Диана Билык - Шарм, или Последняя невеста

Нахожу в сумке телефон. Мне нужно выговориться, высвободить боль и гнев. Я умею это делать по-своему: словами. Я – блогер. В сети меня знают, как Мики Вайт и никто не догадывается, чья я дочь и чья теперь невеста, пока неофициально. Я просто пишу то, что на душе, а читателям нравится.

Когда-то я мечтала стать пианисткой, но не сложилось… И хорошо, что Генри не помнит этого скандала. Позор, после которого я никогда не буду играть. Да, мне было всего шестнадцать, но я помню все так четко, словно это случилось вчера. Или сегодня.

Открываю новую заметку и выливаю все, что на сердце:

«Стать силой. Стать свободой. Стать покоем.

Но разве возможно это, когда вокруг одни разочарования? Когда очередной предатель сменяет другого, когда близкие становятся врагами, а лучшие друзья оказываются где-то там за стеной прошлых лет? Как идти дальше, когда те, от кого ждешь поддержки – отворачиваются, а незнакомые чужие люди обнимают невидимым покрывалом заботы и предлагают руку помощи? Ты говоришь последним «спасибо» и глотаешь слезы, потому что не можешь поверить в такую расстановку сил. Почти как, если бы рыба стала птицей, или белая шашка превратилась в черную.

Пусть, пусть, пусть…

Заслужила. Где-то позволила больше, где-то слепо открыла душу. Мало любила, мало верила, мало отдавала. Но разве любовь не должна быть безграничной, не должна исцелять, не должна раскрывать сердца?

Наверное, я просто не умею жить. Не понимаю простых вещей. Не умею любить достаточно хорошо.

Стать пустотой. Стать глубиной. Стать тишиной.

Да, мерной тишиной, в которой удобно спрятаться. И чтобы больше никто не посмел влезть в эту личную темноту. Никому не позволить себя ранить, чтобы не писать унылые строки, а нести в мир только светлое и вечное. Лучше быть льдом, чем тлеть, бесконечно тлеть от обид и несправедливости. И надеяться, что очередной ледокол от руки друга или близкого человека не ударит в сердце. А если замахнется, чтобы намертво, с одного маха. Кто знает, где оно спасение?».

После долго отвечаю на комментарии подписчиков и, устроившись на диване, незаметно засыпаю.

Просыпаюсь от хлопка. Голова кружится, словно я попал в вечную карусель. Приходится придерживаться стенки, чтобы не упасть и добраться до ванны, но прохладная вода быстро приводит в чувства.

– Валерия… – что-то тревожное пробирается под ребра и заставляет меня сбежать по ступенькам в гостиную.

На выходе меня встречает Егор. Стряхивает с плеч крошки снега и сообщает:

– Гостья уехала к отцу в больницу.

– Вот же… Нельзя было ее отпускать! – озираюсь в окно: темень уже. – И ты позволил ей ехать одной в такое время?

– Так она ушла еще светло было. Сказала, что тут недалеко.

– Идиот!

Охранник встряхивает квадратной головой, но принимает обидное слово с достоинством.

– Что прикажешь делать? – поджимает губы.

– Готовь авто, я не сяду за руль сейчас. Устал ужасно.

– Конечно.

Когда широкая спина исчезает в дверях, я матерюсь во все горло. Неужели Лера почитала договор и просто ушла, но бросаю взгляд на кухонный стол: бумаги как лежали сложенные вчетверо, так и лежат. Рядом салат, золотистые отбивные и тушеная картошка в глинянном горшочке. Аромат домашней еды скручивает живот голодным спазмом. Хватаю мясо и замечаю крошечную записку на столе: «Я должна отца увидеть. Скоро вернусь». Подпись «З». И точка.

Глотаю отбивную, потому что голоден, как дикий зверь, запиваю водой, быстро мою руки и бьюсь головой о шкаф. Легче не становится, под ребрами царапается мерзкая лапа плохого предчувствия.

Почему с Лерой так остро? Я словно по краю пропасти иду, боюсь шевельнуться, чтобы не нарушить видимый покой Вселенной. Мне кажется еще один вдох, еще один взгляд, и меня просто разломает на части. Как я выдержу больше девяноста дней?

Прячу договор в шкаф, позже с этим разберемся. Сейчас Валерию бы найти. А если она просто решила уйти, а я навязываюсь? Ведь если девушка не удержится рядом добровольно, смысла нет начинать. Ей не нужны мои деньги, не нужны шмотки, дорогущие гаджеты или украшения. Лера совсем другой человек, потому силой привязать к себе я не смогу. Она даже договор не открыла, пока я спал, значит, помолвка ей неинтересна совсем.

Егор появляется в дверях:

– Готово, можно ехать.

Сажусь на стул и сцепляю перед собой пальцы.

– Отбой. Сама вернется.

– Вы уверены?

– Вполне. Можешь ехать домой, Егор. Дальше я сам. Кто сегодня на дежурстве?

– Жора.

– Скажи, чтобы Валерию пускал в любое время суток.

Охранник не отвечает, просто уходит. Он выполнит мою просьбу, я знаю, повторять не нужно.

Через час или два мое сердце отказывается дружить со мной. Таскаю с собой телефон, глаз не отвожу от экрана, жду весточки от желанной невесты, но сеть молчит. Лера будто растаяла в городской суете, забыла обо мне, открестилась. А если поняла, что я ей не нравлюсь? Если деньги ей не нужны, чем смогу удержать: заботой? А если мачеха ее перехватила? Вдруг что-то случилось?

Еще через час, когда время уже переваливает за девять вечера, я набираю ее сам. Но номер недоступен.

Набираю другой телефон.

– Егор, узнай, в какой больнице лежит отец Валерии.

– Так в десятой же. Она сама сказала.

Рычу в сторону, прикрывая трубку рукой.

– За вами приехать? – спрашивает охранник.

– Нет. Я справлюсь.

– Если что, я на связи, мигом примчусь.

– Спасибо, пока отдыхай. До завтра, – и отключаюсь.

Я не люблю сильную опеку: в охране у меня трое ребят. Один личный, приходит в будние дни и проводит со мной рабочие часы, и двое дом охраняют.

У меня нет загородных особняков или вилл в Европе. Мне лично ничего не надо. Знаю, что посади я монетку в саду, наутро вырастет денежное дерево: вот такая легкая рука. Деньги, которые приносят комфорт, но не счастье. Ведь последнее не купишь, не заслужишь процентами от сделки с хорошим инвестором. Не положишь в карман, как пачку долларов. Не удержишь, перечислив на счет небесной канцелярии миллион.

Мчу по ночному городу, стараясь не вдавливать педаль газа до предела, чтобы добраться до больницы целым. Сейчас я думаю не о себе, а о девушке. Черт! Как же мне не пускать ее в сердце, если она полностью заполонила мои мысли, тело и душу? Не знаю, что делать, но иду по наитию. Рискую жизнью ради незнакомой девушки. Сперва хочу помочь ей, а потом о себе можно побеспокоиться.

Наверное, я даже готов замертво рухнуть, только бы почувствовать себя желанным и дорогим. Не знаю. Это глупо, но вот такие дурные мысли лезут в голову, пока я добираюсь до больницы.

Приемный покой уже заперт, посетителей не пускают. Я даже не сомневался, что так будет. Но за несколько хрустящих бумажек старенькая медсестра вываливает информацию, что светловолосая девушка приходила в реанимационное отделение и ушла часа два назад.

Стою возле окон больницы, набираю снова и снова номер Леры… От слабости и тяжести в груди прижимаюсь плечом к стене. Над головой угрожающе нависают сосульки, снег валит, как ненормальный.

А если Валерия, моя Золушка, замерзла где-нибудь за углом, просто потому что не смогла добраться домой? Да, домой, потому что я ее заберу себе, даже если придется шагнуть в неизвестность.

Промерзаю до кости. Я просто не знаю, где ее искать. Решаюсь ехать к мачехе – она должна знать, где падчерица. Более того, я уверен, что Валерия пропала по ее вине. Если эта стерва хоть пальцем тронет мою невесту, я эту змеюку убью.

Когда сажусь в авто, сквозь шум двигателя и мой рык в салон пробивается сигнал смс.

Чуть не роняю телефон, пока открываю окошко.

«Мостовая, 45» от Леры.

Что. Она. Там. Забыла?

Но раздумывать некогда, я просто давлю на газ и вылетаю на проспект. До зала бракосочетаний, который сейчас закрыт, ехать больше двадцати минут.

Пока Генри отдыхает, я успеваю приготовить кушать, написать несколько статей-набросков, побродить по сайту с книгами и даже смотаться в душ и обсохнуть.

Кудри завились крупными волнами и разлеглись на всю спину. Хотела заплести их, но потом передумала. Генри они нравятся, буду использовать женское оружие. Почему нет?

Немного постояла возле зеркала, стараясь понять, что удерживает Генри рядом со мной. Он так всматривается в глаза, так дышит рядом, что у меня низ живота согревает от одних воспоминаний об этом. А его поцелуи… А его шальной взгляд, когда выскочил из машины… Неужели, все это только реакция на шарм? Чувствует ли он меня настоящую? А если я ошибаюсь, и Генри сможет увидеть меня достойной и без этого морока? Или я снова себя успокаиваю, как и с Васей?

Пластырь пришлось поменять – он сильно промок, потому я хозяйничаю на кухне, будто в своем доме. Север – мой жених, он мне дал зеленый свет, потому я стараюсь изо всех сил не тушеваться и не стесняться. Привыкаю к мысли о замужестве.

Интересно, есть ли в договоре пункт о сексе… я даже потянулась его почитать, но остановилась: не буду без Генри – дело принципа. Так и оставляю бумажку на столе и иду исследовать дом дальше.

В коридоре натыкаюсь на разбитые цветочные вазочки: спасаю фикус и светлый плющ, пересадив их временно в пакетики. Потом попрошу Генри купить несколько горшков.

В холле чисто и просторно. Камин поглядывает на меня темным неживым глазом. Я брожу из угла в угол и не могу решить, что делать дальше. Идти в другие комнаты не решаюсь: все-таки смущение и неуверенность меня немного тормозят. Да и не хочу разбудить Генри, пусть отдыхает сколько ему захочется.