Закончив выплату компенсации не только Беки, но всем пострадавшим от ваших грабежей, кроме меня, можете написать мне (не сейчас, несколько позднее) на Сан-Франциско. Сроки я предоставляю на ваше усмотрение — пока я не тороплюсь возвращаться в Кристалл-Сити. Когда я вернусь и вернусь ли вообще — зависит только от вас. Чем скорее вы выплатите долг, тем скорее увидитесь с любимой дочерью.

Что касается потомства, то я сделаю все от меня зависящее, чтобы в самое ближайшее время у вас появился внук. Этот долг я выполню с огромным удовольствием. Познакомитесь ли вы с вашим внуком, зависит опять же от того, когда и как вы выполните мои требования.

Привет и самые добрые пожелания Марте. Через несколько недель мы с Лорел закончим затянувшийся медовый месяц и переедем в Сан-Франциско. Пишите туда.

Ваш зять Брендон Прескотт».


Исписанные странички выпали из безжизненных пальцев Лорел. Вот оно, предательство! Она словно окаменела, холод охватил ее душу. Предательство!

Слишком потрясенная для того, чтобы расплакаться, Лорел с болью взглянула своими огромными глазами в лицо человека, которого она любила больше всего на свете, в которого верила, которому доверяла… до последнего времени. Впрочем, нет, она и сейчас его любит. Это сильнее ее. А вот доверие подорвано, к беспомощной любви примешались боль и гнев.

Лорел не плакала, не билась в отчаянии, не кричала на Брендона. Она просто сидела и смотрела на чужого мужчину, который был ее мужем, и свет меркнул в лавандовых глазах Лорел. Ей стал неприятен сам вид этого человека, которого она, казалось, хорошо знала, этого предателя, который растоптал драгоценный дар любви, оставив ей лишь жалкие обломки в дребезги разбитых грез. И она отвернулась от него.

Лорел поднялась с пола и молча вышла из комнаты, не обратив внимания на его зов. Со спокойной деловитостью она принялась паковать чемодан, аккуратно складывала каждую вещь, чтобы она не помялась. Уголком глаза она заметила, что Брендон вошел в комнату, но ее это не тронуло. Внутри нее все умерло, чувства ее где-то в глубоких тайниках души сковал толстый слой льда. Ничтожной частицей своего разума, не отказавшей ей, она понимала, что овладевшее ею неземное спокойствие — великое для нее благо, ибо, не позволяя предаваться боли — убийственной сердечной муке, — помогает Лорел сдерживаться.

Только один жест Лорел показал Брендону, как глубоко она уязвлена в своих чувствах. На туалетном столике сидела кукла из цветов, которую он купил Лорел при посещении плавучих садов. Лорел долго держала ее в руках, рассматривала и нежно гладила разноцветные лепестки, а потом выбросила в мусорную корзину, молча повернулась и, не оглядываясь, ушла.


В поезде, который мчал их в Чиуауа, они почти всю дорогу молчали. Лорел спокойно смотрела в грязное окно, хотя глаза ее ничего не замечали. Несколько раз Брендон порывался заговорить, но она отмалчивалась.

Он был в полной растерянности и не знал, что предпринять. Видит Бог, он никак не хотел ее обидеть! Он ведь безумно любит Лорел! Надо найти какие-то слова, чтобы урезонить ее, попытаться объяснить, что им руководило, но так, чтобы не огорчить Лорел еще больше. Но ведь она может рассердиться или разрыдаться в истерике, что делать тогда? Тем не менее Брендон решил сделать попытку объясниться.

Он взял ее руку, но она невольно вскинулась и попыталась забрать ее. Он, однако, не выпускал ее руку из своей, и Лорел пришлось примириться с этим, но пальцы ее безжизненно лежали в его кулаке, и смотрела она упорно в сторону, чтобы не видеть Брендона. Это огорчило его, он нахмурился. От ненависти к нему она даже не выносит его прикосновения! Боже, какой кошмар! И винить некого — кроме себя и… и Рекса!

— Лорел, я никак не предполагал, что письмо попадет в твои руки, — сказал он мягко.

Она бросила на него быстрый взгляд, давая понять, что не сомневается правдивости его слов, и отвернулась.

— Ты меня ненавидишь, Лорел? — продолжал Брендон, стараясь поймать ее взгляд, обращенный в другую сторону, и моля Бога, чтобы она не ответила «да».

— Не знаю, — вымолвила наконец Лорел дрожащими губами. — Может быть. Сейчас я сама затрудняюсь сказать, что я испытываю.

Эти слова больно задели Брендона. Неужели он убил ее любовь навсегда? Или сердце ее только ранено, со временем исцелится, и любовь вернется назад?

В его голове стучал другой вопрос, требовавший немедленного ответа.

— Ты боишься меня, Лорел?

Он видел, что она вся напряглась и свободной рукой затеребила складки своей юбки.

— А мне следует тебя бояться? — прошелестела она настолько тихо, что он с трудом разобрал ее слова.

— Нет, любовь моя, ни за что. — Он в волнении сглотнул слюну. — Я знаю, что обидел тебя ужасно, но ведь я этого вовсе не хотел. Никогда я не стал бы тебя огорчать по доброй воле.

Наступило продолжительное молчание.

— А что это за угрозы в письме папе? — наконец спросила она решительно. — Какие последствия ты имеешь в виду?

Он на миг задумался, стараясь восстановить в памяти точные выражения из своего письма.

— Я хотел этим лишь сказать, что не позволю ему видеться или иным образом общаться с тобой, пока он не возместит украденное. Ни за что на свете я тебя пальцем никогда не трону, запомни навсегда. Ты моя жена и…

— Ты для того и женился на мне, Брендон? Чтобы отомстить папе за те ужасные прегрешения, в которых ты его винишь? — Голос ее дрожал, лицо было белее снега.

Вне себя от удивления, не в силах произнести ни слова, Брендон лишь тупо смотрел на Лорел. Откуда у нее такие мысли? Или он окончательно подорвал ее доверие к себе? Рассердившись на себя и на Лорел за то, что она смеет так думать, он вдруг вскипел.

— Ты так считаешь, Лорел?

Она медлила с ответом, что еще больше распалило его и пробудило забытые было сомнения.

— А ты, Лорел, почему ты вышла за меня замуж после стольких лет колебаний? Тебя вынудила любовь или страх, что я поймаю твоего папашу с поличным? Ты знала, что он все время ворует скот? Может, и женой моей стала лишь для того, чтобы мне было несподручно вывести на чистую воду собственного тестя?

Лорел повернулась к Брендону и с исказившимся лицом тихо, но твердо сказала:

— Нет, Брендон, ты не вправе так обо мне думать!

— Я и не хочу, но в моих словах есть известная логика.

— Как и в твоих утверждениях, что мой отец ворует скот! — Обида и гнев заставили ее говорить с необычайной резкостью: — Ты никогда не убедишь меня в этом, Брендон, тверди свое хоть миллион лет! У него масса недостатков, но он не вор и не убийца. Не будь ты ослеплен семейной антипатией, тебе и самому это было бы совершенно ясно. А сейчас ненависть застилает твои глаза, и ты видишь лишь то, что хотел бы видеть и что подталкивает тебя к отмщению, превращая Брендона Прескотта в какое-то чудовище!

— С другой стороны, Лорел, может, твоя любовь к отцу мешает тебе видеть вещи в их истинном свете. Но это лишь в том случае, если ты действительно не подозреваешь о его подвигах.

— Мне казалось, что я знаю тебя, Брендон. — В глазах Лорел блеснули непролитые слезы, грозившие ее задушить. — Но теперь я сомневаюсь, понимала ли я тебя на самом деле до конца. Сейчас, во всяком случае, ты мне не особенно нравишься. — После короткой паузы она помягчевшим голосом с сожалением произнесла: — Может, после всего, что произошло, нам лучше разойтись в разные стороны? У меня нет уверенности, что я хочу оставаться женой человека, который так мало уважает меня и моего отца.

Сердце Брендона внезапно замерло в груди. Затем, так же внезапно, начало бешено биться, быстро разгоняя кровь по сосудам.

— Нет! Ни за что! Ты никогда не бросишь меня, Лорел. Можешь любить меня или ненавидеть, можешь ругать, сколько твоей душе угодно, но ты моя, моя, и ничто на земле не сможет это изменить!


На ранчо Мигуэля новобрачные вернулись в довольно подавленном настроении. Все вокруг удивленно пожимали плечами. Но ведь, как известно, милые бранятся — только тешатся, испокон веков мужья и жены ни с того ни с сего ссорятся, а потом так же легко мирятся.

Мигуэль попытался вывести Брендона из уныния.

— В нашем раю не все в порядке? — улыбнулся он. — Вы, видно, не теряли там времени даром.

— Боюсь, дело серьезнее, чем может показаться, — со вздохом ответил Брендон. — Не исключено, что я испортил все навсегда, а это для меня страшнее смерти. Знай я выход из тупика — головы бы не пожалел.

— Так, может, стоит извиниться? — предложил Мигуэль.

— Лорел примет только одно извинение: если я полностью откажусь от обвинений в адрес ее отца и тем позволю ему и дальше грабить всю округу. Но моя совесть не позволяет мне этого. Я должен жить в мире с самим собой.

— Но и с Лорел тоже. Вы должны прийти к какому-нибудь согласию, иначе будете глубоко несчастны.

— Время, мой друг, — лучший лекарь, — вздохнул Брендон и потрепал друга по плечу. — Может помочь только время и… чудо, если оно произойдет.


Брендон решил, что правильнее всего дать Лорел время разобраться в своих чувствах, и старался не оказывать на нее давления. В последующие несколько дней он вел себя крайне сдержанно. Был с ней мил и внимателен, но, лежа каждую ночь рядом в постели, не дотрагивался до нее, хотя это давалось ему ценой титанических усилий. Его тело изнывало от тоски по ней, но холодность Лорел не располагала к тому, чтобы предаваться любви. Он твердо решил не давать ей больше поводов к тому, чтобы она прониклась к нему презрением.

Лорел, между тем, страдала в эти дни не только от шока, каким явилось для нее письмо Брендона, и высказанного Брендоном в запальчивости недоверия к ней, но и от его воздержания. Прежде он не мог оторвать рук от ее тела, а теперь всячески старался не коснуться его. Лорел была в смятении. Почему он не хочет любить ее? Она, конечно, сердится, полна обиды и разочарования, но желает его с прежней силой. Ее тело томилось по Брендону с неожиданной для нее самой страстью.