Карина Армлос - Шпагат через Атлантику

– Привет. Да уже долетела, только получила багаж.

– Привет. Ну наконец– то, я так жду. Как оно дома, хорошо?

– Пока нет, если честно.

– Я так надеялась, что тебя встретит папа, но ты же знаешь, он не самый надежный человек в мире.

– Мам.

– Тяжелые у тебя чемоданы?

– Ничего страшного я справлюсь. Сейчас договорю с тобой и пойду искать автобус на вокзал.

– Ну давай, как доберешься до вокзала, набери, спокойно уже поговорим.

– Хорошо.

Вот по этому я точно не скучала – по тотальному контролю, созвонам каждый час и четким объяснением, что я делаю и где нахожусь. И как только мама пережила это лето, не контролируя каждый мой шаг, даже не представляю.

– За вторую сумку придется доплачивать. У вас в билете только одна предусмотрена.

– Сколько еще нужно?

– Тридцать гривен.

Замечательно, и где мне сейчас их взять? Когда я летела в Америку, то меньше всего думала о том, чтобы брать с собой гривны на обратную дорогу.

Билеты на поезд мне купил папа и прислал в электронном виде, карточек у меня нет, придется возвращаться в аэропорт и менять доллары.

– А можно я оставлю у вас чемоданы и быстро сбегаю в обменник, у меня нет гривен?

– Мы отправляемся через десять минут. Если вы не успеете, то ваши чемоданы либо уедут с нами, либо останутся стоять на дороге.

– С– П– А– С– И– Б– О.

Со всей злостью, что у меня накопилась в дороге, вытаскиваю чемоданы из багажного отделения автобуса, сильно дергая за ручки. Чемоданы огромные и тяжелые.

Я злюсь. На себя – за то, что купила так много всего. На папу – за то, что не смог встретить меня. И, конечно же, на водителя автобуса, который принципиально не дал мне провезти второй чемодан бесплатно, хотя цена вопроса всего тридцать гривен. «Если каждый захочет бесплатно возить свои чемоданы, что я буду делать?» – сказал он мне. Не знаю, что он будет делать, я ведь не каждый.

Несу чемоданы обратно в аэропорт. Тележку мою уже забрали, так что приходится взять в руку по чемодану и надеяться, что их тяжесть не превысит мой вес и я не упаду на очередной неровности дороги.

Обменяю сразу сто долларов, вдруг то же самое случится и в поезде, лишними они точно не будут.

Полтора часа, и я на вокзале. Уже сижу в поезде. Смотрю в окно, Киев остается позади, а я качусь в сторону своего дома. Отчиталась маме по всем пунктам: доехала, поела, устала, собираюсь спать. Утром на вокзале меня уж точно встретят.

Я устала, но уснуть не могу, пыльный запах, духота в купе, храп соседа. Ему проблемы со сном, видимо, не грозят.

Не верится, что еще и суток не прошло с того времени, как я была в Вайлдвуде. Вернее, я еще ни разу не спала ночью, не было полноценного сна, после которого просыпаешься и понимаешь, что день прошел.

Подъезжаем к убогому вокзалу города, в котором я прожила двадцать один год. Как я ни пытаюсь радоваться своему возвращению, внутри только отторжение всего.

Это не про меня, это не со мной – все, что получается почувствовать сейчас. Грязь и разруха, уныние и озлобленность, и это в мире, где кто– то живет полной и счастливой жизнью, как я еще пару дней назад. Сегодня и я, пока ехала в поезде, заразилась вирусом безнадеги. Вирусом «все плохо, и просвета нет ни в конце туннеля, ни за ближайшим углом».

Родители бегут. Ничего, что немного опоздали, я привыкла. Хорошо, что чемоданы мне помог выволочь храпящий дядька. Он, как увидел их, спросил: «Как ты донесла сюда эти два холодильника?»

Обнимаемся. Мама плачет, папа виновато улыбается – понимает, что можно было сделать невозможное и все– таки забрать меня из Киева.

– Ты такая загорелая, так повзрослела и покрупнела.

– Мама.

– Ну прости, не могу нарадоваться и поверить, что вижу тебя не на фотографиях.

– Ну ладно, хватит меня рассматривать как под микроскопом, поехали домой, я не спала с самого Вайлдвуда, мне нужен сон, и желательно вечный.

– Что ты такое говоришь! Как обычно, начинаешь драматизировать, поехали. Я приготовила тебе борщ, запекла картошку с мясом и салатики.

– Я не хочу есть, только спать.

Папа ведет машину и смотрит на меня в зеркало заднего вида, думает, я не вижу, как он пытается рассмотреть перемены во мне. Он пока ничего не спрашивает, это у нас такая игра.

При маме мы не показываем, что у нас дружеские отношения. Папа боится, что если она увидит нашу связь, то попытается ей навредить. Смешные детские игры взрослых людей, но я ему подыгрываю.

Все равно через пару дней он поведет меня куда– то есть сырники и пить какао. Мы обо всем сможем поговорить, когда никто не будет оценивать степень нашей близости.

Моя квартира, как и все остальное, выглядит непривычно. Как далекое воспоминание. Как сюжет из сериала, который ты видел лет пять назад: что– то припоминаешь, но привязанность уже утратилась.

– Может, все– таки поешь, я ведь так старалась, готовила.

– Нет, я пойду спать. Проснусь – тогда поем.

И я ушла в свою комнату, которая по какой– то причине за это время необъяснимо изменилась. Уменьшилась как минимум в два раза, и все вещи в ней перестали ощущаться как мои.

Да что ты сделала со мной, Америка? Смогу ли я теперь вообще жить без тебя, найдется ли для меня место здесь, в Украине, если мне не удастся вернуться обратно?

Дни проходят один за другим. Я уже две недели дома. Поесть и поспать – пока это все, на что меня хватает. Еще сижу в Фейсбуке, смотрю фото, которые выложили мои друзья и знакомые.

Когда мы были в Вайлдвуде, ни у кого не было времени выкладывать фото. А сейчас все вернулись домой и теперь пытаются продлить свои воспоминания: публикуют фото и отмечают на них друзей. Интересно получать отметки на фото, о которых даже не знала.

Пишет Зои, рассказывает, как они обжились в Нью– Йорке. Живут вчетвером в одной комнатушке. Жалуется, что ее это сильно достало. Эрик успокаивает, обещает, что это ненадолго, что скоро они найдут квартиру только для двоих. И так до следующего приступа клаустрофобии у Зои в маленькой перенаселенной комнатке.

Аня еще в Вайлдвуде. Аквапарк закрылся первого сентября, и она перешла работать в один из магазинчиков на набережной. Большинство студентов уехали, и работать там сейчас некому, а туристический сезон продолжится до начала октября. Потом они с Габри хотят путешествовать. Домой она решила не возвращаться до окончания визы.

Я за неделю не встретилась ни с одним человеком, если не считать родных. Никого не могу видеть, смотрю целыми днями сериалы, а когда слышу мамины шаги, приближающиеся к моей комнате, тут же притворяюсь спящей.

Единственный, с кем бы я сейчас пообщалась, это Антон. Не потому, что сильно скучала. Просто мне кажется, что он понял бы меня сейчас лучше всех. Он меня всегда понимал, это вообще было ключевым в наших отношениях. Ну, или я так думала.

Когда мы были вместе, мне тяжело было различить: это он вызывает во мне такие чувства или я так умею чувствовать себя рядом с ним. Когда я поняла разницу, мне стало легче отпускать прошлое. Пока я считала, что только с этим человеком мне невероятно хорошо, только он может заставить меня так смеяться или только он может быть самым чутким на свете, тогда, конечно, отпустить такого партнера было мучительно больно.

А если посмотреть на ситуацию иначе? Если хоть раз в жизни подумать: а может, это все я? Может, это мои чувства такие глубокие, что и дает возможность мне испытывать ни с чем не сравнимую близость и связь. Что, если это благодаря мне у нас были такие доверительные и разносторонние отношения?

Я давно поняла, что невозможно перенять от другого то, чего нет в тебе. Но можно воспитывать в себе внутренние качества, чтобы получать от отношений то, чего тебе хочется.

Я верю, что отношения – это работа. Не та, на которую утром лень вставать и на которой платят маленькую зарплату, – нелюбимая работа. Нет, другая, внутренняя. Чтобы построить отношения мечты, нужно потрудиться: приложить силы, старания и энергию. Мне кажется, если в отношениях один старается сильнее другого, однажды кому– то это надоест.

Мне почти двадцать два года, а с парнями я научилась только одному – с каждым разом все быстрее оправляться от «брошенности». Но так было до Америки. В Америке я узнала, что не обязательно настолько включаться в отношения. У тебя одновременно может быть и парень, и своя жизнь. Это вещи, друг друга не исключающие. Для того чтобы тебя любили, не нужно бросать всю себя к его ногам и спрашивать: «Этого достаточно или мне еще ниже наклониться?»

В Америке мое чувство себя как девушки и личности стало расти. Я стала осознавать законы и правила общения, в которые никогда бы раньше не поверила. Например, правило «отпустить ситуацию», много раз проверенное мною. Когда ты сознательно перестаешь контролировать происходящее как в жизни, так и у себя в голове. Не пытаешься перехитрить всех и вся, только делая вид, что отпустил.

Если веришь, что с тобой случится только самое лучшее, даже если так поначалу не кажется, вот это уже первый шаг к тому, чтобы отпустить по– настоящему. Ты четко знаешь, что тебе хочется, но в то же время не навязываешь Вселенной свой сценарий. Не впадаешь в панику, когда тебе кажется, что все бесполезно, после чего все равно начинаешь вмешиваться.

Можно считать это выдумкой, но тогда во что же верить?

В то, что все плохо, и жизнь – это череда испытаний? Что все, что нам повезет пережить, – это постоянное балансирование между «плохо» и «нормально»? Что все вокруг плохие, мне должны, и вообще, если не брать дело в свои руки, так ничего и не получишь в жизни? Вот такой сценарий точно мне не подходит.