– Вивьен, поставь противень в печь, я ведь забыла про печенье! – воскликнула она, проходя мимо двери в кухню.

– Ты печешь? Это можно есть? – спросил Тедди, прищурив один глаз.

Вивьен опустила брата на пол и отправилась выполнять указание, а у Шарлотты слезы навернулись на глаза – она часто вспоминала глупые шуточки, которые Тедди раньше отпускал в ее сторону по поводу и без. Сам же Тедди не стал дожидаться от нее ответа, мгновенно переключив внимания на сына. Он опустился перед мальчиком на колени, осторожно взял его за плечи и спросил:

– Ну, а тебя как зовут, малыш?

– Гилберт Аддерли, – без тени смущения ответил ребенок, глядя на незнакомца любопытными серыми глазами.

– Мне так жаль, что я ничего тебе не привез. Я бы хотел что-нибудь подарить. Что ты любишь? Скажи, и в следующий раз я обязательно… – у Тедди перехватило горло от волнения, и он замолчал.

Шарлотта и миссис Аддерли стояли поодаль и наблюдали трогательную сцену. Шарлотта вся дрожала, и мать крепко обняла ее одной рукой за плечи.

– Мне нравятся иропланы, – громко сказал Гил, вздернув подбородок. – У меня был один, из дерева и бумаги, но сломался. Еще конфеты люблю.

– Про конфеты я мог и догадаться, – улыбнулся Тедди. – В следующий раз, когда мы с тобой встретимся, я подарю тебе новый аэроплан и принесу конфет, договорились?

Он протянул руку ладонью вверх, и Гил с размаху хлопнул по ней, скрепляя сделку.

***

Они сидели в гостиной за чашкой чая, отправив детей гулять после обеда. Шарлотта не могла оторвать взгляда от Тедди, пока он говорил. Он выглядел старше своих лет. Морщинка между бровей стала глубже, появились и другие. В его волосах тоже виднелась седина. Сердце Шарлотты переполняла любовь.

– Если очень коротко, мэм, я попал в плен и два с половиной года провел в Дёберице. Это лагерь в восьми милях от Берлина, – чайная чашка звякнула о блюдце, выдавая волнение Тедди. – Мне повезло, что на этой войне стало модным брать людей в плен тысячами, а не добивать, как раньше. Опознанный и похороненный в семейном склепе человек – не я.

– А кто же? – машинально спросила Шарлотта.

– Не знаю точно, но, вероятно, германский солдат, с которым я сошелся в рукопашной незадолго до… В общем, потом я ничего не помню, очнулся во вражеском лазарете. Тот человек был похожего телосложения.

Миссис Аддерли ахнула и прижала руку ко рту.

– Джонатан себе не простит! Это ведь он опознал тело. Только Шарлотта все твердила нам, что ты жив, как… – она замолчала.

– Как сумасшедшая, мама, – засмеялась Шарлотта. – Говори как есть.

Тедди бросил на возлюбленную благодарный взгляд.

– Теодор, но ведь все пленные британцы вернулись домой самое позднее в феврале прошлого года, – с недоумением заметила миссис Аддерли.

– Так и есть. Я приехал в Англию в январе 1919 года, – правда, под конвоем. Возникли трудности с определением моей личности. Почтенные господа заявили мне, что сержант Теодор Гастингс, чьим именем я имел наглость представиться, числится погибшим. К тому же, мои драгоценные соседи по бараку донесли, что я превосходно и совершенно без акцента говорю по-немецки. Не согласен с такой высокой оценкой, но двух фактов хватило, чтобы мгновенно обвинить меня в шпионаже. Никакие доводы не возымели действия: ни то, что по-английски и по-французски я также говорю без акцента, ни имена, которые я им называл. Просьба связаться с моим отцом или любым другим человеком, который может подтвердить мою личность, также не была удовлетворена.

– Ты был в тюрьме? – ахнула Шарлотта, сообразив, чем могла окончиться такая ситуация.

Воображение рисовало картины жизни военнопленного, полной лишений и тяжелого физического труда, а затем унизительное положение ложно обвиненного арестанта. Она видела, что Тедди изо всех сил пытается вести себя весело и непринужденно, и надеялась, что его обычная маска предназначается только для миссис Аддерли.

– У них и без того было много дел. Похоже, про меня просто забыли, поэтому до трибунала так и не дошло. Один из охранников был добрый малый, и я кое-как упросил его отослать письмо, которое написал графу Хантингдону. Наверное, они здорово боялись гнева влиятельного человека, ведь чего проще было – пригласить его, чтобы он подтвердил, что я – его наследник или все-таки самозванец и шпион. Зато сейчас полетят головы. Отец просто рвет и мечет.

– Ужасная халатность, – покачала головой миссис Аддерли. – А Джон знает?

– Нет, мэм. Я звонил вам домой, трубку взяла незнакомая девушка, наверное, горничная, и сказала, что мистер Джон с семьей укатил на курорт, вы все в Шотландии, а дома только мистер Аддерли-старший. Вообще-то, я звонил тебе, Шарлотта, но от волнения попросил к телефону Джона, который живет совершенно в другом доме. Я так боялся ответа, что тебя больше нет на Холланд-Парк-роуд.

Шарлотта, не в силах больше терпеть, отставила чашку с давно остывшим чаем, придвинулась вплотную, скрипнув стулом, и обняла его, совершенно не задумываясь, что скажет мама.

– Я пойду посмотрю, чем заняты дети. Со стола потом уберем, – миссис Аддерли весело хлопнула в ладоши и поспешила покинуть столовую.

– Ты же не подумал, что я тебя не дождалась? Вернулась к Уиллу или еще что-нибудь в этом роде? – спросила Шарлотта.

– Я много о чем думал и разное представлял, – честно ответил Тедди. – Но только мысль о тебе заставляла выживать, когда жить не хотелось. Уайт не предлагал тебе начать сначала?

– Ты глупый, – заявила Шарлотта, сжимая пальцами воротничок Тедди и заставляя его наклониться. – Мне не нужен ни Уилл, ни кто-либо еще, кроме тебя. Я – твоя жена по законам военного времени, и, если бы не дети, ушла бы в монастырь.

Смех Тедди оборвался ее настойчивым поцелуем, который длился целую вечность, прежде чем они смогли оторваться друг от друга.

– Мама неправду сказала, – призналась Шарлотта. – Я со временем тоже поверила в твою гибель. Но так и не поняла, как возможно, что тебя больше нет, а я ничего не почувствовала в тот день, когда это случилось. Бедняга Джон, в самом деле!

– Я его не виню. Но объявиться на его пороге в кромешной ночной тьме не помешало бы.

– Прекрати смеяться, когда тебе не смешно, – возмутилась Шарлотта, легонько хлопнув его по груди.

– Слушаюсь, медсестричка. А ты… – Тедди вмиг стал серьезным. – Ты не представишь меня сыну? Я ведь до сегодняшнего дня даже не знал не то что его имени, но даже сын это или дочь. Граф Хантингдон находится в полном неведении, насколько я понял. Я не спрашивал на всякий случай, но никто в Хантингдон-Холле ни словом о тебе не обмолвился. Или… моя чудесная семья не признала наследника?

Он нахмурился от внезапной догадки.

– Твоему отцу ничего не известно. Амелия, возможно, подозревала, но теперь вряд ли вспоминает обо мне. Она видела меня беременную. Гилберт родился в тот день, когда я узнала, что ты умер. Граф мне сказал, с ним была Амелия. Она знает, кто мы друг другу. Не спрашивай откуда.

Тедди удивленно посмотрел на Шарлотту.

– Амелия стала слишком загадочная, даже я не могу разобраться. А ты, конечно же, не пошла к моему отцу, гордая женщина. Поделом ему. Он в свое время заслужил то, что ему никто из детей не доверяет. Граф сильно постарел с того дня, когда я простился с ним и ушел на фронт. Он теперь не такой величественный и статный мужчина, каким был. Даже неряшливость появилась. И он со мной разговаривает.

– Отец тебя любит, Тео. Он был убит горем и выглядел совершенно несчастным, когда я случайно встретила их с Амелией на улице. Мне стоило обратиться к нему хотя бы из человеческих побуждений. Но твой сын ни в чем не нуждается, уверяю. И в графском титуле меньше всего.

– Этот замшелый титул уже во втором поколении никому не нужен, – хмыкнул Тедди. – Так что, познакомишь меня с сыном?

– Давай я утром ему все расскажу. Нужно подумать, как объяснить такие сложные вещи ребенку. Он ведь не узнал тебя, хотя мы ежедневно разглядываем те две фотокарточки, что у меня есть.

– Вряд ли во мне можно узнать человека с тех фотографий, – мрачно сказал Тедди. – Я выгляжу теперь несколько иначе. Четыре года видел отражение разве что в кружке воды. Лучше бы и дальше не видел.

– Я люблю тебя, – Шарлотта покрыла поцелуями его лицо, шею, руки. – Не говори так. Только не мне – я тоже не стала моложе.

– Ты красавица. Такая же, какой я тебя помнил. Шарлотта Аддерли, ты чудо, которого я никогда не заслуживал.

Тело Шарлотты трепетало от волнения и страсти. А ведь она приготовилась прожить остаток своих лет подобно монахине. Нет, жизнь не закончилась, и молодость тоже, и будут еще поцелуи и объятья – столько, сколько они оба захотят!

***

Шарлотта оглядела себя в зеркало и пожалела, что здесь у нее нет более нарядной ночной рубашки. Что ж, подойдет и эта. Она поспешно натянула легкий шелковый халат, погасила свет в комнате и вышла в темный коридор.

Она почти на ощупь нашла дверь в бывшую спальню Джона, отданную на ночь нежданному гостю. Вообще-то Тедди остановился в Плакучих Ивах, которые давно купил, о чем никому и никогда не рассказывал, но Шарлотта и миссис Аддерли наотрез отказались отпустить его, живо представив, как одиноко в нежилом запущенном доме.

Шарлотта сжала пальцы, но не смогла постучать в дверь, так и замерев с поднятой рукой. Ее охватила нерешительность, как тогда, в палатке Мелани, когда она едва не сбежала и втайне надеялась, что Тедди не придет. Близость с ним по-прежнему как притягивала, так и пугала.

«Он спит. Устал от дальней дороги и расспросов».

На этой ее мысли дверь распахнулась. Тедди, держась одной рукой за дверную ручку, локтем другой облокотился на дверной косяк, подперев кулаком задумчиво склоненную набок голову.