— Я не хочу тебя. Нет и нет.

Но она хотела. Боже, как она хотела! И Джонни знал это.

— Я хочу тебя, дорогая, — снова повторил он. — Я хочу…

— Я не желаю этого слышать! — Сердце Невады готово было выскочить из груди, ее колени дрожали. — Если ты сейчас же не отпустишь меня, я закричу на весь сад.

Джонни удовлетворенно улыбнулся и снова повел ее в танце, прижимая миниатюрное трепещущее тело, прижимая ее бледную щеку к своей широкой груди и нашептывая на ухо:

— Чувствуешь, как бьется мое сердце? Оно стучит слишком часто, слышишь?

— Перестань, ради Бога, — тихо прошептала Невада, отводя щеку от его груди.

— Хорошо, извини. — Глаза Джонни указали на сапфировое ожерелье, украшавшее ее нежную кожу. — Я польщен, — снова заговорил он. — Я думал, что ты никогда уже не наденешь это ожерелье, из-за того что его подарил я.

К Неваде вернулась способность дерзить. Она подняла голову и посмотрела прямо в глаза Джонни.

— Напротив, — сказала она. — Я ношу его. Я часто надеваю это ожерелье. Почти всегда. Я надеваю ожерелье, чтобы не забыть, как дорого оно мне стоило.

Невада не отводила взгляда, и Джонни знал, что она говорит не о деньгах.

— Так вот, я не хочу платить снова ту же цену.

Глава 37

Подожди, Малькольм, — попросила Невада, когда экипаж остановился у дверей Лукас Плейс. Малькольм помог выйти своей матери и мисс Анабел и уже протянул руки Неваде. — Не торопись. Лучше покатаемся по берегу и посмотрим, как луна опускается в воды реки.

— Дорогая, уже второй час ночи.

— И сегодня воскресенье.

— Нет, это неразумно, — решительно возразил Малькольм. Он подхватил свою невесту за талию и вынес из ландо.

— Ты себе не представляешь, как это будет чудесно, — попыталась уговорить его Невада.

— Дорогая, что с тобой? — Малькольм взмахом руки отпустил Джесса с экипажем.

— Извини. Все в порядке, я.

Невада что-то услышала. Она оглянулась — одинокий всадник легким галопом ехал по засыпанной гравием дорожке. Невада задрожала, ее голос зазвучал очень взволнованно:

— Давай не пойдем в дом, Малькольм. Пойдем куда-нибудь…

— Дорогая Мэри, я обещал маме, что мы присоединимся к ней в библиотеке и выпьем по стаканчику перед сном.

— Нет, только не сегодня. — Невада схватила его за руку, увлекая в глубь аллеи, и оглядываясь через плечо на приближающегося всадника.

Дойдя до большого двора, она торопливо подвела Малькольма к старому тенистому вязу, постаравшись, чтобы он прислонился спиной к стволу.

— Что ты делаешь, любимая? — удивился Малькольм. — Ты сегодня сама не своя.

Невада обвила руками его шею:

— Поцелуй меня Малькольм. Поцелуй по-настоящему. Малькольм нервно рассмеялся, потом нагнул голову к ее лицу. Он поцеловал Неваду, но это был обычный мягкий, вежливый поцелуй. Ни огня, ни страсти, ни желания. Невада не отступалась. Она целовала его шею, ухо, подбородок.

— Я хочу, чтобы ты обнял меня, чтобы прикоснулся ко мне.

Ее губы вновь нашли его, она поцеловала его нетерпеливо и страстно, так, как хотела бы, чтобы целовали ее. Невада встретила только вежливый ответ. Закрыв глаза, она отчетливо слышала цоканье лошадиных подков. Сатана приближался к ней верхом на огромном вороном жеребце.

Невада неистово взмолилась:

— Малькольм, спаси меня! Прошу, дорогой, люби меня. — И снова целовала его.

Отодвинувшись от Невады, удерживая ее на расстоянии, Малькольм попытался разрядить обстановку:

— Я и раньше слышал такое от девушек.

— И чем же ты им отвечал, позволь тебя спросить? — настойчиво допытывалась Невада.

— Я все делал правильно.

— И что же ты делал? Гладил по головке и обещал никогда не вспоминать об их легкомыслии?

Вздохнув, она уронила руки и пошла прочь. Малькольм догнал ее, схватил за руку, сжал ее ладонь.

— Не огорчайся, Мэри. Наступит утро, и ты порадуешься, что мы не уступили страсти.

— Я порадуюсь? — равнодушно отозвалась Невада. — И ты?

— Да, да, мы оба. Теперь улыбнись мне, пойдем в дом и выпьем по стаканчику на ночь.

— Нет, Малькольм. Я не хочу улыбаться. Не хочу пить. Они дошли до крыльца и попали в луч света, падающий из открытой двери. Невада порывисто провела снизу вверх по лацканам вечернего костюма Малькольма, сплела пальцы у него на затылке.

— Последний шанс.

— Дорогая, ты говоришь как игрок. Так может выражаться только Джон. — Малькольм недовольно поморщился.

Ее гневный взгляд метнулся к его лицу.

— Правда? Может мне поставить на него? — Невада зло усмехнулась.

— Не говори такой чепухи, даже не думай, Мэри. Джон — нехороший человек. У него нет ни принципов, ни морали. Он недостоин даже находиться в одной комнате с такой леди, как ты. Буян с реки, да еще невысокого происхождения. Вот что такое Джон.

Пока Малькольм и его мама наслаждались бренди и болтовней в библиотеке, Невада, все еще в вечернем платье, при парадной прическе, с сапфировым ожерельем на шее, пыталась укрыться в своей комнате наверху. Как загнанный зверь, она металась из угла в угол, борясь с диким желанием, не отводя взгляда от высокого окна.

Но так продолжалось недолго. Не дожидаясь, пока все уснут, Невада вышла на широкий балкон и посмотрела на белый домик для гостей. Он был там, Невада знала, что Джонни должен быть там.

Не сняв вечернего костюма, в расстегнутой до пояса белой рубашке, открывавшей его смуглую грудь, не выпуская изо рта тлеющей сигары, Джонни метался в ярком лунном свете. Внезапно он остановился, как будто почуял ее присутствие. Он повернулся и пристально посмотрел на Неваду через разделяющий их широкий двор. Джонни застыл как статуя, расставив ноги, опустив руки. Ждал.

Не думая ни о чем, не глядя по сторонам, Невада добралась до задней лестницы, не отводя глаз от темной высокой фигуры, настолько подавлявшей ее волю, что Невада была бессильна против его зова. Торопливо спускаясь по ступеням, Невада еще не знала, что она ему скажет. Будет ли умолять оставить ее в покое? Или никогда не оставлять ее?

Лампы в библиотеке еще освещали прямоугольный участок газона, мягкий голос Малькольма и легкий смех Квинси звучали в ночном воздухе, а Невада, не слыша смеха, не обращая внимания на свет из окон, подобрав юбки голубого шелкового платья, мчалась сломя голову по освещенной луной лужайке навстречу своей судьбе.

Джонни не сделал ни шагу. Он неподвижно стоял на том же самом месте, сигара все еще тлела в его зубах, а блики лунного света играли на угольно-черных волосах. Наблюдая, как Невада бежит через широкий двор, словно испуганное дитя, Джонни задавал себе вопрос: что будет дальше? Будет ли она требовать его отъезда? Или бросится ему на шею?

Внезапно сердце Джонни забилось от волнения. Он понял, что лучшим событием в его пестрой и насыщенной жизни была та пьяная ночь с очаровательной девушкой, такой невинной и такой страстной одновременно.

Невада добежала до Джонни. Задыхаясь от быстрого бега, она остановилась, сложила руки на груди, посмотрела на него. Ее сердце бешено колотилось. Смуглое лицо Джонни оставалось в тени, так что она не могла видеть выражения его глаз. Но мощные мышцы его плеч и рук перекатывались под тканью костюма. Капельки пота блестели в темных волосах на его груди. Он выглядел таким большим и опасным, таким ошеломляюще мужественным. Джонни поднял темноволосую голову, вынул изо рта сигару и далеко отбросил ее. Он шагнул вперед, но не дотронулся до Невады. Она смотрела в его черные сверкающие глаза и дрожала.

— Джонни, я… я хочу… — начала она неуверенно.

— Я тоже хочу тебя, любимая, — решительно прервал ее Джонни. Он наклонился, взял тонкими длинными пальцами за драгоценное ожерелье и осторожно притянул ее к себе. Джонни наклонил голову. Его губы вплотную приблизились к лицу Невады. Жарким, как летняя ночь, голосом, он произнес:

— Я хочу раздеть тебя, любимая. Хочу, чтобы на тебе ничего не осталось, кроме этого ожерелья, что я подарил тебе когда-то.

Джонни поцеловал ее. Так, как страстный мужчина целует ту единственную женщину, перед которой не может устоять. Никакой нерешительности, никаких вопросов. Никакой осторожной и нежной прелюдии, никакой медленной подготовки. Джонни целовал Неваду с таким всепоглощающим жаром и желанием, что она полностью растворилась в этом желании и ответила со всем пылом изголодавшегося сердца.

С трудом овладев затвердевшими мускулами, Джонни поднял Неваду на руки и, не отрывая губ от ее лица, торопливо направился к домику. Пройдя через открытую дверь, он закрыл ее ногой и прошел через темную комнату к широкой кровати из красного дерева. Он опустил Неваду прямо на небрежно брошенные в изголовье белые шелковые подушки. Склонившись над ней, он взял ее вспыхнувшее лицо в свои ладони, легко коснулся рта своими губами и игриво прикусил нижнюю губу.

— Ничего, кроме ожерелья. Всю ночь, — сказал Джонни, не отрывая губ от лица Невады.

Она не отвечала. Она не могла ответить. Она с нетерпением ждала, когда он разденет ее. Невада любила этого большого смуглого мужчину всем сердцем, всей душой, и она не могла вообразить ничего прекраснее, чем заниматься любовью с драгоценным ожерельем на шее.

Легко поглаживая рукой ее запрокинутое лицо, Джонни сел на кровать рядом с Невадой, подогнув под себя одну ногу и спустив на пол вторую. В течение долгой напряженной минуты он смотрел, как лунный свет, проникающий через открытые окна, обливает ее голубым сиянием. Какой захватывающе красивой выглядела она в мерцающем голубом платье на белоснежных подушках. И какой захватывающе красивой будет она выглядеть на этой постели без этого платья.

Джонни нагнулся вперед, дотронулся до шеи Невады, поцеловал уголок ее рта.

— Ты так красива, Невада. Позволь мне любить тебя. Позволь мне любить тебя до самого рассвета.

— Я тоже хочу этого, Джонни, — только и смогла она ответить, и слова покорности замерли на губах, когда его длинные руки обхватили ее тело и стали нетерпеливо гладить ее спину и талию.