— Егор Васильевич, что это? — слабо поинтересовалась завкафедры, судя по интонациям, испытывая настойчивое желание прилечь в обморок. Егор, в это время искавший чертово расписание в стеллаже, повернулся и увидел, как почтенная женщина заливается слабым румянцем, тыкая пальцем в рабочий стол Егора.

Это — было красными кружевными трусами. С фигурной гипюровой бабочкой на заднице. И возлежало данное прекрасное «это» на черной папке с документами на подпись. Красиво так возлежало, так, чтоб было видно трусы во всей красе.

«Здесь была Локалова», лучшей подписи и не придумаешь, особенно в совокупности с запахом духов. И ведь… И ведь нет, не было ее на этом столе. И как она это все провернула?

Да, действительно, вряд ли завкафедры когда-то видела демонстративно возложенные на стол декана факультета как на алтарь женские трусы, да еще и такие… Подчеркнуто сексуальные. Кажется, в мировоззрении завкафедры секса по прежнему не было.

Егор торопливо прихватил «это», сунул в карман брюк, обернулся к Ольге Валерьевне.

— Кто-то совсем обкурился, — драматично произнес он, — не волнуйтесь, Ольга, я разберусь и влеплю идиоту дисциплинарный.

Ну, пусть не обкурился — но обнаглел настолько, что спер у Егора запасной комплект ключей и на перерыве между лекциями влез в его кабинет для совершения сомнительной авантюры. Планировала — потому что ключи могла свистнуть только в прошлую среду. И ведь молчала. Ждала. Выжидала. Про кабинет оговорилась только один раз, но у Егора даже мысли не шевельнулось, что это вот не просто так.

— Лепите выговор сразу с отчислением, — возмущенно выдохнула Ольга Валерьевна, и Егор успокоительно улыбнулся, намекая, что торопиться все-таки не стоит. Кто ж его знает, а вдруг это… Отличник? Или Филимонов, у которого благодаря папе-ректору понятие границ практически отсутствовало напрочь.

— Я найду, как наказать так, чтобы проняло, — произнес он и таки вытащил из пресловутой папки график командировок. Брала его Ольга Валерьевна двумя пальцами, будто подозревая, что трусы осквернили распечатку даже через картонную папку, даже через файл. Ох, уж эти куртуазные пожилые леди, до чего легко вам наносятся аморальные травмы. Знали бы вы, чье это имущество сейчас в кармане у Егора в кармане обретается — были бы впечатлены еще сильнее. На кафедре Татьяну держали за умную скромную, пусть и уверенную в себе девочку. Не за ту оторву, которая была известна Егору.

— Боже, куда мы катимся, — в легком суеверном ужасе пробормотала завкафедры, и Егор лишний раз благословил сам факт того, что о его связи с Татьяной пока не известно. А то сейчас пришлось бы отпаивать Ольгу Валерьевну валокордином и одновременно отмахиваться от кадила, которым она всенепременно попыталась бы изгнать из Егора бесов.

Выпроводив впечатленную Ольгу Валерьевну из кабинета, Егор сполз в кресло, пряча лицо в ладонях. Очень хотелось ржать и убивать. Ну, Локалова, ну зараза. Более идиотскую выходку придумать было сложно. Вот зачем ей это вообще понадобилось?

Реакция

«Пятнадцать минут на то, чтоб собралась и вышла»

Танька от этого СМС чуть кофе на ноутбук не опрокинула, до того поспешно вскочила на ноги. Сбила собственной же рукой с носа очки, выматерилась и помянула пару языческих богов во славу того, что эти очки не разбила.

— Ты куда? — удивленно поинтересовалась Алиева, а Танька ломанулась к шкафу. — Опять к парню? На ночь?

— Ага, — отозвалась Танька, лихорадочно пытаясь понять, какая блузка подойдет к темной джинсовой юбке до колена. Ну не совсем к парню, но не «к мужику» же. Скажи она такое Алиевой, и та непременно бы охренела. И потом Егор — мужчина. Называть его мужиком было как-то… неловко, что ли. Будто называть его орангутангом.

— Ты так сессию завалишь, — Асмар, кажется, решила поиграть в Вангу. Казалось бы, какое ей дело до Танькиной сессии, не сказать, чтобы ритмы Танькиной личной жизни как-то изменились за три года. Все-таки она довольно долго пыталась выбросить Егора из головы… не очень путными методами.

— Ну вот если завалю — вот тогда мы и обсудим вопрос насыщенности моей личной жизни, — буркнула Танька, завязывая на талии пояс снятой с вешалки блузки, — с удовольствием послушаю твои рекомендации, Ась.

Глянула на себя в зеркало, вздохнула, потому что… Потому что. Толковых претензий к внешнему виду не было, кроме «что-то не то«, и «ничего такого». Показываться на глаза Егору, даже провинившейся, в непонятно каком виде не хотелось.

— Меня бы отец из дома выгнал, если б я столько гуляла, — деловито сообщила Асмар, высовывая нос из любовного романа. Между прочим, у Таньки взятого любовного романа. И где у Алиевой совесть вообще обреталась, пока ее хозяйка сидела тут, нотации читала, а сама мечтала о роковом пирате, что укатил бы ее на край света, сраженный красотой ее темных глаз.

— Аська, — Танька торопливо расчесывалась и искала взглядом сережки, — ну вот тыщу раз же обсуждали. Мне девственницей замуж не выходить. Мне в принципе замуж не выходить, похоже, так что…

— Что, не зовут? — Алиева посмотрела на Таньку с насмешливым прищуром. У нее-то какой-то жених был, «родители договорились». Вот и кому нужно такое договорное «счастье»? Танька бы тысячу таких договорных променяла бы на один вечер с Егором, только он почему-то проводил с ней время просто так.

— А что, оно мне надо? — ехидно отозвалась Танька, торопливо обувая ботинки и хватая с вешалки куртку. Ботинки аккуратные, на каблучках, любимые — отлично подходят под юбку. Куртка — косуха, выпрошенная у мамы после прошлой сессии. Все, нормально. Может, не самый элегантный образ, один сплошной кэжуал, но зато хоть стильно…

Много Алиева понимала. Работа шла по плану. Восемь задач из десяти по схемотехнике были уже решены и оформлены в отчет. Так с чего бы Таньке отказываться от встречи с Егором, раз уж… раз уж сама сегодня поработала над тем, чтобы эта встреча… состоялась.

Егор молчал до вечера, сначала Танька подумала, что он не заходил в кабинет, но потом краем уха подслушала, как возмущается завкафедры Оксана Леонидовна, что кто-то из студенток совсем охренел и подкинул декану в кабинет трусы.

Честно говоря, Танька пару раз на лекции поймала на себе острый взгляд Ардовой, но старалась выглядеть невозмутимой. В конце концов, никто не видел, камер нет, сам Егор Таньку не изобличил, так что какие вообще претензии? А доказательства у вас есть, Оксана Леонидовна?

Таньку немного потряхивало весь остаток дня. Егор молчал. Может, его слишком взбесило, что она стащила у него ключи? Но план сам нарисовал в голове, когда она заметила запасной комплект ключей на вешалке в прихожей. Показался достаточно идиотским и потому и был утвержден. Может, она перебрала, и сегодня она все-таки нарвется на ремень?

Серебристый ниссан Егора стоял не у самой общаги — ну и правильно, нефиг декану со студентками перед другими студентками палиться, так? Сам Егор невозмутимо стоял у машины, глядя на часы.

Заметив Таньку, опустил руку, прошелся взглядом от макушки и до носков ботинок. Ничего не сказал. Лицо даже не дрогнуло. От этой демонстративной холодности хотелось орать еще сильнее.

— Прошу, — произнес Егор тоном, далеким от тона просьбы, открывая перед Танькой дверь машины. В этот раз Танька пристегивалась сама, тем более что дважды снаряд в одну лунку не падает, и кажется, целовать ее сегодня никто не собирался.

— Егор…

— Я тебе говорить не разрешал, — оборвал ее Егор. Неприступный, как форд Нокс, ледяной, как айсберг.

Упс!

Кажется…

Кажется, переборщила…

Ни слова сказано не было. Ни одного. И смотрел Егор исключительно на дорогу. В лифте Таньку уже не шутя потряхивало. Она бы извинилась… Если бы он разрешил говорить.

— Пять минут, — заговорил Егор, только уже поворачивая ключ в замке, — на переодевание. Ждать на коленях, на кровати, спиной к двери.

Красные трусы ждали Таньку на графитовом покрывале, которым была заправлена кровать. Больше ничего не было, значит… Значит, больше ничего и не предполагалось. Боже, как кипела кровь, как барабанило сердце. Танька чувствовала себя такой уязвимой сейчас — в одних чертовых кружевных стрингах с бабочкой на заднице. Но… Но она же хотела? Она же хотела именно этого и нарывалась именно на это. И все же было страшно слышать шаги Егора за своей спиной. Аж мурашки по спине бежали. От легких, практически невесомых прикосновений пальцев Егора к голым лопаткам Танька вздрогнула. Провел пальцами от шеи и до задницы, будто оставляя на коже тонкую дорожку тепла и снова отнял руки. Он обогнул кровать, как и в прошлый раз расстегивая на запястье ремешок часов, опуская их на тумбочку, рядом с лампой, закатал рукава. Танька же, отслеживая всякое его движение, чудом не содрогнулась. Ремень снова был тут — лежал рядом с лампой. Тут же был ошейник, черный, с блестящими заклепками, похожий на длинный черный браслет, но самое главное — ремень. Вряд ли в этот раз он здесь для разводки. Желание заорать и спастись бегством стало совершенно нестерпимым. Но… Но Танька никогда не сбегала от проблем и сейчас тоже не сбежит. Если она его выбесила настолько, ну… Ну будет ей впредь наука, как себя вести не стоит.

Егор взял в руки ошейник. Точнее, нет — в правую руку ошейник, во вторую ремень. Подошел к кровати.

— Руки вперед, — ровно произнес, и у Таньки аж в ушах загудело. Только не ремнем по рукам, хрен скроешь эти синяки…

— Руки, — скучающим тоном повторил Егор, — дверь помнишь где?

Танька чуть сглотнула и, прикрыв глаза, вытянула вперед ладони. Ничего, пару ударов она, наверное, выдержит. А он… он, наверное, не будет слишком жесток. Ну, по крайней мере в этом она не сомневается. Не могло его настолько сорвать. Но на пару раз ремнем по рукам его злости хватит.