— Все нормально, — заверил бывший каскадер. — Груз получил, еду на место.

Иван поймал себя на мысли, что, может, и хорошо, что он рядом не маячит. А то сразу раскроет Лилькино убежище.

Весь последующий день Сердюковы выводили его из себя. Пришлось заехать за Маринкиными родителями, потом начались просьбы открыть или закрыть окно, включить или выключить кондиционер, остановиться купить цветов. Иван внутренне бесился и мысленно задавался вопросом, почему никто не додумался вызвать такси? Марина вела себя как прежде. Звала его "Ив" и держала под руку.

А на обратном пути с поминок Эльвира с Мариной принялись мыть кости общим знакомым. Иван сосредоточился на дороге, удивляясь, как раньше не замечал ущербности людей, чуть не ставших его родственниками. Он словно очнулся, когда услышал знакомые имена.

— Лилька, наверное, в отеле осталась, не соизволила выйти, — заявила Марина.

Эльвира на нее зашикала поначалу, а потом поинтересовалась:

— С чего ты так решила?

— Пахомов быстро наверх смотался, — заметила наблюдательная Маня. — Видать, устроили альтернативные поминки. Утешили друг друга, — зашлась Марина пьяным смехом.

— Может, и поженятся теперь, — словно размышляла вслух Эльвира.

Ивану хотелось закричать. Обругать матерными словами двух надоедливых кумушек, но он сдержался. Довез до дома и даже помог Эльвире выйти.


И лишь отъехав на полквартала, собрался с силами и позвонил Пахомову.

— Да, жду тебя, — пролаял Виктор Николаевич. — Не понял, куда ты запропастился? Давай подъезжай к входу в отель, ресторан уже закрылся.

Несмотря на поздний час, Широкий проспект жил своей насыщенной жизнью. По каждой полосе неслись машины в три ряда. Сверкала неоновыми вывесками реклама. Где-то там, в небольшом белом здании с французскими окнами, сейчас находится Лиля. А рядом с ней Витя Пахомов. Вдвоем в гостиничном номере. Иван почувствовал, как ревность и злость разъедают нутро, и подступает головная боль.

Он затормозил около входа, над которым красовались большие белые буквы "Василиса". Двери тут же разъехались, выпуская на улицу заплаканную пожилую женщину, которую Иван узнал сразу. "Рая — дочь самурая". И рядом с ней заметил фигуру в странной голубой кофте с заячьими ушами. Наброшенный на голову капюшон придавал сходство с городской сумасшедшей. Около самой машины фигура остановилась, обнялась с учительницей и юркнула к Ивану в "галендваген". Лиля.

— А ваша "дочь самурая" прям лично каждого ученика с поминок провожает? — зло бросил Иван, ударяя по газам.

— Это шутка такая? — воззрилась на него Лиля и поинтересовалась ледяным тоном: — И кто тебе позволил ее так называть? Ты же у нее не учился.

— А на это особое разрешение требуется? — криво усмехнулся Бессараб. — Извини, не знал. Хоть вы ее и почитаете все, но не слишком красиво вышло, что многие ей тоже соболезнования выражали наравне с родителями Корабельникова.

— Не тебе судить, — крикнула Лиля. — Для учителя каждый ученик, как свой ребенок. Сережка уж точно не чужой. А Иштван — тем более.

— Цагерт ходил в любимчиках? — фыркнул Иван.

— Иштван был ее зятем, — отрезала Лиля. — Раиса Петровна — моя мама.

— Прости, — пробурчал Иван и накрыл ее руку своей лапищей. Лиля откинула ее в сторону.

— Я просила тебя не притрагиваться ко мне.

— Прости, — снова повторил Иван, почувствовав угрызения совести.

Бессараб попробовал сменить тему и перевести гнев на милость: — Что за прикид такой странный? — усмехнулся он и добавил, не подумав: — Ты стащила эту фуфайку у моего секретаря?

— Не знаю, — передернула Лиля плечами. — А кто твой секретарь? — спросила от нечего делать.

— Дура Самойлова, — пробурчал Иван.

— А почему?

— У нее такая же ужасная куртка. Я думал, что это единичный экземпляр. А ты вот тоже где-то раздобыла.

— Нет, — отмахнулась Лиля и поинтересовалась. — Почему Самойлова — дура?

— Н-у-у… — Иван задумался над ответом.

— Ясно, — отрезала Лиля и добавила в сердцах: — У тебя все дураки. Прям, как у Сердюковых. Ты женись, Вань, на Марине. Будете вместе людям кости мыть.

Она снова накинула на голову дурацкий капюшон с ушами и отвернулась к окну. До самого дома Иван не предпринял никаких попыток заговорить. Сводило скулы от головной боли, он сам был не в настроении, да и Лильку такой злой приходилось видеть впервые.

"Лучше спустить эту глупую ссору на тормоза", — мысленно решил Иван.

Всю дорогу он размышлял, как все-таки затащить в постель неприступную красавицу, косился на подрагивающее в такт движению велюровое заячье ухо, и, углубившись в свои мысли, не удосужился внимательно посмотреть в зеркало заднего вида.


Шестаков увидел, как черный "галендваген" припарковался около входа в гостиницу. Разъехались в разные стороны прозрачные створки, выпуская на крыльцо Раису Петровну Агапову. Следом в странной голубой кофте вышла Лилия Цагерт. Несколько часов в засаде не прошли даром.

— Говорил же тебе, что она у Пахома, — самодовольно заявил он Лобанову.

Тот кивнул и приготовился выскочить из машины.

— Давай брать.

— Не успеешь, — усмехнулся Шестаков и показал на отъезжающий "джип".

— А это что за хрен с бугра? — выругался Лобанов.

Шестаков всмотрелся в лицо водителя, проезжающего мимо "джипа".

— Это, дорогой товарищ Слава, и есть автор сценария, режиссер и даже композитор сегодняшнего шоу, — доложил он, потом подождал, пока проедет пара-тройка машин и пристроился следом.

— Кто такой? — зло поинтересовался Лобанов. — Я его еще на похоронах приметил.

— Ага. Но кто бы сказал, не поверил.

— Бандит из другого лагеря?

— Он не бандит, а герой державы, добровольцем ушел в Афган, потом в Абхазии воевал. Героический мужик. Сейчас — директор завода. У нас же, Слава, тут война миров была. Заводик один то и дело переходил в руки разных группировок.

— Что за завод?

— По производству глазурованных сырков. А потом кто-то умный предложил на пост директора кандидатуру Бессараба. У него не забалуешь, опять-таки опыт ведения боя в городских условиях.

— А-а-а… А к Цагерту и Пахомову какое отношение имеет?

— Не знаю. Может, личный водитель у Золотой королевы, — хмыкнул Шестаков.

— У кого? — не понял сразу Лобанов.

— Да школьное прозвище Лили Цагерт, — пояснил Шестаков.

— А что, подходит. Надменная и холодная, как венценосная особа. Не люблю таких.

— Ты не любишь, а вон сколько мужиков вокруг прыгает, угодить хочет. Красивая баба.

Они катили по старой разбитой дороге, между невысоких, давно построенных кирпичных и дощатых домов, прислонившихся друг к другу, именуемых в народе "частным сектором". Но ямы и ухабы вдруг сменила хорошая асфальтовая дорога, начавшаяся за оказавшимся посреди улицы шлагбаумом.

— Куда он едет, мама дорогая. Кто бы сказал, не поверил бы, — всплеснул руками Шестаков.

— Руль держи, — проворчал Лобанов. — А что тут у вас, местный Беверли Хиллз?

— Ага, здесь, чтобы построиться, большие деньги надо было за землю отвалить. Тут такие люди живут, не хухры-мухры.

— Квартал миллионеров?

— Ну, не только, чиновникам нашим землю здесь по символической цене давали. А коммерсанты ради имиджа потом сюда поперли. Всем же хочется рядом с мэром жить.

— Какой его дом?

— На другой улице, сейчас проезжать не будем.

"Джип" уже въезжал в открытые, словно по волшебству, ворота, впуская "галендваген".

— Небось, по дороге позвонили, — мрачно заметил Лобанов. — Звякни в отдел, пусть кто-нибудь привезет ордер. Нужно брать дамочку, пока не упустили. Какой здесь адрес?

Во дворе хлопнули дверцы машины, в доме зажегся свет.

— Давай, звони. Моя вдова точно здесь прячется, — вспылил Лобанов.

— Твоя? А я почему-то думал, что Цагерта, — захохотал Шестаков и позвонил в отделение.

— Нам придется самим ехать, — скривил он губы, положив сотовый на приборную доску. — В городе объявлена тревога из-за убийства Корабельникова. Никто приехать не сможет. Давай смотаемся быстро, за час ничего не произойдет. А можем и до утра подождать. — Шестакову хотелось домой, и он не стал скрывать этого.

— За час, действительно, ничего не случится, но до утра ждать не будем, — решил Лобанов, как старший по званию.

Отдел встретил суматохой, как будто рабочий день был в самом разгаре. Даже полковник Кафтанов оказался на месте. Он потребовал рассказать в деталях, что удалось узнать. Лобанов начал рапортовать, а Шестаков не перебивал, сидел молча. Когда же московский майор стал требовать ордер на обыск, капитан повернулся и уточнил тихо:

— Речь идет о Бессарабе, Вадим Андреевич.

— Тогда тем более никакого ордера, — рыкнул полковник. — Только мне тут его адвокатов не хватало. — Он устало потер затылок и на минуту задумался.

— Бессараб… — задумался на минуту Кафтанов, потер затылок и шею. — Он моему бывшему напарнику родственником приходился. Помнишь, Дима, Мищеренко у нас работал? — обратился он к непосредственному начальнику Шестакова. "Дима" кивнул.

— Помню. Я тогда только в отдел пришел. У него жена померла от лейкемии. И сам Игорь недолго после этого прожил. Как из органов выгнали…

— Стоп, — резко остановил его полковник. — Это произошло сразу после расследования убийства на станции. И вся эта компания ходила в отдел давать показания. Цагерт, Пахомов, Агапова… Только Корабельников каким боком?

— Вадим, Серый у нас тогда дознавателем работал…

— Точно. Думаешь, сливал?

— Наверное, не без этого… Ладно, сейчас по домам. А с шурином Мищеренко я завтра сам поговорю. Не пойму, почему Агапова у него прячется?