.

– Я живу в этом доме и имею право приглашать того, кого считаю нужным. Только вы в целом мире способны сейчас понять меня. А я могу понять вас. Нам нужно поговорить о нем, Вирджиния. Сама я вряд ли выйду из дома в ближайшее время. У меня случились тяжелые роды.

– Боже мой! Вы здоровы? Малыш в порядке?

– Мы оба в порядке. Приходите, и я дам вам его подержать. Он похож на Теодора. Я жду вас завтра к чаю, в пять часов. Адрес вы знаете.

Шарлотта нажала на рычаг, не дав Блэкки шанса отказаться. С этого дня началась их крепкая дружба.

***

В середине августа пришло два письма от Джона: одно для жены и родителей, другое для сестры. У Шарлотты затряслись руки, когда она извлекла из конверта не только его письмо, но и обрывок листка, на котором почерком Тедди были нацарапаны три карандашные фразы – торопливо и неаккуратно: «Если погибну в ближайшие дни, прости, что нарушил клятву. Расскажи сыну или дочери нашу историю. Навеки твой, Т.».

Шарлотта долго плакала, роняя слезы на бесценный кусочек бумаги. Немного успокоившись, она покормила и уложила Гилберта и наконец принялась за письмо Джона.

«Дорогая сестренка!

Мне не привыкать служить вестником смерти. Будучи офицером, я пишу письма семьям погибших. Я знаю, в госпитале это обязанность медсестер, которая в том числе ложилось и на твои плечи. Но я никогда не думал, что придется писать такое письмо тебе. Уверен, красивые официальные фразы про славу и героизм ты читать не захочешь, поэтому я просто скажу тебе правду.

Я не могу спать, не могу есть. Мои солдаты погибают один за другим. Мы ежедневно отдаем им приказ идти на смерть. Сражению на Сомме не видно конца, а я лично велел лучшему другу пойти и умереть за страну. И он ушел, ненавидя и презирая меня, а жизнь не оставила нам шанса помириться. С этим теперь мне жить, как и со многим другим, что здесь творится.

Милая Лотти, я оставил бы подробности на потом, ведь тебе сейчас нельзя волноваться. Но проще написать, чем сказать в лицо. Я могу отложить письмо и пройтись туда-сюда, могу писать его неделю. Но что бы я делал, если бы ты смотрела на меня сейчас выжидающим взглядом?

Итак, сержант Теодор Гастингс погиб предположительно 3 июля 1916 года. Причина смерти – множественные огнестрельные ранения. Похоже, это произошло мгновенно. Никто из живых ребят не видел, как все было. Этот участок поля боя оказался занят врагом на следующие три дня. Когда французские союзники его отбили, стало возможным забрать тела павших товарищей. Многие из них были неузнаваемы, так как произошел большой пожар. Загорелся подбитый танк, который продолжал идти вперед без управления, пока не перевернулся. Вокруг на много футов занялась сухая трава. Мы нашли тела убитых солдат обугленными и… о боги, Шарлотта, они три дня лежали под палящим солнцем! Немцы сорвали с погибших все знаки отличия, видимо, чтобы труднее было их опознать. Многие до сих пор числятся пропавшими – есть небольшая надежда, что они попали в плен, но еще живы.

Мы с выжившими ребятами пытались опознать их одного за другим. Чаще всего по вещам, сохранившимся в карманах или на теле. Я многое повидал на фронте – достаточно, чтобы больше никогда не уснуть. Но тело человека, который на протяжении стольких лет был мне, как брат… Мы опознали его по росту, телосложению и портсигару. На нем даже не было сапог и кителя.