Татьяна Крылова - Шкатулка баронессы Грей

– Вы говорите так, словно вновь подозреваете меня в чем-то нехорошем. Но, помнится, я уже заверяла вас в том, что слишком умна, чтобы совершить подобную глупость. Да и на что мне «дворянская честь» графа де Монти или кого другого?

– Вам ни к чему, Лайза. И да, вы достаточно умны, чтобы соизмерить риск и выгоду от подобного предприятия. Меня беспокоит другое.

Джон спустился еще ниже. Теперь их с Лайзой лица находились на одном уровне и так близко друг к другу, что можно было расслышать самый тихий шепот.

– Честь виконта де Гра была похищена на первом балу после приезда в столицу юной баронессы Грей.

– Да, кажется, именно так все и было. О! Так вы полагаете, что госпожа причастна к этому? – напрямую спросила Лайза.

Облекая в слова несомненные подозрения Джона, горничная попыталась тем самым показать ему всю глупость и неуместность подобных догадок. Ведь услышанные слова всегда отличаются от слов произнесенных.

Джон чуть прищурил глаза и, продолжая пристально смотреть на служанку, прошептал:

– Я полагаю, что у Полковника может возникнуть такое подозрение. И потому прошу вас, Лайза, скажите мне, где были вы с баронессой в тот вечер, когда его благородие приезжал в столицу.

Лайза отстранилась от дворецкого. Она, должно быть, побледнела, застигнутая врасплох вопросом, но, к счастью, на лестнице было достаточно темно, чтобы дворецкий не заметил ее смятения.

– Госпожа…

– Госпожа ничего не узнает. Я даю вам слово, Лайза.

– Мы…

– Вы… были у графа де Монти? Ну же, Лайза! Я должен знать правду, чтобы оградить баронессу и моего господина от подозрений!

– Мы не были у графа де Монти в тот вечер. В тот вечер мы с госпожой хотели нанести визит…

– Кому?

«Иначе никак, – мелькнула у Лайзы мысль. – Только это он не рискнет проверять, только в этом он не сможет усомниться…»

– Ее благородие хотела повидаться с королем, но ничего не вышло. Его величество был слишком занят, чтобы принять госпожу.

Джон нахмурился. Он по-прежнему смотрел на Лайзу, но мысли его были далеко отсюда. Лайза была готова поспорить на свою жизнь, что в этот момент дворецкий припоминает все слухи, что ходили вокруг отношений Анны-Марии и короля Эдуарда. И на основе этих слухов Джон, несомненно, допускает правдивость ее слов, хотя ему и не хочется верить в это.

Не сказав больше ни слова, Джон отпустил Лайзу. Воровка не спеша, как и до состоявшегося разговора, дошла до входной двери, спокойно открыла ее, вышла на крыльцо. Однако тут силы покинули девушку. Сердце бешено колотилось, на глаза навернулись слезы, плечи сотрясала нервная дрожь.

Дворецкий и прежде относился к ней с недоверием, хотя по большей части старательно скрывал это. Вероятно, изначально причиной недоверия изначально послужило то, что Анна-Мария доверила Лайзе ключ от шкатулки, в которой хранилась честь юной баронессы. Потом к той причине добавилось то, о чем дворецкий только что сообщил горничной – время приезда баронессы в столицу, совпавшее со временем начала ограблений. Не последнюю роль сыграла и обыкновенная предвзятость дворецкого к служанке, какая встречается в большей или меньшей степени у всех господ.

Поэтому важным для Лайзы являлось не то, что и почему возбудило у Джона новые подозрения. Гораздо более пристальное внимание следовало обратить на его слова о возникновении малейших подозрений у Полковника в адрес Анны-Марии. В таком Джон сделает все возможное, чтобы оградить своего господина от всяческих обвинений – то есть переложит всю вину на Лайзу.

– И, в общем-то, будет прав… – вздохнула воровка.

Как ни прискорбно было сознавать, но ничего поделать со сложившейся ситуацией сейчас Лайза не могла. Ее свобода и жизнь, а также успех дела Маски и его господина зависели теперь от того, как скоро граф де Монти уступит натиску своей супруги и назовет Полковнику имена тех, кто посетил его в вечер ограбления.

Взяв себя в руки, девушка неуверенным шагом вышла на улицу и двинулась в сторону мастерской полюбившегося Анне-Марии портного.

Анна-Мария как никогда прежде была довольна собой. Ей удалось устроить лучшее за последние несколько лет мероприятие в столице – в этом девушка не сомневалась, и разубедить ее в этом было абсолютно невозможно. Вероятно, именно поэтому никто и не пытался. Лишь Джон с осторожностью заметил, что юная баронесса переоценивает происходящее. Но его слов девушка не пожелала услышать.

На дворецкого Анна-Мария все еще была сердита за намеренную неправду. А учитывая, что слова касалась долгожданной встречи баронессы Грей с супругом, помилования слуге следовало ждать еще очень нескоро.

Узнав про обман, девушка узнала и про то, что ее горничной было все известно. Однако юная баронесса не стала сердиться на излишне молчаливую Лайзу, непривычно чувствительно реагировавшую в последние два дня на происходящее вокруг. Лишь пару часов Анна-Мария помучила служанку капризами, после чего настойчивый голос совести вынудил ее благородие оставить это занятие.

– Лайза, тебе нехорошо? – в который раз за день поинтересовалась юная баронесса, на несколько мгновений отвлекаясь от гостей, приятно проводивших время в тени парковых деревьев.

– Нет, нет, госпожа. Я прекрасно себя чувствую, – с натянутой улыбкой отозвалась Лайза. Знакомые пустые слова, которые не могли раскрыть Анне-Марии правду на состояние горничной и никоим образом не могли успокоить госпожу.

Баронесса Грей пристальным взглядом окинула мрачную фигуру горничной. За все время пикника Лайза не отходила от госпожи ни на шаг. Анна-Мария нашла этому, по крайней мере, два подходящих объяснения, но понять, какое было правдой, все еще не сумела. По мнению баронессы, Джон мог с той же долей вероятности приставить к ней Лайзу в качестве конвоя, с какой могла Лайза опасаться встречи с графом Торре. Он пока не воспользовался приглашением, но ничто не мешало ему появиться в скором времени на пикнике.

И все же, как пристально ни изучала Анна-Мария свою горничную, как ни старалась поймать каждый ее взгляд, каждый вздох, догадки юной баронессы были далеки от реальности. Лайза не была представлена Джоном к госпоже. Появление графа Торре ее также ничуть не заботило: воровка понимала, что его сиятельство постарается избежать встречи с ней.

Причиной дурного настроения Лайзы был полковник Блодхон, случайно или нет почтивший своим присутствием пикник в городском парке. На воровку он не смотрел, как не смотрел и на всех остальных прислуживающих на пикнике. На обыденный вопрос Джона ответил спокойно, не выдав своего (ежели такой имелся) интереса к его персоне. Дольше остальных задержался Полковник возле столика виконта де Гра, но поверить в то, что полицейский пришел на пикник, чтобы еще раз поговорить с первой жертвой столичного вора, было сложно.

Проведя час в приятном обществе, Полковник, наконец, покинул городской парк, пожелав всего наилучшего хозяйке бала на природе. Лайза облегченно вздохнула, но юная баронесса усмотрела во вздохе совсем иное:

– Послушай, Лайза, не стоит ли тебе пойти домой? Ты бледна, – обратилась Анна-Мария к горничной.

– Нет, госпожа. Я прекрасно себя чувствую. Я останусь.

В этот миг к ее благородию приблизилась княгиня Лагарде, и девушке пришлось отвлечься от своей служанки.

Княгиня, по мнению Лайзы, была женщиной ничем не примечательной. Она не была хороша собой, не была богата до замужества, не имела вкуса в одежде. Умом она также была обделена, а от ее подозрительности уже успели натерпеться горя не только ее родные и близкие друзья. Впервые встретив ее в дни своей юности, воровка искренне удивилась тому, как повезло этой женщине полюбиться многоуважаемому князю Лагарде. И судя по чувствам, легко возникшим в глубине души, удивление Лайзы с годами не желало отступать.

Впрочем, сегодня княгиня Лагарде была кое-чем примечательна для Лайзы – кулоном с огромным сапфиром, покоившимся на массивной цепочке у нее на шее. С этого самого кулона Лайза не сводила глаз, едва высокородная особа приблизилась к ее госпоже.

«Как просто было бы сорвать его и затеряться в толпе на городских улицах! – размышляла Лайза. – Как просто было бы сделать это, если бы не нужно было оставаться вне подозрений, если бы не нужно было оставаться в стенах дома барона Грея…»

Лайза вновь горько вздохнула. Чтобы завладеть кулоном, достаточно было только протянуть руку к плечам княгини Лагарде. Можно было снять честь так, что ни она, никто другой не заметил бы. Но гостья баронессы сидела сейчас возле Анны-Марии, а значит, имя барона Грея непременно бы упомянули в связи с этим происшествием.

Горничная взглянула на Джона. Дворецкий подавал салфетку герцогине Торре.

«Как глупо было опасаться господина Маску, – подумала Лайза. – Как глупо было опасаться барона Грея. Эти двое достаточно далеко, чтобы можно было скрыться от них. В то время как Джон…»

– Ох! – вывел Лайзу из задумчивости встревоженный голос княгини.

– Какая беда! – в тот же миг воскликнула Анна-Мария. – Что же теперь делать?

Горничная не двинулась с места, озадаченная происходящим, хотя стоило бы именно служанке, а не благородной даме наклониться и поднять с земли сапфировый кулон.

Анна-Мария и княгиня склонились над украшением, внимательно изучая его и, очевидно, пытаясь понять, почему кулон упал. Княгиня вставила в глаз монокль, с минуту крутила разомкнутые концы цепочки в руках, потом радостно улыбнулась:

– Не беспокойтесь, баронесса. Это пустяк. Видите? Замок от времени погнулся и только. Мой ювелир это исправит. Сделает так, что ничего заметно не будет. Он у меня большой мастер!

На лице Анны-Марии отразилось недоверие. Потянулась к цепочке, чтобы лучше рассмотреть поломку под яркими лучами солнца.

– Будет непросто сделать так, чтобы было незаметно. Ювелир, к которому посоветовал мне обратиться барон Грей, этого бы не смог.