— А ребенок?

Зоя провела его рукой по своему животу, еще не успевшему округлиться.

— А мы аккуратно, — шепнула она. — Ну же, Басов. Учить тебя, что ли?

Учить его не пришлось. Басов исполнил свой супружеский долг безупречно. И сразу все дневные неприятности уплыли куда-то на второй план. Все-таки Зойка была необыкновенно мудрой женщиной.

Она уснула с умиротворенной улыбкой, а Басов еще долго размышлял над тем, что делать дальше. Ведь все так осложнилось со смертью Регины.

К рассвету он, кажется, додумался до чего-то дельного.


Сентябрь 1999 года. Валя

В невзрачной пятиэтажке на улице Доватора лифта не было, и Вале пришлось тащиться пешком по стертым ступеням. Она едва передвигала ноги, стараясь оттянуть страшную минуту.

Перед дверью семнадцатой квартиры Валя окончательно утратила решимость и едва не повернула назад. Но она тут же представила себе Олексу Ивановича, поджидавшего ее за углом в своем «Опеле», и, пересилив робость, нажала на звонок. Мысленно она молилась о том, чтобы в квартире никого не было.

И тогда бы ей можно было с чистой совестью убежать отсюда.

Но дверь широко распахнулась, и в проеме возник огромный, поросший густой шерстью мужик с мокрой головой и обернутыми полотенцем бедрами.

— Убираться, что ли, пришла? — спросил он недовольным тоном. — Ну заходи, заходи! У меня времени в обрез!..

Мужчина круто развернулся и, оставляя влажные следы, прошлепал босыми ногами обратно под душ, откуда его выдернул звонок Вали.

Валя, не помня себя от страха, вошла в квартиру, являвшую собой типичное логово холостяка. Впрочем, чего было ожидать от жилья, сдающегося внаем? Ей сразу бросились в глаза две бутылки пива, стоявшие на шатком столике. Одна полная, другая початая наполовину. Олекса Иванович откуда-то знал про пиво. Все сходилось.

Валя нащупала в кармашке пузырек с клофелином, но достать его не решилась. Все так же бессознательно оттягивая время, она взяла на кухне облысевший веник и принялась старательно мести пол.

Квартирка была крохотная, и манипуляции с веником закончились очень быстро. Еще немного времени у Вали ушло на то, чтобы тщательно протереть тряпкой подоконник и пару стульев. Больше, кроме растерзанной тахты, никакой мебели не было. Да и кухня, где, видно, сто лет никто не хозяйничал, в уборке не нуждалась.

Валя замерла прислушиваясь к шуму воды в душе.

— Ты давай там заканчивай, девушка! — прогремел из-за двери голос волосатого мужика. — Мне уходить пора!..

Валя вздрогнула и на цыпочках перебежала из кухни в комнату. Вжав голову в плечи, она выудила из кармана пузырек со снотворным и склонилась над початой бутылкой. Сердце ее гулко бухало у самого горла. В любую секунду за спиной мог появиться этот шерстяной дядька, и что тогда бы произошло — неизвестно. Скорее всего, Валя умерла бы на месте от разрыва сердца.

Пузырек плясал в дрожащих пальцах, и Валя едва не пролила на стол драгоценный клофелин. А ведь нужно было еще не ошибиться в счете, отмерить точно двенадцать капель, как строго наказывал Олекса Иванович. Она едва успела спрятать пузырек, когда сзади раздался голос:

— Закончила?

— Да, — беззвучно ответила Валя, боясь поднять глаза.

— Тогда выметайся!

Волосатый мужик даже взглядом ее не удостоил. Огромной лапой он ухватил початую бутылку и жадно приник губами к горлышку.

Услышав шумные глотки, Валя, на свое несчастье, подняла глаза. Очевидно, весь ужас происходящего отразился на ее лице, потому что мужик, оторвавшись от бутылки, спросил:

— Ты чего?

— Ничего, — пискнула Валя.

— Пивка хочешь? — усмехнулся он.

— Нет-нет. Спасибо…

Она как угорелая выскочила за дверь и понеслась вниз по лестнице. Когда Валя приблизилась к «Опелю», в котором нервно покуривал Буряк, ее всю колотило.

— Сделала? — коротко спросил Олекса Иванович.

Валя кивнула.

— Вот и умница. Видишь же, ничего страшного. Теперь свободна до вечера. В семь часов встретимся там же, где вчера. Получишь свои денежки и обсудим, как нам с тобой дальше быть. Иди, иди. Не стой столбом. Только пузырек мне верни. Ну а я пошел с документами знакомиться.

Отдав пузырек с клофелином, Валя как в тумане добрела до станции метро «Спортивная». Она, кажется, так и проездила до вечера под землей, бесцельно пересаживаясь с одной линии на другую. Валя не хотела думать о том, что произошло после ее ухода в доме на улице Доватора. Хотя ничего непоправимого случиться не могло. Олекса Иванович все предусмотрел, все рассчитал до мелочей. Даже с пивом не ошибся.

Без четверти семь Валя уже стояла в условленном месте. К этому времени она немножко пришла в себя и ждала Олексу Ивановича с нетерпением. Самое трудное осталось позади, и черная полоса жизни заканчивалась.

Буряк появился точно в семь. «Опель» с визгом затормозил возле Вали, дверца распахнулась.

— Садись! — скомандовал Буряк.

Устроившись рядом с Олексой Ивановичем, Валя повернулась к нему — и испугалась. Лицо у него было бледное, окаменевшее, нижняя губа закушена, взгляд устремлен в пространство.

— Что?… — осевшим голосом спросила Валя. — Что, Олекса Иванович?…

— Дома поговорим! — отрезал он и рванул машину вперед.

За всю дорогу Валя не осмелилась рта открыть, подавленная предчувствием надвигающейся катастрофы.

Едва они оказались в квартире Буряка, он грубо развернул девушку к себе и наотмашь ударил ее по лицу.

— За что?… — в ужасе крикнула Валя.

— Ты что натворила, падла?! — свирепо прошипел Буряк. — Ты человека убила!..

Бить Валю он больше не стал. Но уж лучше избил бы до полусмерти, чем слышать те слова, которые обрушились на нее.

— Тебе, шалава, сколько капель было сказано? Двенадцать! — орал Олекса Иванович. — Аты сколько накапала?

— Двенадцать…

— Как же, двенадцать! С двенадцати капель он только заснул бы на пару часов! А ты, видно, махнула без счета! Знаешь, как это называется? Передоз! И теперь у тебя мертвяк на руках, поняла? Труп!..

Ноги у Вали подкосились, и она по стенке сползла на пол, теряя сознание.


Август 2000 года. Террористка

Нина Никаноровна знала, что с цыганками вступать в разговор опасно. Эти хитрющие твари в момент оберут до нитки, да так, что и не заметишь. Но вырваться из-под прицела завораживающих цыганских глаз было невозможно.

А цыганка монотонным, убаюкивающим голосом продолжала:

— Не говори ничего, я сама скажу. С мужем у тебя совсем плохо, женщина. Правильно?

Нина Никаноровна послушно кивнула головой.

Что еще скороговоркой болтала цыганка, она не запомнила. Все происходило словно во сне. А когда Нина Никаноровна очнулась, никакой цыганки рядом и в помине было. Нина Никаноровна глубоко вздохнула, прогоняя остатки наваждения, и потянулась за сумкой, стоявшей у ног. Рука повисла в пустоте. Сумка бесследно исчезла.

Нина Никаноровна в растерянности подняла голову вверх, и из ее груди вырвался отчаянный вопль.

Люди отшатнулись, обходя ее стороной. И тогда Нина Никаноровна наконец-то увидела спокойно стоящего невдалеке милиционера. На подламывающихся ногах она бросилась к нему.

— Дядечка! — закричала Нина Никаноровна, не заметив, что милиционер годится ей в сыновья. — Ратуйте!..

Милиционер не понял украинского «спасите» и сделал строгое лицо:

— Тихо, тихо! В чем дело, гражданка?

— Ой, миленький! — запричитала Нина Никаноровна. — Обокрали! Сумку уперли!

— Какую сумку? Кто?

— Да цыганка тут была с животом! Она, зараза, больше некому! Она мне зубы заговорила!..

— Где ж я теперь ее искать буду, — пожал плечами милиционер. — Смотреть надо за своими вещами. Тут вокзал, а не эта… не консерватория.

Он собрался уходить, но Нина Никаноровна с воем повисла у него на руке, умоляя отвести ее в отделение. Милиционер заранее знал, что сумку этой ротозейки никто искать не станет. Но отделаться от рыдающей Нины Никаноровны оказалось не так-то просто. И он был вынужден сопроводить ее в отделение, где получил за это такой втык от дежурного, что у него запылали уши. Резанув Нину Никаноровну злобным взглядом, милиционер поспешно отбыл.

— Пишите заявление, — скучным голосом сказал дежурный и откровенно зевнул.

— Да я вам так расскажу! Дело срочное.

— Пишите, я сказал. Потом поговорим.

Нина Никаноровна сдалась. Не тратить же драгоценное время на пустые споры! Ей дали листок и обгрызенную шариковую ручку. Заявление о краже у нее не получалось. Слишком многое нужно было объяснить. И прежде всего то, что на сумку ей было наплевать, если бы в ней не лежала бомба. Однако, упомянув про бомбу, не обойтись без объяснения, как она оказалась в сумке. А значит, следовало написать и про кавказца, и про мужа, находящегося в заложниках.

Тут и десяти листов не хватило бы.

Нина Никаноровна старалась писать помельче, но это не помогло. Все равно выходило путано и непонятно. Дежурный взглянул на убористые строчки и скривился:

— Покрупнее не могла? Тут микроскоп нужен. Я что, нанялся глаза ломать?

— Вы прочтите, — взмолилась Нина Никаноровна. — А что будет непонятно, я объясню.

Дежурный мучительно долго вглядывался в текст. Потом поднял на Нину Никаноровну недоуменный взгляд и сказал:

— Что за хреновина? Бомба какая-то.

— Так она ж у меня в сумке была.

— Зачем?

— Ну чтобы это… Чтобы взорвать.

Дежурный чуть со стула не упал.

— Ты что, тетка? Ты в своем уме? — изумленно спросил он. — Из психушки, что ли, сбежала?