Татьяна Крылова - Шкатулка баронессы Грей

– Хорошо. Я обещаю вам все, что вы просили, – вставая, заверила ее величество супруга.

С улыбкой протянув ему руку и получив желанный поцелуй, она направилась к выходу. Король улыбнулся вслед. На этом происшествие могло быть окончено. Но очутившись возле закрытой двери, королева невольно вспомнила о своих мыслях, оставленных по ту сторону, и резко обернулась:

– Бог вам судья, если вы солгали! – воскликнула она и, хлопнув дверью, отправилась терзаться от невозможности обуздать собственную ревность.

Король Эдуард счел эти терзания проявлением той самой высшей справедливости, что напрасно виделась королеве Софии в бесчестии баронессы Грей.

Начало бала по случаю Дня рождения короля Эдуарда было назначено на восемь часов вечера. К этому времени все гости должны были уже приехать в королевский дворец и засвидетельствовать его величеству свое почтение. Опоздание было недопустимо, и потому за полчаса до назначенного срока Джон постучался в комнату Анны-Марии.

– Госпожа? Вы уже готовы? – спросил он, не дождавшись ответа.

Послышались шаги, дверь тихонько скрипнула и на пороге появилась горничная, приказом барона Грея назначенная на этот вечер его супруге.

– Ее благородие сейчас выйдет, – сообщила девушка, после чего вернулась обратно в комнату и плотно закрыла за собой дверь.

Дворецкий подождал еще немного, постучал. Ответом его не удостоили. Время меж тем шло, начало бала приближалось. Джон расслышал шаги господина внизу. Предотвращая гнев на собственное бездействие, дворецкий осторожно приоткрыл дверь. Испуганного крика или возмущения не последовало, так что он счел возможным войти.

Баронесса Грей сидела перед трюмо, разглядывая собственное отражение. Мягкие локоны убраны в высокую прическу, жемчужное ожерелье, украшавшее прямую шею, тонкий стан, затянутый серебристым бархатом. Безупречный, восхитительный наряд, способный вызвать ревность не только королевы, но даже самых безразличных к мужскому вниманию почтенных дам.

Горничная баронессы стояла в стороне, держа в руках кружевной платок. Насколько мог судить Джон, работа служанки была окончена: прическа и платье ее благородия были готовы, и никаких причин для промедления не было.

– Позвольте узнать, почему вы сидите здесь? – удивленно поинтересовался Джон.

Баронесса Грей не изменила своего положения и ответить на вопрос не посчитала нужным.

– Госпожа? Вы готовы? – повторил вопрос Джон.

Анна-Мария наконец соизволила обратить на него взгляд красных от недавних слез глаз. Губы ее кривила грубая усмешка.

– А если нет? Барон накажет меня и не возьмет с собой на бал? – ехидно ответила девушка. – И без меня ему, конечно, будет проще. Никто не сможет его опозорить, никто не навлечет на него осуждающий взгляд. Пожалуй, Джон, я окажу его благородию услугу и сама предпочту остаться дома. Ведь вы тоже остаетесь? А значит, я не смогу причинить значительного ущерба.

– Госпожа… Почему вы так говорите? – спросил дворецкий.

Впрочем, сам он прекрасно понимал причины подобного поведения: рано или поздно, но Анна-Мария должна была понять, что является всего лишь дорогой игрушкой для своего супруга. Те искренние чувства, что однажды пробудились в его душе – та грусть, вызванная расставанием с ней прошлым летом, – давно уже были преодолены. И если барон Грей иногда вспоминал о них, то лишь в качестве предостережения на будущее.

Юная баронесса, тем не менее, поверила в неосведомленность и недогадливость слуги и не сочла за труд разъяснить ему происходящее.

– Я никто для него! – вскричала она. – Никто, понимаете, Джон? Всего лишь еще один повод завидовать ему. И если бы не слухи о моем родстве с его величеством, если бы не сплетни о моей неземной красоте, он никогда бы и не подумал взглянуть в мою сторону. Ах, почему не родилась я нищей карлицей? Сколько страданий могла бы я избежать тогда? Мне не пришлось бы сейчас желать встречи с собственным мужем, мне не пришлось бы напрасно надеяться на его поддержку…

Выплеснув, переполнявшие ее чувства, Анна-Мария постепенно успокоилась. Сумела взять себя в руки, сумела сдержать слезы, так что ни прическа, ни платье, ни макияж девушки не пострадали. Шмыгнув носом, юная баронесса жестом велела дворецкому проводить ее к карете.

Барон Грей уже ждал в салоне. Нетерпения он не выказывал, сидя прямо и устремив взгляд ровно вперед.

– Мы опаздываем, – холодно заметил старик.

Взгляд его при этом остался обращенным на внутреннюю обивку кареты. Анна-Мария недовольно поджала уголки губ. Уж лучше бы он накричал на нее, чем так явно выказывать свое безразличие ее появлением.

– Ну и пусть, – ответила девушка, нарочно подстегивая раздражение барона.

Обида, без сомнений, была понята. Однако вместо того чтобы приятным комплиментом попытаться сгладить напряжение, его благородие повернулся к дворецкому и проворчал в полголоса:

– Я добавлю это в список твоих ошибок, Джон.

Слуга склонился в поклоне, виновато склонив голову. Анна-Мария громко хмыкнула.

– Что с вами, мой дорогой? Куда подевалась ваша рассудительность? – поинтересовалась она. – Признаться, когда вы относились ко мне с уважением, вы нравились мне больше, чем теперь. Да и Джону, я полагаю, было приятнее прислуживать вам, когда вы не ругали его по пустякам.

– Он не справился с порученным ему заданием. По-вашему, это пустяк?

Анна-Мария пожала плечами. Разговор на этом прекратился: ни баронесса, ни ее супруг не проронили больше ни слова, пока их имена не были объявлены собравшимся в бальной зале королевского дворца гостям.

– Ваше благородие! – первым обратился к барону герцог Рош. – Как мы рады вновь видеть вас в столице. Этот город без вас все равно что необитаем!

– Благодарю за комплимент, герцог. Но вы преувеличиваете. Я нелюдим и не намерен изменять своим привычкам. И, следовательно, моего присутствия кроме сегодняшнего вечера вы, скорее всего, больше не заметите.

– Но вы, конечно, согласитесь принять мое приглашение?

– Если моя супруга не будет против, – с улыбкой обратился барон к Анне-Марии.

Девушка залилась румянцем, смущенно опустив глаза. Сделала в точности так, как и полагалось, в душе ругая себя за то, что на королевском балу ее смелость дерзить супругу куда-то улетучилась.

– Барон, позвольте посоветовать вам сегодня уделять чуть меньше внимания вашей супруге. Представление ко двору и без того отнимает у нее много сил, – вступила в разговор герцогиня Торре. – Я знаю это по собственному опыту.

Позднее к разговору присоединились небезызвестные молодой граф Торре, князь и княгиня Лагарде. Разговор лишился бессмысленности, и Анна-Мария перестала чувствовать себя обязанной в нем участвовать. Изъявив желание сделать несколько глотков какого-нибудь освежающего напитка, девушка покинула общество супруга и его собеседников.

О бальной зале в королевском дворце говорилось так много и отзывы были такими восторженными, что Анна-Мария не надеялась увидеть даже четверти описываемого великолепия. К ее удивлению, все разговоры действительно не отражали истинного положения дел. Позолоченная лепнина, великолепная роспись на стенах и потолке, дивной красоты паркетная мозаика на полу – ни одно слово даже самого искусного поэта не могло в точности отразить все богатство и роскошь!

– Как бы мне хотелось танцевать здесь, пока силы не покинут меня без остатка! – воскликнула девушка.

Ее по-детски наивный восторг привлек внимание слуги, проходившего мимо.

– Бокал шампанского, госпожа? – осведомился он.

– Благодарю, – с улыбкой взяла с подноса напиток Анна-Мария.

Сделав несколько глотков, юная баронесса поморщилась. Колючие пузырьки не пришлись ей по вкусу. Подозвав другого слугу, юная баронесса вернула ему бокал. Продолжать стоять на прежнем месте, в одиночестве было неразумно, и Анна-Мария, завершив знакомство с декором залы, принялась изучать собравшихся гостей.

За окном еще не стемнело достаточно, чтобы свечи стали единственным источником света, и многие дамы еще не выглядели наилучшим образом. Кавалеров это также касалось. Большую часть гостей это явно огорчало. Кавалеры усиленно опустошали бокалы. Дамы прятали за веерами бледные лица, дожидаясь, пока ночь вступит в свои права.

И, конечно, внимание всех было занято витриной, закрытой полотном. Витрина располагалась в центре залы, охраняли ее двое караульных.

– Говорят, что его величество приготовил какой-то сюрприз, – громким шепотом «по большому секрету» сообщала окружившим ее гостям графиня де Монти.

– Но что бы это могло быть? – отвечала ей внимательная слушательница.

– Никто не знает. Говорят, его величество собственноручно заполнял витрину и под страхом смерти запретил наблюдать за собой и снимать до назначенного часа покрывало.

Анна-Мария, заинтригованная разговором, остановилась в паре шагов от сплетниц и от самой витрины.

– В любом случае, чем бы ни был сюрприз, он будет не слишком большим. В такую витрину много не поместится!

– Скорее бы его величество уже раскрыл нам эту тайну! Я сгораю от любопытства!

– В самом деле, уже половина девятого. Уже пора начинать.

И словно повинуясь ее приказу, глашатай объявил:

– Его величество король Эдуард!

В тот же миг разговоры стихли, придворные склонились в глубоких реверансах. Двери в залу распахнулись, и в них вошел король Эдуард.

Его величество был в парадном костюме оливкового цвета, с тростью в правой руке, на которую он чуть опирался при ходьбе, отдавая дань моде и не более того. Лицо монарха было непроницаемо, смотрел он на присутствующих холодно, по всем признакам принуждая себя к тому. Но видимо усилий его было недостаточно, потому что взгляд короля Эдуарда был лишен холодной надменности свойственной многим его предкам и весьма благосклонно воспринимавшейся обществом.