— В том-то и дело. А то получается какой-то бой с тенью, — вздохнул Басов. — Боюсь, придется просить помощи.

— У кого?

— Есть один человек. Помнишь, на Островах я тебе его телефон давал?

— Подожди… — Зоя задумалась. — Навроцкий?

— Точно.

— Я ему тогда обзвонилась. А телефон так ни разу и не ответил.

— В тот раз без его вмешательства обошлось, — сказал Басов. — Но сейчас придется самолюбие в карман спрятать и идти на поклон.

— И он сможет всю эту свистопляску остановить?

— Он, Зоенька, если захочет, солнце остановить может.

— А тебе он захочет помогать?

— Во всяком случае, просил обращаться, если возникнут неразрешимые проблемы. Правда, мы с ним давненько не общались.

— Ох, Басов! — сказала Зоя. — Люди так быстро меняются!

— Да что мы тут гадаем на кофейной гуще? — улыбнулся Басов. — Я прямо сейчас ему позвоню.

Он подсел к телефону и закурил, прежде чем набрать номер. Это говорило о том, что на звонок он решился, переломив себя. Банкир ужасно не любил одалживаться.

— Добрый день, Марк, — сказал Басов в трубку. — Это некто Басов вас тревожит. Что?

Спасибо, все живы-здоровы. Ну не совсем без проблем. Я, собственно, поэтому и звоню. Да, лучше не по телефону… Когда вам удобно, я подстроюсь. Да, устраивает. Конечно подъеду. Хорошо, тогда до встречи.

Басов положил трубку, загасил сигарету в пепельнице и покосился на Зою.

— Я не слишком перед ним лебезил? — спросил он.

— Я ничего такого не заметила, — сказала Зоя. — Когда он тебе назначил?

— В следующий вторник.

— Не быстро.

— Значит, более важные дела есть.

— Солнце останавливать? — иронически спросила Зоя.

— Возможно.

Басов еще не знал, что одна неожиданная встреча в офисе Марка Навроцкого спутает все его планы.

Глава вторая

Допросы с пристрастием

Декабрь 1999 года. Слабое звено

Олейник даже не подозревал о степени своей популярности. Конечно, всенародной славы он не заслужил, но в криминальной среде и милицейских кругах его личность была почти легендарной. Ему приписывали множество громких дел, к которым он не имел никакого отношения, поскольку везде нужны свои герои.

С того дня, когда его перевели из лазарета в одиночку, ни для кого в «Матросской тишине» не было секретом, что арестант Котов на самом деле не кто иной, как суперкиллер Костя Олейник, находящийся под особым присмотром генерала ФСБ Панова. Вообще-то место Олейнику было в Лефортове, и то, что такую знаменитость содержали в изоляторе номер один, составляло предмет профессиональной гордости здешних тюремщиков. Это означало, что им оказали особое доверие, и хотя обсуждать заключенных не полагалось, у охранников частенько заходил разговор об Олейнике.

Миша Марфин никогда не встревал в беседу, но жадно ловил каждую фразу. За короткое время он наслушался фантастических историй о кровавых подвигах суперкиллера, по наивности принимая все за чистую монету. Он знал, что в личном деле Олейника-Котова имеются предупреждения о том, что человек этот особо опасен и склонен к побегу. Все это создавало вокруг фигуры киллера романтический ореол, а к романтике Миша Марфин имел давнишнюю чувствительность.

Он рос тихим домашним ребенком, не хватавшим звезд с неба. Еще в детстве грубые мальчишеские забавы вызывали у него внутренний протест. Он больше дружил с девочками, несмотря на насмешки сверстников. Тогда еще Миша не знал о проклятье, нависшем над ним. Понимание этого пришло в восьмом классе, когда Марфин внезапно осознал, что влюбился. Влюбился в Юрку Лоскутова из десятого класса.

Этот атлетически сложенный, всегда загорелый парень был лидером футбольной команды и кумиром всей школы. Девчонки просто умирали от одного его взгляда. Миша, ненавидевший футбол, стал таскаться за Лоскутовым не только на матчи, но и на все тренировки. Иногда ему выпадала удача поднести до метро спортивную сумку Лоскутова.

Со временем Юрка, принимавший восьмиклассника за футбольного фаната, стал замечать, что привязанность к нему Марфина переходит все границы. Заметили это и окружающие, и хотя действительной причины никто не знал, начались грязные ухмылки и многозначительные подначки.

Миша готов был сносить это до бесконечности.

Но однажды Юрка сказал ему прямо:

— Слушай, кончай за мной таскаться. Чего пристал как банный лист? А то еще меня за педрилу примут!

Всеобщего обожания Лоскутову хватало и без Миши.

Марфин молча проглотил обиду, но душевная травма еще долго давала о себе знать. Тогда-то до сознания Миши и дошло, что он не такой, как все. Он ужаснулся этому и постарался стать иным. Не получилось. К окончанию школы Марфин свыкся с мыслью, что он педик, но продолжал тщательно скрывать свой ужасный порок.

На вступительных экзаменах в институт он срезался и вскоре получил повестку из военкомата. Родители были в шоке. Никакие попытки получить отсрочку не удались, и Марфин наверняка бы загремел в армию, если б не районный военком.

За суровой внешностью сорокапятилетнего полковника скрывался нежный, любвеобильный человек. По капризу судьбы он тоже был нетрадиционной сексуальной ориентации. С первого же взгляда на хрупкого юношу, стоявшего чужаком в толпе призывников, полковник угадал, что они с ним одного поля ягода.

Миша очень удивился, когда, его единственного вызвали на беседу в кабинет военкома. Под пристальным взглядом полковника Марфин то краснел, то бледнел, лепетал нечто бессвязное.

Военком откровенно наслаждался его смятением. Этот взрослый мужик имел большой опыт по части молодых людей и видел, что поставить этого юношу раком не составит труда. Однако полковник проявил известное благородство, пообещав Марфину за интимную близость вариант альтернативной службы, где не будет ни муштры, ни дедовщины, ни ужасов казарменного быта.

Всего этого Миша боялся как огня. Он почти мгновенно сдался на уговоры военкома, и вечером того же дня у него состоялся первый сеанс однополой любви. Марфин испытал такое неземное наслаждение, что мысли о собственной ущербности навсегда оставили его. Он возблагодарил судьбу, подарившую ему встречу с мужественным полковником. К тому же тот оказался человеком слова, и Миша вскоре стал стажером-охранником в «Матросской тишине».

Полгода любовники дважды в неделю встречались в разных местах. Потом полковник внезапно охладел к Марфину. Должно быть, нашел кого-то другого.

Первое время Миша с ума сходил от ревности и даже устраивал за полковником слежку. Но вернуть угасшее чувство было невозможно, и Марфин, отчаявшись, ушел в себя.

Появление Олейника в том блоке, где дежурил Миша, все изменило. Еще ни разу не увидев суперкиллера, а только слушая рассказы о нем, Марфин сделал его своим героем. Когда же ему впервые пришлось ощутить на себе змеиный взгляд Олейника, Миша вздрогнул от сладостной жути.

Вот человек, с которым можно испытать настоящее счастье! Сильный, опасный, беспощадный. Одно его имя вызывает трепет.

Миша думал об Олейнике беспрестанно. Но массивная дверь камеры надежно разделяла их. Охранник то и дело тайком приоткрывал заслонку на зарешеченном оконце, чтобы посмотреть на своего кумира. Внешность у киллера была неприметная, но Мише он казался воплощением мужской красоты.

Олейник вроде бы ничего не замечал. Но на самом деле видел все, и для него интерес молодого охранника давно уже не был секретом. Киллер только не знал, чем вызван этот интерес.

Несколькими фразами им удалось обменяться, когда Марфин выводил Олейника на прогулку.

— Тебя как зовут? — спросил киллер, почти не шевеля губами.

— Миша, — с готовностью ответил Марфин и зарделся.

Олейник скосил глаза и удивился тому, с каким обожанием смотрит на него охранник. Сердце дрогнуло в радостном предчувствии: уж не будущий ли помощник?

— Знаешь, кто я? — шепнул Олейник.

— Конечно. Вас все знают.

Марфин сказал это так, что Олейник решил задать еще один вопрос:

— Одно поручение выполнишь?

— Какое?…

Больше в этот раз им поговорить не удалось. Однако по взгляду Миши и по его готовности услужить Олейник понял, что зацепка найдена. Если только этот парнишка не подстава генерала Панова.

Последующие события показали, что генерал тут ни при чем.


Декабрь 1999 года. Ксана

Хотя Владик и был влюблен в Ксану до беспамятства, он, естественно, не испытывал той жажды мести, которая двигала ею. Мысленно Владик соглашался с тем, что месть подонкам должна быть жестокой, но роль палача была ему явно не по плечу. Он подозревал, что и Ксане она дается с трудом. Вспомнить хотя бы, как она вызвала «Скорую» к умиравшему на снегу Буряку. Про гибель Семена им стало известно только через неделю, но окажись они рядом в тот роковой для Семена момент, Ксана наверняка бы опять дрогнула и попыталась его спасти.

Однако ее список был далеко не исчерпан, и отступать она не собиралась.

Устав от собственных колебаний, Владик однажды сказал Ксане:

— Слушай, что бы нам такое придумать, чтобы не пачкать руки, а?

— Придумай, — ответила она. — Мне ничего в голову не приходит.

Разумеется, никакого криминального опыта у Владика не было. От безнадежности он стал вспоминать все прочитанные детективы.

Но ничего подходящего не вспоминалось. В конце концов Владик сам нашел решение. Осуществить его было довольно сложно, да и конечный результат вызывал сомнения, но Ксана тут же ухватилась за предложенный Владиком план.

Над статьей про Гурнова они бились трое суток. Она кое-как получилась, в основном благодаря тому, что Ксана досконально знала предмет будущей публикации. Опытный глаз сразу бы определил, что статейка слеплена дилетантами, использовавшими банальные журналистские клише. Но Гурнов этих тонкостей уловить не мог.