Таня механически жевала пирожное и чувствовала только опустошение. Как будто ее вернули с того света.

– Одевайся. Нам пора, – сказал Мухаммед.

Таня молча оделась и взяла портфель.

– Думай обо мне, когда будешь плыть на теплоходе. Смотри на звезды и представляй, что одна из этих звездочек – моя. И я тебе подмигиваю. Вы будете плыть, и моя звездочка тоже будет плыть за тобой. Я люблю тебя. Я горжусь тобой.

Глава 10. Тайны Волги

Пароход «Максим Горький» плыл медленно и чинно, давая возможность зевакам с берега полюбоваться на него, а пассажирам рассмотреть невиданные красоты родной средней полосы. Ожившие картины Левитана, Коровина, Маковского нескончаемой вереницей тянулись за стеклом маленького мутного иллюминатора. Вот рваный обрыв с единственной березкой, уцепившейся обнаженными корнями за землю, вот спокойный рыбак несет домой свой улов, а на берегу мужики лежат и о чем-то судачат; повсюду деревянные лодки – или на плаву, или худые, перевернуты и заброшены. Детвора нам что-то кричит с берега, руками машут – простая волжская жизнь с запахом древности.

Нас никто не видит, мы плывем в каюте третьего класса вчетвером. Настюха, Татьяна, я и Викуся. Каюта номер сто тринадцать. Наш счастливый номер. Настюха сразу же сочинила корабельную речевку:

И что бы ни случилось, будем мы дружить,

Каюта сто тринадцать живет и будет жить!

Проплыли Углич и Ярославль. Старались не бузить. Хотя такое количество бешеной энергии на одном клочке помещения можно было приравнять к мине замедленного действия. Уже к Костроме творческая фантазия стала потихоньку искать выхода. На берегу мы прикупили у местных бабулек лапти и разноцветные ленточки. Вечером на убогой корабельной дискотеке мы серьезно закосили под московских хиппи. Туристы с удивлением поглядывали в нашу сторону, пытаясь понять, кто мы и откуда. А мы повязали ленточки вокруг головы, нацепили лапти и в таком виде стали распевать вольнодумные частушки:

Валентине Терешковой

За полет космический

Подарил Никита Лысый

Хрен автоматический.

Уезжали мы на БАМ

С чемоданом кожаным,

А назад вернулись с БАМа

С хреном отмороженным.

Наша надсмотрщица Сова, конечно, этого не слышала. То ли замешкалась, то ли ушла спать пораньше. И мы отрывались по полной! Настюха приготовила нам сюрприз – в последние две недели она отрыла на своей радиоле «Голос Америки» и через заглушки и помехи сумела записать для нас несколько антисоветских шедевров. Стихи я особо не любила учить, но этот запомнила сразу:

Насмешили всю Европу,

Показали простоту —

Десять лет лизали жопу,

Оказалось, что не ту.

Мы живем, забот не зная,

Гордо движемся вперед:

Наша партия родная

Нам другую подберет.

Заканчивался вечер тем, что на верхней палубе мы курили ценнейшую «Яву», причем «явскую», за которую Викуся переплачивала спекулянтам в нашем знаковом туалете. Весь кайф был в том, чтобы купить «Яву» именно «явскую», а не «дукатскую». Это был бренд! Нас распирало от шика и вдохновения. Мы были взрослыми, курили лучшие сигареты, плывя на супертеплоходе в первое самостоятельное путешествие.

Курить толком никто из нас не умел, так, надували щеки, не затягиваясь, и многозначительно выпускали дым.

– Затягиваться нужно. Говорят, если не затягиваешься, рак губы может быть, – со знанием дела объявила Вика.

– Ты тоже не затягиваешься, – заметила я, но курить расхотелось.

Очередной малюсенький городишко медленно проплывал мимо нас. Душу распирало от романтики. Захотелось с кем-нибудь целоваться.

– Симпотный матрос Вася, скажи? – подняла актуальную тему Викуся.

Она цинично прищурила один глаз, еще раз пыхнула сигаретой и щелчком отправила окурок в воду.

– Хочешь сама заняться? Или опять сводницей будешь? – подколола ее Настя.

– Ой, девчонки, да перестаньте вы! Я не виновата, что Танька влюбилась в этого придурка. Ей все говорят, но ведь она не слушает! – начала оправдываться Вика.

– Конечно, не слушает, когда у них так далеко все зашло, – сказала я. – Ей ничто не в радость, и поездка ей эта не нужна. Даже ни разу на берег не сошла. Или плачет, или стихи ему пишет. Совсем девка расклеилась.

– Надо ей настроение как-то поднять, – зажглась Настюха. – Давайте ее завтра в Горьком искупаем.

– Не трогайте вы ее. Этот шизанутый и так ей все нервы истрепал… Еще возьмет да утопится. Пусть уж лучше в каюте сидит, – рассудила я.

– А что там у них происходит? – спросила Настя. – Я вообще ничего не знаю. Объясните популярно!

Вика села на деревянную скамейку, рядом пристроились Настя и я. Назревало самое интересное занятие – обсуждение личной жизни несчастной подруги. Если бы обсуждали счастливую подругу – другое дело. Обсуждение, скорее всего, было бы коротким и скучным. Другое дело, когда речь идет о личной драме с привкусом сексуальных извращений. Мухаммед с его методикой создания гармонично развитой женщины казался нам воплощением порока. Мерзавцем и дьявольским искусителем.

На верхней палубе, кроме нас, никого больше не было. Теплоход медленно двигался по Волге, оставляя за собой глубокую водную борозду. Тишина и покой. Даже запах солярки не нарушал гармонии с природой.

– Может, на корму лучше перейдем? Чувствуете, какая здесь вибрация? – попрыгала на деревянной скамейке Викуся.

– А мне нравится, – прислушалась к себе Настя. – Так, что у Таньки происходит, объясните мне?

– Мухаммед готовит Таньку стать образцовой восточной женой. Чтобы во всем слушалась, не задавала вопросов, не перечила, не ревновала, была верной, умной и безотказной.

– А он уже сделал ей предложение? – удивилась Настя.

– Нет, но Танька говорит, что собирается, как только ей исполнится восемнадцать, – пояснила я.

– А если обманет? – продолжала сомневаться Настя.

– А если обманет, Танька тоже ничего не теряет: девственности он ее не лишил, забеременеть она не может, женихов от нее не отваживает. Морочит ей голову, одним словом. Я так считаю.

– Может, пойти нажаловаться на него в универ? Сказать, что совершает развратные действия с несовершеннолетней девочкой? Его отчислят и на родину отправят, – предположила Настя.

В этот момент откуда-то сбоку от ходовой рубки раздался слабый вскрик: «Дура!» – и чье-то нервное пыхтение.

Мы выскочили из своего укрытия и увидели Таню, которая пыталась перекинуть ногу через перила судна.

Вика схватила Таньку за платье и отцепила от перил. Танька отпихивалась, кричала: «Отпустите! Я все равно спрыгну!» – но мы уже втроем навалились на нее и прижали к железной палубе. На шум прибежал матросик Вася, спросил, не нужна ли помощь, и за ненадобностью был отправлен откуда пришел.

Танька начала плакать и жаловаться:

– Вы меня бросили! Оставили одну в каюте. А у меня драма, у меня жизнь рушится!.. Он мне даже не позвонил перед отъездом. Зачем я вообще согласилась плыть на этом дурацком теплоходе?.. Сидела бы дома, ждала его звонка…

– Танечка, – обратилась я к подруге, как к тяжело больной, – да не думай ты о нем! Целая жизнь впереди, столько интересного нас ждет, а ты по какому-то хачику переживаешь…

– Не надо так говорить о нем, я прошу! Мне свет божий не мил, когда я думаю, что могу его больше не увидеть! Его глаза как влажные маслины, запах его рук, волосы дивной красоты, густые, мягкие, а фигура… А-а-а! – завыла Танька, уткнувшись в свои ладони.

– Она его любит, как вы не понимаете, девчонки! – сочувственно произнесла Викуся. – Ой, Танька, ты – счастливая… Я тоже хочу влюбиться.

– Любить надо достойных. А ваш Мухаммед просто псих и извращенец, – честно выдала свое мнение Настя. – Раз он тебе даже не звонит, значит, не особо в тебе заинтересован. Скорее всего, ты сама его домогаешься. Это мое мнение.

Танька с ненавистью посмотрела на Настю.

– Дура ты! Понятно?! Ты просто мне завидуешь, потому что у тебя вообще нет парня. А попадись тебе такой, как Мухаммед, тут же, поджав хвост, за ним побежала бы!

– У меня нет хвоста. И надеюсь, никогда не будет. Жалко, Оксанка на Украине, она у нас спец по атавизмам, и хвост приделает, и оволосение лица – запросто, – отшутилась Настя.

– И не смей лезть к нему! – продолжила Таня, ничего не слыша. – Я знаю, что ты сейчас говорила про универ… Чтобы его отчислили и отправили домой! Заведи своего кадра и создавай ему проблемы. А моего не смей трогать! Понятно?

– Да больно нужно… Тебе ж, дурехе, помочь хотела, – беззлобно ответила Настя и пошла прочь по палубе.

– Мы так перессоримся. Девчонки, не надо, прекращайте. Нам еще столько дней вместе быть, давайте не будем спорить, – попросила я компанию. – Танюх, а помнишь, что я тебе обещала сделать, если Мухаммед… ну, в общем, ты поняла. Помнишь, я сказала, что переплыву Волгу?

– А что – слабо? – весело поддержала Вика.

Танька вытерла слезы, высморкалась в мой носовой платок и примиренчески улыбнулась:

– Ну да. Это прикольно…

– Все! Завтра в Горьком, когда все выйдут на берег, мы оторвемся от наших, и я переплыву. Надеюсь, это поднимет твое настроение, – потрепала я ее по голове.


На другой день наша группа выстроилась на пристани в ожидании экскурсовода: намечалась пешеходная экскурсия по крутым местам города Горького. Экскурсовод все не появлялся, Сова нервничала, ее помощники бегали звонить в телефонные будки, суета и неразбериха.

Удачнее момента, чтобы смыться под шумок, и не представить. Вместе с туристами нашего теплохода человек сорок набралось. Пока Сова вычислит, кто исчез, мы уже будем далеко!