- Их не было. Они не состоялись, разумеется. Но сегодня в десять утра всё же состоятся. Андрей будет готовить один. Организаторы предложили поменять формат, ну, вроде добавить креативный ход - сменить участников в каждой паре, но Андрей категорически против.

- Что значит он будет один?

Я не выдерживаю, вскакиваю из-за стола и принимаюсь расхаживать по кухне. Даже представить не могу, что в итоге ляжет на плечи Орловского - мы и вдвоём-то с ним с трудом справлялись, а здесь…

- Ну, вот так. Собственно, я потому и приехала к тебе.

- Почему он мне не позвонил?

- Он… Он чувствует себя ненужным. Сказал мне, что ты самолично хочешь вручить его Милене. Я пыталась убедить его, что это не так - но ты же знаешь Андрея - порой его не переспоришь.

- И всё же теперь ему придётся терпеть своего Пухляша рядом. У меня порой получается его переубедить. Дайте мне полчаса… нет - двадцать минут. Вы же подкинете меня до главного ресторана?

- Конечно.

Тётя Таня теперь улыбается открыто, и я понимаю, что она испытывает облегчение. Точно такое же чувство разливается и у меня в груди. Теперь всё будет иначе - я смогу исправить то, что сделала. По крайней мере, когда я наспех принимаю душ, подкрашиваю ресницы и надеваю первую попавшуюся под руку одежду, я очень в это верю.


Отрывок 6


В здание главного ресторана я вхожу задолго до начала съёмок - мне просто необходимо встретиться с Орловским загодя, чтобы обсудить если не наши отношения, то хотя бы меню. Его по памяти озвучила тётя Таня, которая пожелала мне удачи и отправилась дожидаться момента, когда родных и знакомых пригласят в ресторан той команды, за которую они прибыли болеть.

По дороге же успеваю набрать номер Катьки, которая поначалу сонно матерится, но всё же соглашается приехать к десяти в качестве моей скромной группы поддержки. Ни мать, ни отца я не зову - с первой у меня не особо тёплые отношения, а второго я не видела ни разу за то время, как он перестал выплачивать на меня алименты.

В пустынном павильоне так тихо, что кажется, пространство звенит. Или же это ощущение складывается у меня потому, что нервное напряжение внутри больше похоже на натянутую до предела тетиву. Меня встречают сотрудники съёмочной бригады. Администратор программы ничего не говорит по поводу моего вчерашнего отсутствия, пока я пытаюсь пролепетать что-то, что объяснило бы произошедшее. Просто отдаёт указание наложить мне грим, начинает кому-то звонить.

Понимаю, что несмотря на кажущееся спокойствие людей кругом - я устроила маленький переполох своим прибытием. Или может, всё так остро воспринимается потому что у самой внутри - настоящее цунами? А время снова летит, как сумасшедшее. Когда сажусь в кресло в гримёрке, стрелки бегут к девяти часам утра. Пытаюсь считать про себя, чтобы хоть как-то привести мысли в порядок, но это не удаётся. В основном они крутятся вокруг того, что же скажет мне Орловский когда приедет на передачу. Если приедет. Может, ему уже позвонили и он решил ответить мне любезностью на любезность, проделав то, что вчера сотворила я? А что? Получится весьма такая милая месть в нашем с ним стиле.

Когда до съёмок остаётся полчаса, дверь в гримёрку распахивается, и на пороге появляется Андрей. Моё сердце замирает на несколько бесконечных секунд прежде, чем пуститься в галоп. Он смотрит на меня, и в глубине его глаз я вижу такую вселенскую усталость, что меня будто прошибает электрическим импульсом. А ещё кажется, что Орловский в этот момент настолько далёк от меня, что это кажется катастрофой. Будто бы и нет больше моего Андрея, а рядом со мной - совершенно чужой человек.

Он сдержанно кивает мне и садится в кресло рядом. Прикрывает глаза, будто не желает меня лицезреть подле себя, и только по тому, с какой силой вцепляется пальцами в подлокотник, можно судить, что он испытывает в этот момент.

- Андрей, я хочу…

- Т-чш. Всё потом.

Вот и весь наш диалог. Нет, я конечно, тоже понимаю, что это не лучшее время и не лучшее место для обсуждения того, что я хочу ему сказать, но до начала съёмок у меня просто может больше не остаться времени. А переговорить хотя бы вкратце нам просто необходимо, иначе я просто не могу предположить, во что может вылиться совместная готовка в ресторане.

- Нужно будет обсудить меню, - наконец подаёт голос Андрей. Над ним уже закончили «колдовать», и теперь он сидит и просто смотрит в зеркало напротив. Как будто хочет говорить с собственным отражением.

- Тётя Таня примерно сказала, что у тебя в нём.

- Хорошо. Тогда на тебе горячее. На мне десерт. Минут за сорок до подачи готовим закуску - гребешки много времени не займут.

- Хорошо. Как ты собирался один делать конфи?

- Почему один? Я собирался с тобой.

- Тётя Таня сказала…

- Да, сегодня я планировал провалить это шоу в гордом одиночестве.

- Андрей.

- Нам нужно идти.

Он поднимается из кресла, а я просто смотрю на Орловского и совершенно не понимаю, что мне говорить или делать. По всему ясно - он не хочет ничего обсуждать. Возможно, не захочет и позднее - и от этого осознания у меня всё холодеет внутри. А ощущение, что я потеряла что-то бесценное - настолько острое, что режет меня на части изнутри.

- Нас пока не звали, - вяло протестую я.

- И что?

Орловский просто выходит из гримёрной и мне ничего не остаётся, как идти за ним. Мне нужно настроиться на готовку - это сейчас самое важное. Всё остальное потом. Я повторяю это как мантру, когда вхожу в съёмочный павильон. Вижу, что здесь уже Милена с матерью, к которым Андрей не подходит, просто кивает приветственно и останавливается в стороне, сложив руки на груди. Это как предупреждающий знак, что его сейчас лучше не трогать. Но это последнее, что мне нужно делать. Пусть злится, наорёт на меня, сделает что угодно - только не делает вид, что ему всё равно. Он просто не может испытывать равнодушие - такие чувства и отношения, какие есть у нас на протяжении десятков лет, за два дня не исчезают.

- Всё же нам нужно поговорить, - произношу, вкладывая в тон как можно больше уверенности, хотя, видит бог, как раз её-то внутри не наблюдается от слова «совсем».

- Я же сказал - потом.

- Я не думаю, что это правильно.

- Ах, да, я и забыл, что мы делаем только то, что кажется правильным тебе.

Он цедит слова словно бы нехотя, на меня не смотрит - взгляд направлен куда-то поверх моей головы. Но отреагировал хоть на что-то, пусть со злостью, но это всяко лучше, чем показное безразличие.

- Андрей… Я неправа была. И это признаю. Но и ты тоже был неправ.

- И я это тоже признаю.

- Ну… пожалуйста, не будь таким.

- Каким - таким?

- Чужим.

- Я нормальный.

- Ложь. Ты как будто не мой.

- А я и не твой. Ты сама этого захотела. Помнишь?

- Я знаю… Но пойми же ты наконец, что у меня на это были веские причины! Мои. Личные. Веские. Причины.

- Рита, прошу… давай всё потом, хорошо?

Он всё же переводит на меня взгляд, и в нём снова плещется то, что я уже видела, когда Орловский приехал в «Аквамарин». Только теперь - помноженное в сотни, даже тысячи раз.

- Хорошо, - согласно киваю я, интуитивно ощущая, что если сейчас продолжать настаивать - это ничем хорошим не закончится.

Он обязательно меня выслушает, иначе и быть не может. Если бы и вправду ничего не чувствовал - я бы даже не пыталась, но я вижу в нём отражение собственных бушующих эмоций.

Минутой позже нас приглашают занять позиции для начала съёмок. Главная кухня разделена на две части - в одной ресторан Милены и её матери. В другой - наш «Погремушка и компот». Чуть поодаль расставлены столики и стулья для наших гостей, посередине - большой стол для экспертного жюри. Сегодня они не будут знать, какая команда какие блюда приготовит, и дегустация будет проходить практически вслепую.

Организаторы шоу постарались на славу - на стене нашего ресторана сделан большой лейбл в стильных цветах, где крупными бордовыми буквами написано название. «Погремушка и компот» - сейчас оно кажется мне удивительно родным, даже чувствую прилив сил и уверенности, когда смотрю на него. А перед глазами проносятся ярким калейдоскопом воспоминания о том, что нам с Орловским уже довелось пройти. И теперь отступать уже некуда. Ни мне, ни ему, ни тем более - нам вместе.

- Дорогие друзья. Сегодня мы все собрались здесь по одной очень важной причине, - начинает Тони, едва раздаётся краткое «пишем». - Перед нами - четыре финалиста третьего сезона всемирно известного кулинарного реалити-шоу «Законы вкуса».

- Двенадцать команд приняли участие в этом состязании, но до финала дошли лишь две из них, - подхватывает соведущий. - И сегодня они сразятся на главной кухне за титул чемпионов «Законов вкуса».

- Их имена уже вписаны в историю нашего шоу. Но впереди - главная битва ресторанов «Золотой виноград» и «Погремушка и компот». Я думаю, будет правильным дать нашим участникам сказать нам что-нибудь перед тем, как они отправятся готовить для нас ужин из пяти блюд.

Первой начинает Милена. В её спиче больше пафоса, а сам он кажется набором высокопарных, не связанных между собой слов. Мама цапли отзывается о проекте, его создателях и участниках с гораздо большим теплом. А я стою и думаю, как у этой женщины могла родиться такая непохожая на неё дочь? Или о том, что буду рада, если они сегодня возьмут главный приз. Потому что он вдруг представляется мне чем-то не настолько важным, за что стоит сражаться из последних сил, и рвать и метать - если не получилось этого сделать.

Потом говорит Орловский - я жадно прислушиваюсь к каждому его слову, но Андрей отделывается общими фразами. Рассказывает о своей мечте, о том, что благодарен за этот шанс, в том числе и мне. И о том, что будет счастлив сегодня выйти из главной кухни победителем третьего сезона «Законов вкуса». В целом - никаких особенных душевных признаний, в то время как я, напротив, планирую сказать то, что чувствую. Чувствую с того самого дня, когда мы с Орловским открыли наш домашний ресторан. Или я ощущала это и раньше, просто именно в тот момент осознала, что именно происходит между мной и Андреем.