Кристин Орбан - Шмотки

Сегодня утром мои покупки организованны, у меня есть цель: МТЛ пригласила меня в Ламорлэ. Цель – понравиться ей. Значит, следует заняться охотой в ее угодьях, атаковать авеню Монтень, Фобур Сент-Оноре, прочесать улицу Камбон, поразмыслить о том, что она могла раздобыть в своих походах, припомнить ее высказывания во время посещений бутика Шанель: «Смокинг от Сен-Лорана – это долгосрочное вложение капитала», попытаться обложить ее со всех сторон.

– Это платье от Ива? Сверху или снизу?

Это были первые слова, услышанные мною от Мари-Терезы Лавиль, именуемой МТЛ, так ее прозвали. С бьющимся сердцем я поднималась по величественной лестнице, что вела к замку Ламорлэ, куда меня пригласили отобедать.

МТЛ поспешила осведомиться о моем одежном ДНК, забыв спросить, как обстоят мои дела после того, что произошло у Шанель, – так или иначе, у вежливых людей все всегда хорошо! – вместо этого она предпочла сунуть нос в мой корсаж. Настоящий набег – все пошло в ход. Оружие – трость с резным набалдашником, которую она сперва подняла, указывая на меня, потом опустила, чтобы руками с выступающими венами, деформированными суставами пальцев ухватить очки. Она использовала их толстые стекла как лупу.

– Это платье от Ива? Сверху или снизу? Вторая автоматная очередь. Надо мной закружились вертолеты из «Апокалипсиса сегодня».

Несмотря на этот странный допрос, касавшийся довольно личных вещей, я понимала МТЛ. Я и сама при виде хорошо одетой женщины предпочла бы спросить ее скорее о происхождении ее платья, чем о здоровье. Но не смею. А она смеет. Зависит от возраста. Или от наличия собственного замка.

– Так что же? – переспросила она, поигрывая очками.

Я напоминала себе насекомое под микроскопом. Казалось, весь свет уставился на меня. Я была проанализирована, взвешена на глазок, подвергнута испытующему осмотру; МТЛ желала знать, где я стала одеваться, расставшись со своей униформой.

Она вновь настойчиво спросила:

– Это платье от Ива? Сверху или снизу?

Вполне вероятно, что имя Ив означало великого Сен-Лорана.

Под воздействием синдрома хамелеона, который настигает даже самых непокорных, я была сражена наповал, вообразив, что могу понравиться МТЛ лишь притом условии, что буду на нее похожа: модель осень-зима, белая шелковая блуза, стянутая на талии черным поясом. Никакой игривости. Том Форд достаточно отдалился от русских, испанских, арабских коллекций Сен-Лорана. Настала эпоха минимализма, и, несмотря на базовые цвета и мужской крой, МТЛ мгновенно признала дух Сен-Лорана, которого она по привычке продолжала называть Ивом. По правде сказать, мой наряд был куплен на авеню Виктора Гюго – слишком дорого для меня с моими доходами, но что делать, на это пришлось пойти, чтобы быть принятой у МТЛ, чтобы соответствовать ее вкусу и стилю, к ее семейству. МТЛ спасла мне жизнь, это стоило моей скромной жертвы. Тем хуже, поскольку позже, во время обеда, я ощущала себя сошедшей с конвейера. Дарлинг одетая как Дарлинг просто сошла с ума. Придется сделать выводы: как только я переступлю порог своей квартиры, этот хамелеонский наряд отправится на кладбище, скорее в район ада, чем рая.

Высоко подняв голову, я ответила с напускной непринужденностью:

– Да, разумеется, это платье от Ива.

Мари-Тереза продолжала изучать меня. Информация ее не удовлетворила.

Ее лорнет вновь склонился, она так сильно прижала иго к верхним векам, что мне на секунду показалось, что ее глаза вот-вот вылезут из орбит. Хорошо поставленным, сфокусированным голосом она со всей мыслимой серьезностью повторила:

– Но сверху или снизу?

Я по-прежнему не понимала, о чем речь. Мне хотелось уйти; первую часть этого странного поединка я выиграла, но вот второй вопрос отправил меня на ковер. Я несколько упала духом, заметив, что в ее синих глазах мелькнуло ироническое выражение, сменившееся дружеским участием: она стремилась напомнить мне, что это всего лишь игра – игра, в которой участники наносят друг другу раны, но вместе с тем это и развлечение, в котором ей необходим партнер, играющий на том же уровне. Мне следовало сделать усилие.

– Сверху или снизу?

Это ее явно забавляло. Конечно, момент выдался неудачный; я спрашивала себя, что я вообще здесь делаю в этом наряде, с макияжем, достойным жены начальника министерской канцелярии; что я сотворила с собой, со своим вкусом, эксцентричностью, ступив на сей туманный, темный путь. Следовало избежать новой ловушки, и поскорее. В любом случае верх звучит лучше, чем низ. Генерал де Голль советовал своим соратникам оставаться на высоте, поскольку наверху народу куда меньше; кстати, мой агент по недвижимости, говоривший, что чем выше этаж, тем дороже, утверждал примерно то же самое.

Чтобы стать манекенщицей, надо обладать высоким ростом. «Какого вы роста?» – спрашивают англичане, осведомляясь, какой у вас размер. Здесь, само собой разумеется, следовало держаться на высоте.

Мне вспомнилась таинственная лестница на рю Камбон, по которой поднимались лишь очень богатые клиенты, и бутик Сен-Лорана на авеню Марсо, который я однажды посетила, как другие посещают Лувр или музей д'Орсэ.

На витрине и внутри там не было ничего, кроме ощущения роскоши, там продают совсем немного вещей, всего несколько аксессуаров. Чтобы купить одежду, нужно заранее договариваться о встрече, просмотрев вначале видеокассету или побывав на специально организованном для вас дефиле.

Это мода: Высокая Мода. В бутике не было ни души, только несколько продавщиц, неслышно приблизившихся ко мне, оглядывая меня, словно неидентифицированный объект. Я выбрала цветок из пайеток – заколку для волос,– ярко-алый амариллис, и длинные, почти до плеч, серьги с орнаментом из черного гагата. Цены не были указаны. В любом случае для меня астрономическая сумма, уплаченная за эти безделушки, была одной из составляющих их красоты. Продавщица продемонстрировала мне – рукой, затянутой в перчатку, – каждую из моих покупок, разместив ее в замшевом розовом мешочке, перетянутом черным сатиновым бантиком. Затем все это было уложено в две белые коробочки, завернуто в шелковую бумагу, на которой было начертано: ISL Haute Couture.

Было бы обидно разочаровать МТЛ, признавшись, что мой костюм был куплен вовсе не на авеню Марсо, а на авеню Виктора Гюго, внизу, да, в магазине готовой одежды, делающем людей похожими друг на друга, покорными общему закону элегантности.

Высокая Мода – это не моя вселенная, хоть мне и случалось из любопытства забредать туда. Каждый мой прикид уникален лишь потому, что, будучи купленным «внизу», он подвергается моей собственной переплавке, адаптации к прет-а-порте моей мечты, моих горделивых устремлений, моих фантазмов о том, что я хотела бы поведать своей одеждой или о чем желала бы умолчать. Три шнурка, пара бантиков, какая-нибудь безделушка – подвеска, медальон, колокольчик, привнесенные в готовый ансамбль, – помогают мне адаптировать ткань применительно ко мне самой, к определенному моменту. Нет необходимости, чтобы Ив или Том думали за меня.

Молчание.

МТЛ выжидающе и вместе с тем разочарованно смотрит на меня. Я предала себя, чтобы понравиться ей. Возможно, ее скорее бы позабавила одна из моих самоделок, «Made in Darling» re-creation. Чтобы понравиться ей, мне вовсе не следовало напяливать на себя бледную имитацию ее собственного стиля.

Мне ненавистна эта неизбывная потребность нравиться, вместо того чтобы быть замеченной, потребность, расплавившая, растворившая во время этого обеда меня, мою индивидуальность в некой коллективной идентичности, в семье, потребность, делающая меня столь уязвимой. Платья-хамелеоны – это моя жертва обществу.

С рассчитанной непринужденностью она шепнула мне на ухо: – На мне платье от Унга, Унга Haute Couture.

Унг? Кто бы это мог быть, этот кутюрье? На сей раз я была уверена, что слышу это имя впервые. Китаец? Унг звучит как Тонг, как Дзе или Чонг. Унг отдает вьетнамской кухней, но ведь, насколько мне известно, не существует великого вьетнамского кутюрье. Японец? У них у всех имена – как у мотоциклов с большим объемом двигателя, такие же длинные, как цепочки цифр, которые они выводят на чеках. Кроме того, МТЛ вовсе не похожа на женщину, которой нравятся беспорядочные, деструктурированные, лишенные единства модели.

– А кто такой Унг? – Я решила сдаться.

– Унг – это Унгаро. Я всегда называю его так на примерках, разумеется за его спиной. А еще Матеотти, он обожает это. Но по части кроя и цветовой гаммы нет никого лучше, чем Эманюэль!

Эманюэль Унгаро – вот кого она так называла. Я обожала Унгаро, преклонялась перед ним как самым поэтичным и чувственным из кутюрье; если бы у меня были деньги, я одевалась бы у него с утра до вечера и мне бы это не наскучило, потому что это непреходящий стиль и ныне, и присно, и во веки веков, стиль, принадлежащий и к мечте, и к реальности.

Взглянув на одежду МТЛ, я моментально увидела разницу между Haute Couture и тем, что не было Haute Couture, между Унгаро и всеми прочими.

Я охватила цепочку событий в непривычной мне среде, но видение этого ансамбля само по себе удостоверяло мое перемещение: на МТЛ был надет ансамбль с невидимыми эполетами. Только столь же внимательный, как у меня, взгляд мог угадать подложенный слой, призванный скорее изменить форму исхудавших плеч, чем подчеркнуть модный каприз. Таким образом, в Высокой Моде кутюрье должны быть еще и пластическими хирургами. Но в данном случае это была забота, направленная на то, чтобы придать округлость исхудавшему телу, хранящему следы некогда исключительной красоты. Расцветка блузы от Унгаро не походила ни на одну другую, вообще не припомню, чтобы мне встречались подобные сочетания цветов. Как мне кажется, Унгаро, желая добиться от непрозрачной ткани эффекта прозрачности, наложил водянисто-зеленый муслин на пармский муслин, в результате возникло сочетание, близкое к тому оттенку, который Милле на своей картине придал платью Офелии, покоящейся в речной заводи. Каждая деталь – вплоть до пуговок на манжетах в форме цветка – отточена, отшлифована, как драгоценный камень.