Мария Зайцева - Шипучка для Сухого

Он принес цветы. Нежные пионы. Розовые и круглые. Обнимает, прижимает к себе.

— Привет, Олька.

Но я ответить не успеваю. На шее четкий след красной вульгарной помады.

Я замираю. Провожу пальцем.

Чувствую, как он застыл. А потом шумно выдохнул.

— Ольк…

Я отхожу в сторону. Смотрю на него. И чувствую, как затапливает ярость. И ревность. Невозможная, дикая, кошачья.

Он мне ничего не обещал. Это да. Но это не значит, что я ему что-то позволю.

Разворачиваюсь и иду на кухню.

Ужин же. Грела. Ждала.

Пока его там целовали женщины с вульгарными красными губами.

Когда я крашу губы, ему не нравится. Просит стереть, целовать неудобно. А на других, значит, все устраивает. Да?

Он идет следом. Вздыхает.

— Ольк, ну хватит, не выдумывай ничего. Это случайность.

Я разворачиваюсь.

Случайность, да? Прямо случайность? Случайно какая-то баба обняла тебя и чмокнула в шею? Да, Олег?

Взгляд падает на сковородку с любовно подогретым ужином.

Хватаю и швыряю в него.

Со всего размаха.

Реакция у него всегда была хорошая, уворачивается.

— Ой. Случайность. Прости.

— Ольк…

— А член у тебя не в помаде? А? Случайно?

— Хочешь посмотреть?

У него становится нехороший, тяжелый, дикий даже взгляд. И у меня от этого взгляда моментально так же тяжелеет в низу живота.

Я не собираюсь это анализировать и вообще думать об этом.

Я хочу, чтоб он получил по заслугам.

За мое ожидание, за мое беспокойство, за свое скотство, за то, что заставляет меня усомниться в себе.

Разделочная доска попадается под руку, тяжелая, деревянная.

Я хватаю, раздумывая — швырнуть или по голове двинуть?

Но времени на принятие решения у меня, оказывается, мало, потому что Олег неожиданно шагает ко мне, легко отбивает неловкий удар доской, перехватывает руки, смотрит.

Ноздри у него раздуваются бешено. Взгляд страшный, скользит по моему запрокинутому злому лицу.

Я цежу сквозь зубы злые ругательства. Я много знаю, ты удивишься, Олег, чему можно научиться, разъезжая по рабочим районам Питера.

Я приказываю ему убираться прочь.

Он усмехается, не выпускает моих дергающихся рук, а в следующее мгновение я уже у него на плече, ору, болтаю ногами и бью его кулаками по спине, голова кружится, в глазах темно от резкой перемены положения.

Ну надо же, какой сильный! Так быстро схватил, я и вздохнуть не успела!

Пока ругаюсь, кричу и сопротивляюсь, силы заканчиваются полностью, в глазах так и не настает просветления, потому кровать под спиной ощущается, как блаженство.

Пока я пытаюсь вздохнуть, проморгаться и отправить Сухого в далекое пешее эротическое, он успевает стащить с себя рубашку и вынуть ремень из джинсов.

— Пошел к черту! Иди к той овце, что помадой тебя мазала! — Шиплю я и отползаю подальше, стараясь смотреть строго в глаза.

Я очень зла, очень, но мозги работают все же, и я прекрасно прогнозирую дальнейшее.

И не сказать, что меня это не заводит! Очень даже заводит!

Олег стоит надо мной с ремнем в руках, взгляд у него жестокий и черный, а усмешка такая, что хочется вместо ругательств и посылов прогнуться и ноги раздвинуть.

Но я делаю ровно обратное движение.

Хочу сделать, вернее.

Потому что Олег неожиданно делает шаг вперед, наваливается на меня всем телом, выжимая воздух из легких, ловит руки и перехлестывает их ремнем. А затем перекидывает его через прутья спинки кровати, закрепляет.

Очень, надо сказать, быстро и профессионально. И я совсем не хочу знать, откуда у него такой навык в связывании людей.

— Отпусти, гад! Пусти!

Я рычу, мотаю головой, потому что он хочет меня поцеловать, а я не хочу ему этого позволять.

Прекрасно знаю, если поцелует, тут я и погибну. И ни о каком сопротивлении речи больше не пойдет.

— Не дергайся, Ольк…

Ему, наконец, надоедает ловить мои губы, и он просто фиксирует подбородок пальцами, заставляя смотреть в глаза. И это тоже гибель. Потому что сопротивляться становится невозможно. И я уже даже забываю, из-за чего, собственно, мы поругались.

Дергаю руками, вцепляюсь в ремень пальцами. Хоть какая-то определённость.

— Я не изменял тебе, и не изменю никогда, дура. Я же люблю тебя. Это просто случайность. Глупость.

Он говорит убедительно и спокойно. Но вот взгляд у него совсем не спокоен. И чувствуется, что ему очень даже нравится происходящее. Нравится моя беспомощность, мое сопротивление. Его заводит моя непокорность.

И неожиданно я начинаю подыгрывать ему.

Просто потому, что меня саму это все заводит.

— Пусти, — рычу ему в губы, борясь с желанием вцепиться в них зубами. Нет, не сегодня. Чувствую на подсознательном уровне, что сегодня солирует он. Он — хищник. Я его разозлила, чуть не прибила сковородкой, а потом разделочной доской.

— Пущу. — Соглашается он, и я в этот момент даже разочарование испытываю. Пустит? Просто так, да? Но потом он добавляет, — после.

И дергает на мне полы халатика. Грубо и жестко. Так, что пуговки летят по комнате.

У меня синхронно с его движением шарахает тяжелой болью в низ живота, так тягуче и жестоко, что хочется кричать. Но терплю. Сжимаю зубы. Дергаю руками. Выгибаюсь, зная, как это выглядит.

Он замирает, разглядывая белье.

Да, Олег, я тебя ждала. Оценил?

Судя по резкому выдоху, очень даже оценил.

Наклоняется, целует в шею. Не целует, прикусывает. Я отворачиваюсь, сдерживаю стон. Я не должна показывать, что мне нравится. Я же злюсь!

Но, когда он, оторвавшись от моей шеи, опять поднимается и, глядя в глаза, дергает полоску трусиков, сразу проводя пальцами по промежности, мокрой, разумеется, я не могу не выдать реакции. Дышу, часто и жадно глотая воздух, так, что он только глаза сужает. Смотрит на свои мокрые пальцы.

— Плохая девочка какая, а? Хочешь, чтоб я тебя трахнул?

— Пошел к черту!

Он облизывает пальцы. Усмехается, когда от этой картины я непроизвольно провожу языком по губам.

— Кошка маленькая. Хочешь грязную игру?

— Отвали! Гад! Изменщик!

Я не могу отвести от него взгляд. Он не отпускает. Коленом раздвигает мне ноги шире, нарочито небрежно. Дергает молнию на джинсах. Я смотрю. Наверно, рот приоткрыла, потому что он опять говорит своим невозможно хриплым низким голосом:

— Надо бы тебя проучить, да? Чтоб сковородками не швырялась? И гадости не говорила?

Он демонстративно пошло и медленно проводит пальцами по члену вверх и вниз, словно раздумывает, что со мной дальше делать. А я замираю, понимая, на что он намекает.

Я уже не новичок в сексе (благодаря ему!), и минет тоже пробовала делать. Правда, без особого успеха, но Олегу понравилось, кажется. Но тогда я сама все контролировала, а тут…

Я начинаю дергаться еще отчаяннее, потому что реально становится немного страшно. Я вроде прекрасно понимаю, что это все игра, и что, если я начну по-настоящему кричать и сопротивляться, он остановится.

Но здесь такая тонкая грань. Страшно. И в то же время в животе все сжимается в диких спазмах. Очень хочется, чтоб он уже хоть как-то прекратил эти пытки. Сделал хоть что-то.

И он делает.

Передвигается по кровати к моему лицу, становится надо мной.

— Рот открой.

Голос его звучит грубо. Сама ситуация дикая, жестокая.

Почему меня продирает судорогой удовольствия?

Открываю.

— Оближи.

Делаю, как он хочет. И чувствую его дрожь. Олег не отводит от меня взгляда, смотрит, как я беру его член в рот. Тянется в сторону, подкладывает мне под голову подушку, опирается на кулаки над моей головой.

И двигается сам, шумно дыша и ругаясь сквозь зубы.

Я закрываю глаза и вижу в воображении эту картину: его над собой, его член между моих губ…

Непроизвольно свожу ноги и ужасно злюсь, что руки связаны, что не могу дотянуться, поласкать себя.

Все ноет внизу, горит, требует внимания, член погружается до горла, короткими резкими толчками, на глазах выступают непроизвольные слезы, запах его тела, тяжелый, мускусный, дурит сознание, он что-то шепчет, говорит какие-то невероятно пошлые слова, которые заводят еще сильнее, мне жарко, душно и тяжело.

Я не знаю, сколько это продолжается, но в какой-то момент все меняется, тяжесть уходит, он перемещается вниз, целует меня, жадно проникает языком в рот, и одновременно толчком в тело. И я кончаю сразу же, как только чувствую его в себе. Выгибаюсь, слезы льются из глаз, он не прекращает терзать мои губы, и двигается, продлевая мое удовольствие, мое наслаждение. Это длится и длится, волнами накатывает, от живота в ноги и обратно к сердцу, затапливая с головой. И это настолько нереально, настолько ново и безумно, что я, мне кажется, в какой-то момент сознание теряю от происходящего.

И прихожу в себя от его немного испуганного голоса:

— Олька… Олька, ты чего? Мать твою, бл*, урода кусок… Олька…

Я открываю глаза. Лицо Олега надо мной испуганное, настороженное. Такое родное. Мне кажется в этот момент, что я умираю. Лечу куда-то, настолько мне легко, настолько невероятно правильно все. Я провожу пальцами по его щеке. Колко. Так хорошо.

На запястьях красные следы от ремня. Но не больно. Совсем.

Олег с облегчением выдыхает, зацеловывает мои руки, полоски от ремня:

— Олька, прости меня, я дурак… Перестарался чего-то… Ты прости, переклинило меня. Я же видел, что тебе самой нравится… Вот и сдурел на радостях…

— Ничего…