Валентина Кострова - Шерхан

Поэтому, когда нас схватили люди Каюма, я обрадовался. Вдвойне радовался, узнав, что нас ментам не отдадут. Я слышал об этом человеке, его имя старались произносить тихо и по необходимости. Впервые увидев вблизи Саида Каюма, дрожал всем телом. Дрожал, как тварь по Достоевскому. И первый отвел глаза, когда он устремил на меня пронзительный, тяжелый взгляд. Я его боялся. Тогда я его боялся, как и все, кто был рядом с ним и за пределами его влияния.

У меня появилась цель — стать таким же, как он или выше. Стать вершителем чужих Судеб. Школа, уроки в которой преподавали люди Каюма, называлась: «Выживи любой ценой». И я выжил. Я вгрызся зубами в шанс отомстить своему врагу. Понимал, что уйдут годы, прежде чем смогу посмотреть в холодные, ледяные светлые глаза и с улыбкой лишить его жизни, подарив мучительную смерть от своей руки. Он мне снился каждую ночь, поэтому его лицо никогда не забывал. Никогда!

В теле приятная усталость после плодотворной тренировки. Я кайфовал от легкой боли в мышцах. Иногда потаскать железки было милым делом, чем расслабиться в обществе какой-то телки. Хотя девушек я любил, как и развлекаться с ними разными способами, что предупреждение +18 кажется скромным. Все +25. Но иногда наступал такой период, что я, пресытившись сексом, мог неделями его сторониться и зависал в тренажерном зале.

Паркуюсь возле обыкновенной девятиэтажной панельки. Конечно, мог купить квартиру в каком-то элитном доме, с охраняемой территорией, с видеонаблюдением, платить бешеные счета за коммуналку и думать, что защищен. На самом деле это иллюзия. Никакая охранная система и охранники, которые чаще всего пенсионеры, не спасут от проникновения на частную территорию. Я знаю эту кухню изнутри, поэтому не обманывался на счет красивой рекламы об элитных комплексах и коттеджных поселков.

Поэтому, когда встал вопрос о приобретении жилплощади, купил то, на что легла душа. Наверное, во мне еще говорил детдомовский, обещанная от государства квартира мне не досталась, комната в каком-то бараке на окраине города — это да. Это стало моим логовом, где я зализывал свои раны и строил новые планы на будущее. Аттестат «школы» получил с отличием, в виде условных сроков, которые благодаря блату людей Каюма никогда не приобретали реальные черты, я не знал, что значит жить за решеткой, глядя на небо только через мелкие квадратики. Несколько шрамов, как высшая оценка, уважение и первый шаг в самостоятельный путь. Первое дело, которое сделало меня тем, кем я сейчас являюсь.

И любил свою двушку с небольшой кухней для двоих. Я по жизни одиночка, поэтому размеры квартиры устраивали, вряд ли у меня появится семья, чтобы думать о расширении. Единственное в чем я не смог себе отказать, это в качественном дорогом ремонте. Мне хотелось возвращаться в свою берлогу и отдыхать душой и телом. Комфорт ценил превыше всего, поэтому не экономил на обустройство своего жилья. Не стремился к большим квадратным метрам, да не понимал зачем они мне. Был период, когда задумывался о своем доме, но взвесив все «за» и «против», пришел к выводу, что мне он ни к чему.

Соседки на скамейке возле подъезда умиляли, веселили, для них я был очень вежливым, воспитанным мальчиком, который никогда не отказывал в помощи. И ничего страшного, что мой железный конь очень сильно выделялся среди бюджетных машин. Они все считали, что я живу в ипотеке и автокредите. Когда в соседнем подъезде поселился тоже одинокий мужчина с «Крузаком», моя скромная персона перестала волновать пожилых женщин.

— Здравствуй, Ярослав! — возле меня замерла одна из местных сплетниц, божий одуванчик, который всегда на голове делал прическу а-ля пудель. Подавив в себе глухое раздражение, разговаривать не хотелось, улыбнулся, доставая пакеты с едой и бутылками виски. Планировал немного расслабиться. Слава Богу, они были черными. Бутылки не заметят, а вот услышать могут. Спортивную сумку закидываю на плечо. Закрываю машину с ключа.

— Добрый вечер, Анна Петровна! Как ваше здоровье? — бабулька жила со мною в одном подъезде на пятом этаже, поэтому мы вместе направились в одну сторону. Заметил в руках сумку с продуктами. — Давайте я вам помогу! — хренов тимуровец, у самого все руки заняты и еще пакет сверху. Мало было штанги в зале, нужно теперь потаскать продукты.

— Ой, как это мило с твоей стороны! — радостно воскликнула Анна Петровна. Ее сумка для меня как пакет с хлебом и молоком. — Что-то редко стал появляться дома, работа?

— Работа. Работа и еще раз работа, — если бы только бабуля знала, чем я занимался, не шла бы рядом, не смотрела добродушно. Но все думали, что у меня работа типа вахтовика. Ибо дома повалялся, как татарское войско, набегами, собирая с местных горожан, вернее должников, дань своему ханству.

— Негоже себя так загонять, надо тебе жениться, чтобы спешил домой, к жене и деткам! — косится на мои пакеты, как на зло бутылки звякнули. Седые брови сошлись в одну линию. Я сделал вид, что страдаю частичной глухотой. — У Татьяны Викторовны, внучка приехала из другого города, милая девочка. Выросла на наших глазах. Родители в свое время уехали на Север на заработки, так там и остались, а девочка была с бабушкой.

— Родители покрылись вечной мерзлотой? — ехидничаю, а у самого появилось подобие сочувствия к этой девушке. Я знаю не понаслышке, что значит расти без родителей, разница в том, что у той хоть бабушка была, а у меня никого. И она росла в домашней обстановке, накормленная, одетая и обутая. Я же не всегда имел возможность поужинать, потому что в детдоме мне из принципа не давали ужин, особенно если за мною был косяк. Наказывать боялись, действовали крысиными методами. Обувь и одежду донашивал за старшими. Чувствовал себя лохом, поэтому сейчас еда и одежда — это прям пункт номер один в моих жизненных потребностях.

— Нет. Они развелись и каждый создал себе новую семью, девочка никому не нужна была. Вышла замуж, мы тут думали, что по любви, а оказалось, что беременная. Родила Дашулю. Казалось, живи да радуйся, не шиковали, но жили хорошо. А потом Саша встретил какую-то шалаву, и та увела его из семьи! — в голосе столько осуждения, что я непроизвольно усмехаюсь. Значит жена не удовлетворяла, раз какая-та шалава лучше умела обращаться с «рычагом» у мужика.

— Анна Петровна, мужика из семьи ни одна шваль не сможет увести, если ему действительно дорога жена и ребенок. Если нет, то сейчас одна уведет, у той другая и так без конца. Да и что за мужик, который думает сначала одним местом, потом включает мозг, если включает! Поэтому в браки по залету я не верю, всегда ощущение, что кто-то кого-то заманил насильно в клетку! А пословица: «стерпится-слюбится» — в наше время не актуальна. Это раньше развод был позором, сейчас к этому относятся проще!

— Но я бы порекомендовала тебе присмотреть к Алле! — и смотрит на меня оценивающе, взглядом свахи, словно и не слышала моих слов. Мы дошли до подъезда. — Она хорошая, умница, вкусно готовит, чистоплотная! Татьяна Викторовна, как бывший хирург, очень любит стерильность и внучке привила эту черту! — Что? Очередной выпуск Гузеевой и Сябитовой местного формата? Как-то наткнулся на эту передачу, когда остался дома. Ради прикола посмотрел, потом плевался только так. Не верил я в реальность этого шоу. Поэтому сейчас я вроде не подписывался на такую авантюру, как женить себя на какой-то внучке бывшего хирурга. И точно не буду знакомиться повернутой на чистоте девке! Наверное, перед сексом еще потребует справку от венеролога, заставит принять душ и тщательно подмыться с щелочным мылом!

— Таких еще выпускают? Или последний экземпляр? — перекладываю все пакеты в одну руку, достаю из карманов ключ от домофона. — Давайте я свою личную жизнь устрою сам, без чьей-либо помощи. Чай уже мальчик большой! — смягчаю свои слова очаровательной улыбкой, открываю дверь и держу, пока старушка, улыбнувшись мне в ответ, заходит. Я тоже собираюсь скрыться в темном подъезде, как меня окликают:

— Яр!

Оборачиваюсь. Неподалеку стоит Гриша и Лена. Можно сказать, единственные друзья из юности.

Гришу я знал с пятнадцати лет. Мы с ним познакомились на улице. Да-да, раньше люди знакомились на улице, подросткам проще найти общую тему для разговора, чем незнакомым взрослым людям. Мы были из оперы «плохой и хороший». Гриша был в курсе, что я детдомовский, поэтому в конце лета потащил меня знакомиться с родителями, будто невесту на смотрины привел. Помню, жутко волновался, мне хотелось понравится взрослым. Отец Гриши был высоким голубоглазым блондином, сын был точной копией своего папки, даже улыбался, как он. Открыто, широко, без намека на иронию. Дядя Юра был душой компанией, его любили и стар, и млад. И тогда дико начал завидовать своему другу, что у него есть такой хороший отец, к которому можно прийти за советом или просто высказаться. Дядя Юра всегда выслушает, даст совет, а если совета нет, просто подбодрит добрым словом.

Мама у Гриши была красавицей. Я никогда не видел вблизи таких ослепительных женщин. Женщина, на которую хотелось бесконечно смотреть и смотреть, даже не моргать. Она была идеальной. Во всем. И во внешности. Смуглая, темноволосая, с голубыми глазами, как небо, веселая, всегда улыбчивая. Женщина-весна, женщина- песенка, женщина-улыбка. Я никогда не видел ее грустной. И для меня у нее находилась минутка внимания. Ночью мечтал, фантазировал, представлял себя на месте Гриши и был счастлив. Мне было хорошо в своем воображаемом мире. Поэтому вскоре стал частным гостем в этой семье. Дружба с Гришей благотворно на меня влияла, так как видя, что в их семье принято обсуждать прочитанные книги, ходить в театр, элегантно одеваться, следить за собой не только внешне, но и как ты себя ведешь — я делал все, чтобы хоть капельку быть достойным находиться среди этих прекрасных людей. Правда, мне пришлось скрывать свои темные делишки, лгать, чем занимаюсь в свободное время, но считал, что делаю все во благо. Полину я не мог простить тому уроду.