— Лера! — слышу обеспокоенный голос Яра, не вижу его, ищу на ощупь его руку, так как чувствую исходившее от него тепло рядом с собою. Он ловит мою ладонь, сжимает. — Я рядом! — обнимает меня за плечи и целует в висок. Сердце успокаивается, дыхание выравнивается, в глазах постепенно появляется четкость картинки. Смотрю в зеленые глаза, в них застыла тревога.

— Я хочу перед тобой извиниться. Я была не права в каждом своем поступке. Я не должна была тебя обвинять в гибели нашего ребенка, не должна была сбегать от проблем, ведь по сути от них не убежишь, если они в голове. Прости меня… — обнимаю его за шею, утыкаюсь лицом в грудь, жадно вдыхая забытый аромат его парфюма.

— Ты ни в чем не виновата, малыш, — его ладони гладят мою спину, и мне кажется, что нет более уютного места, чем его объятия. В них становится сразу спокойно, сладко, умиротворенно. Словно вернулся домой после долгих странствий.

— Я тебя бросила…

— Ну если вспомнить наш последний разговор, то это я тебя бросил, — смеется, заставляя взглянуть ему в лицо. — Лер, я бы все равно тебя отправил куда-нибудь. Не спрашивай почему, надо было, однако ты сама все решила. Единственное, что меня выбило из колеи — смерть Гриши. Тогда я был на тебя зол, что в нужную мне минуту не оказалась рядом.

— Прости…

— Тебе прощу, — гладит по щеке, целует кончик носа. — Тебе я многое прощу, потому что люблю! — его глаза рядом, в них отражается весь мой мир. Я понимаю, что сейчас надо в ответ говорить слова любви, но молчу. Ведь именно полгода назад, услышав свой диагноз, я поняла, что не посмею связать любимого по рукам и ногам. Он достоин лучшей жизни и лучшей девушки, чем я.

— Яр… — тереблю пуговицу на его полосатой рубашке, смотрю на ключицы, выглядывающие из ворота. — Я больна.

— Мною? — из-за этой хитрой улыбки мое сердце в груди совершает кувырок. — Это нормально, Лер, не лечится, тебе придется всю жизнь с этим диагнозом ходить: «Больна Тигром».

— Этот диагноз был мне известен еще в первую встречу! — смеюсь, на время отодвигая признания.

— Помнится, что в первую встречу ты планировала подать на меня в суд.

— Ты сломал мой велосипед, между прочим до сих не возместил ущерб!

— Дорогая, я куплю тебе сотни этих велосипедов, если они тебе так нужны! — Яр нагибается ко мне и целует в губы, просто прижимается, не требуя никакого ответа. — Я тебя никуда не отпущу! — шепчет мне, лаская своим дыханием. И тут я понимаю, что вечно прятать голову в песок невозможно, обманываться и обманывать тоже нельзя.

— Яр, я больна, серьезно больна. Когда уехала в Москву после похорон Гриши, у меня стала часто болеть голова, перед глазами иногда возникала темнота, что я ничего не видела. Однажды во время съемки упала в обморок, очнулась, поняла, что со мною что-то происходит. Потом позвонила Вика и сказала, что тебя обвиняют в убийстве. Оставив все в столице, прилетела в Сочи. Я приходила к тебе, но мне отказали в свидании, сказав, что положено только родственникам и жене, а я была тебе никто. Не совсем оправившись от потери ребенка, ты тут за решеткой, у меня случился нервный срыв, я не справилась с навалившимися испытаниями. Папа потребовал лечь в больницу, пройти обследование. В общем, у меня рак.

— Шутка? — Яр смотрит на меня с подозрением. — Не слишком много в моей жизни этой хрени? Лер, не надо создавать драму, чтобы я тебя там простил, пожалел, понял, я и без этой ерунды все твои грехи отпущу, и готов начать с чистого листа именно с тобою.

— Яр, это не шутки, — он сжимает до скрежета зубы, отворачивается к окну. Закусив нижнюю губу зубами, долго молчит, так долго, что мне уже хочется закрыть уши руками. — Я не хочу, чтобы ты был связан по рукам и ногам. Верю, что любишь, я тоже люблю, но такова жизнь…

— Заткнись, — грубо обрывает Ярослав, смотря на меня жестким взглядом. — У меня остались связи в Москве после Гриши, мы едем сначала туда на повторное обследование, потом в Израиль.

— Яр, тут тоже хороший доктор. Он не будет ставить липовые диагнозы.

— А я не верю. Пусть мне все медики мира лучших клиник об этом скажут и тогда еще подумаю, смиряться или нет. Одного я потерял, не собираюсь терять тебя! Ясно? — он не кричал, не говорил, он просто рычал, утробно, грозно.

Я осторожно беру его ладонь, прижимаю к своей щеке, он смотрит на мои действия прищуренным взглядом. Я не знаю, что нас ждет завтра или послезавтра, я не знаю, будем ли мы вместе через год иль два, но сейчас он был рядом со мною. Целую его ладонь тыльной стороной, вновь прижимаюсь щекой, прикрывая глаза. Его пальцы дрогнули, нежно стал гладить кожу лица. Тонкая нить между нами натянулась, вновь ослабла, завязалась узелочком, чтобы никогда не развязаться.

— Я люблю тебя. Прости за все. Обещать ничего не стану, но буду любить тебя пока дышу, живу.

— Какие — то романтические сопли у тебя, Лера, потекли. Извини, платка с собою нет! — сердце мое как сумасшедшее бьется уже не в области груди, а где-то в области живота, а невообразимая нежность, благодарность к этому человеку топит меня с головой. Да, я совершила ошибку, но сейчас готова была отдать жизнь за этого человека, ибо он — мое все.

Доктор смотрит последние результаты анализов. Нервно ерзаю на своем стуле, не понимая, как Яр может спокойно сидеть на своем месте и терпеливо ждать, иногда мне казалось, что ему все равно, что со мною делают, какие рекомендации оставляют и куда направляют. Но на самом деле, это конечно не так, он с самого первого дня, как мы оказались в Москве, держал мою руку в своей ладони и не выпускал ее ни на минуту. Если бы не его уверенность в том, что болезнь плод моей фантазии, защитная реакция организма на стресс, я бы не рискнула вновь ложиться в больницу и терпеть все манипуляции с собою. Но раз Яр сказал надо, значит надо, я с ним не спорила.

— Все очень странно. Ни один анализ не совпадает с ранее сделанными анализами у вас в городе, — Петр Романович смотрит на нас поверх очков, но больше смотрит на Яра, который изогнул вопросительно бровь.

— Болезнь была, потом резко испарилась, — он усмехается, переводит на меня насмешливый взгляд, подмигивает. Я неуверенно улыбаюсь ему в ответ. Его сила в своей твердости меня приободряла, но не кидалась в омут с головой в надежду, ибо потом будет больно понимать, что все напрасно.

— Если смотреть на все анализы, узи, здоровый человек, — Петр Романович улыбается. — Вам не болезни придумывать, а имена для ребенка.

— Какого ребенка? — всполошилась я, выдергивая руку из ладони Яра. — Непорочное зачатие давно кануло в историю.

— Ну, если вы поторопитесь, то успеете еще ухватить овуляцию за хвост и потом порадовать нас через месяц радостной новостью. Репродуктивное отделение в другом корпусе, я порекомендую вам одного замечательного врача, будет с вами с первого дня постановки на учет и до первого крика ребенка.

— А рак? — я не понимала врача, не догоняла умиротворенное выражение лица Ярослава, я так долго жила с мыслью о том, что мои дни идут на счет, а тут говорят о каком-то ребенке.

— Лера, если вы не верите моему слову, я могу отдать вам выписки, карточки и результаты узи, можете ехать в другую клинику, может уехать заграницу, но везде вам скажут одно и тоже: вы абсолютно здоровая девушка, которой остается только радоваться жизни и создавать семью.

— Я не сомневаюсь в том, что вы говорите правду, но как тогда объясните, что меня пичкали таблетками, говорили о моих последних днях?

— Я могу только предположить, почему случилась такая ситуация: перепутали анализы. Перепроверять никто не стал. Вам повезло, что медикаменты выписали не самые сильнодействующие.

— Но была слабость, темнота в глазах…

— Нервный срыв у вас все-таки был, поэтому эти симптомы присутствовали, месяц возле лазурного моря, на теплом солнышке, без тревог и забот, все окончательно придет в норму.

— Я могу прям сейчас забеременеть? — вновь вернулась к вопросу, который меня тревожил с того момента, как Петр Романович стал говорить о том, что страшной болезни нет.

— Да хоть прям сейчас приступайте, — доктор посмеивается, смотрит на молчаливого Яра. — Только не в моем кабинете и не подсобном помещении.

— Спасибо, доктор, воспользуемся вашими рекомендациями, — Ярослав встает с кресла, тем самым вынуждая меня и Петра Романовича тоже встать. Мужчины пожимают друг другу руки, я послушно стою рядом со своим Тигром, все еще пребывая в непонятной прострации.

— Надеюсь по моей части мы с вами не увидимся, а врач-гинеколога я данные вам вышлю на мобильный телефон.

— Спасибо, — Яр скупо улыбается, берет меня под локоть и выводит из кабинета. Я широко раскрываю глаза, только сейчас осознав, что у меня вся жизнь впереди, что у меня будет ребенок, у меня будет жизнь с любимым человеком. Смотрю влюбленными глазами на профиль Ярослава.

— Лера, прекрати на меня так смотреть, иначе затащу в запретную кладовку и приступлю к оплодотворению твоих готовых яйцеклеток, — бросает на меня быстрый взгляд, ухмыляется, а я как дурочка млею.

— Ты знаешь, как я тебя люблю?

— До самой Луны и обратно?

— Нет, я просто тебя люблю, — Яр притормаживает наш ход, смотрит по сторонам, увлекает меня к какой-то двери.

— Что ты делаешь? — испуганным шепотом спрашиваю, когда мы с ним оказываемся в каком-то помещение, где стояли стеллажи с формой для медперсонала, коробки с салфетками, капельницами, одноразовыми перчатками, затертая кушетка и пара таких же старых кресел. Слышу щелчок закрываемой двери, Ярослав поворачивается ко мне лицом, хищно улыбается, расстегивает свой темно-синий пиджак, небрежно кидает его на одно из кресел.

— Я передумал ждать, — расстегивает ремень на брюках от костюма, удивленно вскидываю брови. Обхватывает одной рукой мою талию, притягивает к своей груди, второй фиксирует мое лицо и целует. Жадно, хищно, нетерпеливо. Это наш первый такой сильный поцелуй, до этого Ярослав не позволял себе никаких вольностей, кроме целомудренного поцелуя в лоб или щечку, редко удавалось урвать скромный поцелуй в губы.