– Джо, умоляю, прекрати плакать. Прости меня, пожалуйста. Я очень испугался за сына, а в такие моменты часто делаю глупости. Умоляю, успокойся, дорогая…

Губы коснулись ее виска, слова согревали теплом и нежностью. По телу побежала дрожь, от смущения Джоан резко выдохнула и постаралась взять себя в руки. Какой смысл в его нежности и объятиях? Они лишь подпитывают в ней ненужную надежду. Он назвал ее дорогой? Нет, это не больше чем простое желание успокоить. И только поэтому руки его поглаживают ее спину, спускаются ниже к бедрам. Он лишь хочет, чтобы она перестала плакать и пришла в себя. Однако тело ее отказывалось соглашаться с мыслями, оно будто таяло, поддавшись очарованию улыбки и теплу ласковых слов.

– Джо…

Она насторожилась, провела рукой по лицу, вытирая следы слез, и прислушалась к ощущениям, пытаясь угадать, не обманывается ли вновь, не принимает ли желаемое за истинное. Скорее всего, это ложь. Откинув голову, Джоан вгляделась в глаза Беннейта, увидела в них раскаяние и сочувствие, но было в них и то, что ее испугало, – страсть. Она и представить не могла, что мужчина будет смотреть на нее так, даже любивший ее Альфред никогда не смотрел с таким вожделением.

Беннейт взял ее лицо в ладони, провел большим пальцем по щеке. В едва заметном движении было так много нежности, однако, зазвучав, голос показался ей странным, слишком хриплым, будто нечто царапало изнутри, мешая говорить.

– Скажи, и я уйду, Джо.

– Зачем? – воскликнула она, не подумав.

Беннейт обнял ее и тихо засмеялся, смущая еще больше.

– Зачем? Пожалуй, без всякой причины. Просто попроси меня остаться. Пожалуйста, Джо.

– Останься, Беннейт. Я хочу быть с тобой.

Он застонал, подхватил ее под ягодицы и рывком прижал к себе. И она почувствовала его возбуждение, его твердую плоть. В нем было столько неутоленного желания, что оно сжигало Беннейта изнутри. То, что всего несколько минут назад казалось невозможным, стало единственной целью.

– Джо, я так долго хочу тебя, я не могу больше сдерживаться…

Он будто прочел ее мысли, и теперь это казалось самым важным. Беннейт хочет ее, все остальное не имеет значения. Даже если причина в страхе, одиночестве и минутном помутнении разума. Сейчас он хочет только ее.

– Не сдерживайся, Беннейт.

Она замерла, ожидая, когда он поднимет ее юбки, прижмет к изножью кровати и возьмет прямо там, как делал Альфред в редких случаях, когда их близость случалась не на ложе. Позже он смотрел на нее виновато, а она чувствовала некоторую незавершенность, будто не случилось между ними чего-то главного. Сейчас не время думать об Альфреде, хотя избавиться от мыслей сложно. Вопреки охватившему тело желанию, думы ее были о другом. Беннейт получит то, что хочет, и уйдет, оставив ее вновь страдать в одиночестве.

Джоан подняла глаза, заметив, что руки его замерли. Нет, он не должен сейчас уйти. Она провела ладонью по килту.

– Беннейт, не останавливайся.

– Не спеши. – Волна теплого дыхания прокатилась по щеке и шее, волнуя, и она прижалась к нему. – Позволь мне насладиться каждым прикосновением, почувствовать тебя.

Слова оставляли ощущение важности и необходимости того, о чем он просил. Пальцы скользнули по руке, губы нежно сжали мочку ее уха, потом пробежали по шее, плечу – казалось, будто летний ветерок ласкает нежную кожу. Добравшись до груди, он сжал ее сосок, прикосновение отдалось жаром в лоне, вызвав горячий поток тягучей влаги.

Джоан положила руки ему на плечи, будто собиралась оттолкнуть, но вместо этого крепче прижала к себе, мечтая чувствовать его губы, покрывающие поцелуями все тело. Однако Беннейт не спешил, ладони скользили по спине Джо, осторожно исследуя каждый дюйм. Движения напоминали легкое колебание волн в южной бухте, где под обманчиво спокойной рябью скрывается сила и мощь стихии. Язык его касался тех мест, которые она никогда не считала чувствительными, теперь же сердце заходилось, дыхание учащалось, пальцы впивались в его спину.

– Прекрасная роза «осенний Дамаск», – прошептал Беннейт.

Возбуждение трепещущих тел сливалось, образуя единый поток энергии, требующей освобождения. Каждое прикосновение Беннейта говорило об этом, словно он не желал ничего другого на свете. Внезапно он замер, и лишь горячее дыхание оставалось единственным свидетельством бушующей страсти.

– Я должен сейчас уйти, но не могу. Впрочем, не мне решать. Я обязан спросить тебя, Джо. Решай.

Она не желала взваливать на себя это бремя, лучше бы он сам все решил за них обоих. Но слышать это было приятно, в некоторой степени слова стали подтверждением его уважения. Он не мог предложить большего и оставлял ей право выбора.

– Я хочу, чтобы сегодня ты был со мной, Беннейт. Пожалуйста, останься.

Напряжение от ожидания спало, руки сильнее обхватили ее, губы, больше не мягкие и нежные, а требовательные, впились, словно желали получить власть над ней. Джоан внутренне сжалась, когда он сбрасывал с нее одежды. Промедление тяготило, она мечтала, чтобы ожидаемый момент наступил скорее, и одновременно хотела оттянуть его, насладиться прелюдией. Ей было холодно и жарко, ласки подхлестывали нетерпение. Беннейт подхватил ее под ягодицы, поднял, заставляя раздвинуть ноги. Язык то дразнил, едва касаясь, то проникал глубже, доводя до неистовства, она не понимала, сколько прошло времени, прежде чем ее накрыла волна блаженства. Несмотря на обострившуюся чувствительность тела, она не заметила, как осталась в одной сорочке, как последнее, что оставалось на Беннейте, – килт – отлетело в сторону. Она осознала это, лишь ощутив кожей прохладу простыни в кровати. Беннейт стоял перед ней и смотрел не отрываясь. Смущение заставило свести колени, ноги сразу натолкнулись на теплую преграду его бедер. Они были такими же, как нагретые солнцем камни Седла Дьявола над обрывом. Ладонь легла ей на бедро и устремилась вверх, увлекая за собой сорочку, губы едва заметно шевелились, он шептал что-то, неслышно, будто самому себе. За его спиной плясал огонь в камине, создавая яркий ореол света вокруг фигуры, глаза сверкнули, как у пантеры перед охотой, и стали цвета обсидиана.

– Тебе нравится, когда я тебя глажу…

Беннейт наклонился к ее ноге. Перед прикосновением губ она ощутила прерывистое дыхание, оно словно гнало прочь все преграды, ткань рубашки поднималась выше к ее груди, временами останавливаясь, отчего Джо замирала в ожидании следующего прикосновения. Беннейт прижался к ее бедру, внизу живота что-то пульсировало, источая влагу, и стало местом сосредоточения всех ее мыслей. Джоан пыталась разобрать слова, но ничего не понимала, лишь чувствовала их возбуждающую энергию.

– Да, я сделаю это, – наконец громче произнес Беннейт, – но сначала хочу любоваться тобой, твоим телом. Я только об этом и думал после того, как целовал тебя в бухте. Тогда мне хотелось сорвать с тебя мокрую рубашку и ласкать твое тело, согреть изнутри, ощутить твой вкус…

Он положил ладони ей на талию, перевел на живот, провел по внутренней линии бедра, казалось, он исследовал ее, пытаясь запомнить очертания тела. Джоан закрыла глаза, теперь ничто не мешало ей наслаждаться ласками, даже красота самого Беннейта.

– Посмотри на меня. – Это была не просьба, скорее требование, произнесенное с нежностью и мужской суровостью одновременно. Если подчинение было одним из условий, она готова подчиниться, лишь бы он не останавливался.

Беннейт поднялся и встал на колени перед ней. Мягкие волосы на его ногах щекотали кожу. Он склонился и поцеловал ее в губы, руки ласкали грудь, еще прикрытую тонкой сорочкой, временами задерживаясь на розовых бугорках посредине.

Словно очнувшись ото сна, Джоан подняла руки и обняла Беннейта за спину. Нарастая внутри, желание поднималось, и она выдохнула его, Беннейт сжал зубами ее нижнюю губу, прежде чем изо рта вырвался стон. Она ответила ему, и руки сильнее сжали ее грудь. Джо изогнулась, чтобы сильнее прижаться к нему, ощутить так полно, как только возможно. Теперь она могла гладить его торс, которым любовалась с такой жадностью во время их поединка у конюшни. Волоски, которыми было покрыто почти все тело, приятно ласкали кожу ладони, бежавшая по его телу дрожь, говорившая о возбуждении, приносила радость предвкушения. Поцелуй становился все более глубоким, внезапно Беннейт обхватил ее запястья и прижал к подушкам над головой. Блики света от камина поднимались над ним, подсвечивая тело.

– Нет, Джо, не сейчас. Ты еще не готова.

– Готова, – эхом отозвалась она.

– Нет. Я хочу, чтобы мы ступили за край обрыва вместе, Джо. Ты должна быть только со мной.

Она тряхнула головой, не понимая, о чем он. Разве здесь есть кто-то еще?

– Не спеши, – раздался шепот над ухом.

Джоан едва не рассмеялась. Не спешить? Что он говорит? Верно, сошел с ума.

Ей казалось, он умирает от нетерпения. Широко распахнув глаза, она смотрела, как он развязывает ленты рубашки и одну за другой достает шпильки из волос. Казалось, каждая из них впивается в нее, раззадоривая, разжигая пламя. Кончиком языка он коснулся уголка ее губ и двинулся дальше, повторяя контур, словно хотел запомнить не только вкус, но и форму.

– Я хочу так же изучить каждую впадину, каждый дюйм.

Его слова окутали горящее тело легким шелковым покрывалом. Джоан не совсем поняла, о чем он, но жар лона все объяснил. Пальцы пробежали по телу и коснулись бугорка между ног.

– Да… – прошептал Беннейт и провел языком по дорожке, ведущей к нему от середины живота. – Ты уже чувствуешь меня там, внутри.

– Беннейт!

Она готова была кричать и умолять, желание требовало удовлетворения, и ждать не было сил. Пальцы его теребили волосы на лобке, она чувствовала, что они стали влажными от соков ее тела. Джоан не понимала, чего добивается Беннейт. Все происходящее очень отличалось от их близости с Альфредом, но казалось настоящим и правильным. Отбросив стыдливость, она повела бедрами, подаваясь вперед, навстречу наслаждению. Он глубже проник в ее тело, и она, вскрикнув, отстранилась, пораженная всплеском от столь легкого прикосновения.