- Знаете, я много раз задавала себе вопрос, когда смотрела первые сезоны шоу: «Зачем участники говорят, что могли пройти это испытание только в таком составе, в котором они на него пришли?». Ведь они не знают и не могут знать, получилось бы у них или нет, если бы например, какая-нибудь Мария Сидорова пришла бы участвовать не с мужем, а с братом. Но этот вопрос сам собой отпал, когда я очутилась здесь с Андреем. Мне совсем не нужно пробовать себя в командах с другими людьми, чтобы понять, что Андрей для меня - один-единственный. Он всегда таким был. Мы знакомы более двух десятков лет, и на протяжении этого времени я люблю его. И любила каждый день, каждую минуту, даже когда мне казалось, что я люто его ненавижу. Или в такие моменты - особенно.

Я улыбаюсь сквозь слёзы, чувствуя напряжение Орловского, стоящего рядом, и неприязнь Милены, которая буквально испепеляет меня взглядом на месте. Но мне всё равно - я говорю то, что чувствую, и от этого становится легче.

- Рядом со мной сейчас мог стоять только Андрей. Только рядом с ним я могла пройти эти испытания. И только с ним мне хочется идти и дальше рука об руку по жизни.

Делаю паузу, потому что несмотря на кажущуюся лёгкость от произнесённых слов, меня всю ощутимо потряхивает. И игнорировать это состояние невозможно.

- А в целом я хочу пожелать нашим соперникам удачи. Это в любом случае было классным испытанием. И участвовать в финальной битве сезона - честь для меня. Пусть и звучит это несколько пафосно.

- Нисколько! - эхом заверяет меня Тони. - Ты просто молодец, Рита. Что ж… Успехов вам, дорогие участники… И… Ваше время пошло!

Часы на главной кухне начинают отсчитывать время вспять - у нас с Орловским три часа на подготовку продуктов и на то, чтобы приготовить и сервировать закуску. А я думаю совсем не о готовке - все мысли о том, что же скажет мне Андрей мгновением позже. И он произносит немного не то, что я ожидаю, но всё же это лучше, чем просто молчание.

- Так, ты принимайся за утку конфи, я - делаю тесто для коржей. Ему нужно будет хорошенько расстояться. Хорошо?

Мне очень хочется верить, что это первый шаг к нашему примирению со стороны Андрея, и говорит он со мной вполне дружелюбно потому что хочет этого сам, а не потому что так диктуют правила «Законов вкуса». Киваю, стараясь улыбнуться, хотя, понимаю, что со стороны выгляжу так, будто лицо свело судорогой. Потому что снова - водоворот самых разнообразных чувств и эмоций. И потому что напрочь не знаю, что стану делать, оказавшись у плиты.


Отрывок 7


В последующие часа полтора я буквально приклеена к духовке. И это ощутимо раздражает. Орловский за это время перекинулся со мной от силы парой слов. Он внешне спокоен, собран, будто не на финале шоу находится, а готовит на собственной кухне ужин для пары-тройки ближайших друзей. Я даже не знаю, радоваться мне или горевать, что он меня игнорирует. На процессе готовки это никак не сказывается - каждый занимается своим делом. А то, что я нервничаю - это нормально. Всё же не каждый день сталкиваюсь с подобным.

Наконец мне удаётся выровнять температуру жира, она больше не скачет туда-обратно, и я оставляю конфи томиться, а сама подхожу к Андрею. Он что-то сосредоточенно смешивает в блендере.

- Приготовить кассуле с уткой - твоя идея? - спрашиваю с интересом, который, как мне кажется, так и сквозит в моём голосе. Но Орловский воспринимает мой вопрос настороженно.

- Да. Ты имеешь что-то против?

- Нет. С чего ты взял? Мне можно начинать его готовить?

- Давно уже нужно. Мы не в графике.

Он произносит слова равнодушно, как будто ему наплевать на всё: в графике мы или нет. Есть я рядом или нет. И хочется его встряхнуть, чтобы перестал быть таким. Но, разумеется, я сдерживаюсь. Если уж ему безразлично всё происходящее, для меня оно тоже должно стать таковым. Только вот почему-то не становится.

От мыслей о том, что он ни слова не ответил на моё признание, я стараюсь отмахиваться. Всё после. Сейчас совсем нет необходимости об этом думать.

- Ничего страшного, я успею сварить фасоль до того, как мы уйдём на перерыв.

- Ага.

- Чёрт, я же её не замочила!

- Я это сделал. Не шесть часов, но будем надеяться, что хватит и трёх.

- Каких трёх? Её уже нужно ставить на плиту!

Я всё же не сдерживаюсь - повышаю голос, хотя, клянусь, совсем не желала этого делать.

- Рита… У нас впереди две закуски. Это финал. Пять блюд, помнишь?

Господи, ну почему мне так хочется треснуть этого невыносимого Орловского? И за его тон, и за то, что мы с ним даже не обговорили меню, стратегию, обязанности каждого, в конце концов.

- Хорошо… Хорошо, - уговариваю я себя успокоиться. - Пять блюд. Кассуле подаём третьим или четвёртым? У меня всё смешалось в голове.

- Третьим. Гребешками займёшься?

- Да.

Всё, на этом и я планирую отвечать Орловскому односложно. Хватит делать из меня врага народа, или маленькую несмышлёную девочку, которая не разбирается ни в чём из того, что знает как дважды два супер-шеф этого вечера. Итак, у нас впереди две закуски, три часа до подачи первого горячего, и полный ералаш в моей несчастной голове. Нужно сосредоточиться. Всё остальное потом.

Гребешками я заканчиваю заниматься ровно за полчаса до подачи. А это значит - у нас с Орловским полнейшая катастрофа со временем. Их ещё нужно будет обжарить, приготовить к ним салат, и сервировать миллион порций. Часть достанется экспертному жюри, остальные - отнесут нашим гостям, которые в данный момент поддерживают нас, выкрикивая какие-то подбадривающие лозунги. Я почти не разбираюсь в том, что слышу. В ушах - ватная тишина, руки трясутся, когда я расставляю тарелки на столе. Но всё же замечаю - Орловский вышел из своего притворного состояния спокойствия, и тоже начал нервничать. Этот вывод вызывает меня улыбку удовлетворения.

Он хмурится, ставит сковороду на плиту, нелепо промахнувшись мимо той конфорки, которая зажжена.

- Я обжарю, ты на салате, - безапелляционно заявляю я Орловскому, забирая сковороду и водружая её на огонь. И слышу едва слышное, произнесённое с полуулыбкой на губах:

- Спасибо.

Что ж, по крайней мере, теперь у нас есть крохотный шанс не прибить друг друга до конца финала.

Подав блюда жюри, мы отправляемся в небольшую комнату, переждать несколько минут, пока эксперты будут пробовать наши закуски. Я очень стараюсь не думать о том, что в этот самый момент они накладывают себе на тарелки наши гребешки, кладут их в рот, а после - обсуждают, что нам удалось, а что - нет. Но так или иначе перед мысленным взором всплывают лица всемирно-известных шеф-поваров, которых сегодня мы кормим своей стряпнёй.

- Ты всё таки здесь, - обращается ко мне сидящая на противоположном диване Милена, как будто до этого момента она меня просто не замечала. Ни на кухне, ни рядом с собой. - Пронзительная речь, кстати. Я едва не растрогалась до слёз, - цедит она слова с мерзкой улыбкой.

Но не успеваю я ей ответить, вступается Орловский.

- Мила…

Её имя в его устах звучит с привкусом такой угрозы, что глаза округляются даже у меня. Что уж говорить про цаплю, которая, надо отдать ей должное, сразу же берёт себя в руки. Удивление, больше похожее на шок, мгновенно сменяется на её лице выражением надменности.

- А что, Андрей, тебе так не показалось? Нет, правда, я не пойму, почему я не могу обсудить то, что было выставлено на обозрение всей стране?

В любой другой ситуации я испытала бы злость и раздражение, вылившиеся во что-нибудь вроде мини-ссоры с цаплей, но не сейчас. В данный момент я чувствовала только превосходство. Наверняка настолько вывести Милену из себя, удавалось далеко не каждому. Но сообщить ей о том, что мне очень приятна её реакция, я не успеваю - в беседу вновь вступает Орловский.

- Мил, давай без этого, хорошо? Здесь мы только соперники, больше ничего. И я бы предпочёл, чтобы сегодня всё крутилось только вокруг съёмок.

- А я разве о чём-то ином? - вскидывает бровь Милена, так и продолжая стоять на своём. Но тут же прибавляет, будто решила идти на мировую: - Окей, мы только соперники, уговорил.

Я мысленно выдыхаю - по крайней мере, на те часы, что отведены съёмке, мы с Андреем будем избавлены от комментариев Милены. Впрочем, от размышлений об этом меня отвлекает следующая фраза цапли. Поднявшись с дивана, когда нас зовут на кухню продолжать готовить, она бросает краткое, словно бы в никуда:

- Сделаем вид, что противостояние имеет хоть какой-то смысл.

Мысли о том, что Милена имела ввиду совершенно конкретные вещи, когда говорила свою сакраментальную фразу, не дают мне покоя, но обсудить с Орловским, верны ли мои предположения, у меня нет ни единого шанса - мешает наличие камер. По правде говоря, внутри меня такой пожар злости и возмущения, что кажется, от меня способен воспламениться даже жгучий перец. Нет, я конечно понимала сразу, что цапля имеет самое непосредственное отношение к этому проекту, но услышать то, что она произнесла, и осознать, насколько хрупкими и призрачными были наши шансы на победу всё это время - не самая приятная вещь на свете.

- Похоже, тут всё ясно, - подмигнув мне, постановляет Андрей, проверяя утку-конфи.

- Это мы ещё посмотрим, - вполголоса отвечаю ему, и в этот момент чувствую… облегчение.

Я знаю это выражение лица Орловского. Знаю досконально с самого детства. Оно обычно появляется у него, когда что-то разочаровало его настолько, что скрывать эмоции нет сил. Но сейчас разочарование направлено на вполне конкретного человека, и это, как вы понимаете, не я. Снова ощущение такое, что мы с Орловским сблизились, и что не было этих жутких дней недопонимания.