Джина Шэй - Штучка

— Извини, задержался, — с сожалением заметил Егор, предвосхищая возможную претензию.

— Все нормально, — Таня снова накрепко зевнула, — честно говоря, я сама уснула в шесть. Ставила будильник и… кажется, я его выключила, во сне.

Егор фыркнул, испытывая некоторую форму удовлетворения от того, что в очередной раз не случилось конфликта, и, отвернувшись от стола, похлопал ладонью по колену. Большего приглашения Тане было не нужно. Скользнула к нему, прильнула к его груди, будто ослепляя, заставляя все вокруг потерять свою значимость. Теплая, с беспокойными пальцами, с голодными губами.

Наконец-то можно было не останавливаться, наконец-то можно было не убирать рук от нежной кожи бедер, не нужно было обходиться одними только поцелуями. Она была охренительно легкая, по крайней мере, Егор ее — обвившую его ногами, вцепившуюся в его плечи — до постели через кухню, прихожую и полкомнаты донес с возмутительной легкостью. То ли сам перед собой выпендривался, то ли она похудела сильнее, чем он думал.

— Танюшка, — она тянулась к его губам, подставлялась под них, будто купаясь в его поцелуях. Сегодня и вообще в ближайшее время — никакой резкости. Пусть. Голод и жажда ее подчинения пока что не были столь уж сильны, чтобы их нельзя было легко игнорировать. Нет, сегодня разве что только запястья сковать наручниками, зацепив цепочку между браслетами за один из прутьев спинки кровати.

Таня кусала губы — по-прежнему хотела свободы воли, но нет, золотко, это тебе будет позволено позже. Мог бы и ноги зафиксировать, но нет, не было в нем столько жесткости к пострадавшей Татьяне. Это сошло бы за наказание, если, конечно, проступок оказался бы не столь уж страшным.

Егор наслаждался тем, что делал. Тем, что выглаживал ее тело пальцами, губами, любым свободным клочком кожи. Тем, как она быстро очнулась ото сна, и распаленная — уже от предварительных ласок едва ли не умоляла его не тянуть.

— Егор…

Выгнулась к нему навстречу, насколько позволяли наручники, заскулила, когда плотно сжал ее груди. Таня не любила нежных, невесомых прикосновений, нет. Куда больше ее заводила граничащая с грубостью алчность— даже чуть грубее, чем сейчас, но нет, никакой неосторожности Егор себе позволять не собирался. Пока — лишь только трепетать над ней, как над хрустальной, тем более что это было не сложно. Пока никаких болезненный прелюдий, лишь только прикусить слегка этот восхитительный сосок, а потом — другой, чтобы сравнить, насколько же они различаются на вкус. А девушка вскрикивает, девушка тянется к нему всем телом…

— Егор, пожалуйста…

Ох, да, солнышко, раз ты так вежливо просишь… Но давай-ка сначала проверим, точно ли ты готова, точно ли ты хочешь.

Как же приятно наконец-то залезть ей в трусы. Столько времени хотелось, столько — останавливался. Половые губы — скользкие, влажные. Хотела. Никто не сомневался, но знать наверняка было очень приятно.

— Егор, умоляю, — заскулила девчонка, после того как Егор всего-то с минуту развлекался с ее клитором. А ведь нежно к нему прикасался. Очень нежно, очень ласково, почти вкрадчиво. Не доводя до кипения уж слишком быстро, лишь осторожно усиливая томление.

Но как же быстро ты вспыхнула, а солнышко? Умоляешь? Уже? Как же хорошо, что уже! Ждать? Еще? Ну уж нет. Режим ожидания уже исчерпал все допустимые пределы. Уже даже за презервативом руку под подушку тянуть — практически невыносимое усилие. Но Егор смог…

Член толкнулся внутрь тесной девичьей щели. И вот теперь Егор начал свой путь к точке кипения — медленный, как всякое его движение в эту сладкую тугую плоть, под Танины же стоны — глухие, пока еще неуверенные, но все равно, всякий ее вскрик отдается в груди сладким спазмом.

Таня… Танечка…

Боже, как же без этого было тяжело. Как же тяжело было без нее. И даже не только эти семнадцать дней. Но, кажется, и в принципе — без нее Егору было хреново. А с ней сейчас ему было настолько охренительно, что хотелось лишь целовать ее губы, снова и снова, снова и снова осторожно двигать бедрами, проникая в нее раз за разом, доводя ее до экстаза — медленно, верно, но неумолимо.

Танюшка… Солнышко…

Ну, вот правда, что такого могла предложить взамен нее девственница? Такую самоотдачу? Когда никакого возражения не возникало даже против того, что месяц спустя Егор по-прежнему Таню ограничивал.

Нежная… Горячая… Страстная…

От которой перехватывало дыхание, от которой оргазм приходилось в себе удерживать, сознательно замедляться еще сильнее, потому что он-то кончить мог, а она только-только еще подбиралась к своим рубежам экстаза.

От нее Егор пылал. Из-за нее ему самому казалось, что раньше он просто тлел, и лишь после ее появления в его жизни — восгорел в полную силу.

И ты все еще не видишь, что ты влип по самые гланды, а, Егор Васильевич?..

— С добрым утром.

Танька подняла голову и постаралась нормально улыбнуться. Егор выглядел… Как и всегда, когда он собирался на пробежку. Шорты, майка, ничего лишнего. Даже часы с собой не брал. Черт, на эти плечи слишком легко получалось залипнуть, а это было совершенно не к месту сейчас…

— Ты сегодня рано встала, — Егор слегка нахмурился, а Танька, пожав плечами, постучала пальцами по лежащим перед ней конспектам.

— Экзамен у Ардовой, — кратко отозвалась она, — а я плохо запоминаю схемы, не держатся в голове. Решила повторить на свежую голову.

Ну, относительно свежую голову, скажем честно. Сотрясение-таки делало танькино мышление слишком медленным, негибким, каким-то очень тяжелым. Вот в таком вот состоянии найти альтернативный метод решения задания у нее вряд ли бы вышло.

— Давно проснулась? — Егор достал из холодильника маленькую бутылку с водой.

— Полчаса назад, — Танька снова уткнулась в конспекты. Егор кивнул — кажется, это его вполне устраивало. Если бы встала раньше — рассердила бы? Так, не отвлекаться, учить.

Когда Егор вернулся на кухню — уже после душа даже, — Танька уже выползла из-за стола, чтобы встать у плиты и перемешивать лопаткой омлет. Конспект она держала в другой руке и вовсю пыталась понять, как Цезарь умудрялся делать больше двух дел сразу. У нее и два-то делались не очень удачно, и омлет пытался подгореть, и запоминать прочитанное получалось плохо. Да ладно, прочитанное еще ладно, но схемы.… Нет, Танька помнила основные принципы и правила компоновки, но это не гарантировало, что при воспроизведении не «на память» она не накосячит. Обязательно накосячит.

— Опять не слушаешься, — ладони Егора скользнули под Танькину майку, легли на голую кожу живота, горячие губы ужалили шею, сразу под мочкой уха — мир сладко задрожал, а в животе под пальцами Егора начало ворочаться что-то раскаленное и громадное. Пока еще вяло, неуверенно, но до большего Таньку отделяло не так и много.

— Мне нужно было отвлечься от зубрежки, — мрачно вздохнула Танька. Выключила плиту, отложила лопатку, повернулась было к столу и налетела на Егора как корабль — на мель.

— Помогу отвлечься, бесплатно, без регистрации и СМС, — фыркнул Егор, ловя Таньку за подбородок. О да… Его поцелуи отлично справлялись с задачей «отвлечься». Все мысли из головы исчезали, как узоры на песке после очередной нахлынувшей волны прибоя.

— Ну, все, сжалься, мне все-таки учить надо, — простонала Танька, пытаясь высвободиться из его хватки. Ага, сейчас. С тем же успехом она могла бы попытаться снять трусы через голову, не снимая при этом джинс. Егор ухмылялся и не ослаблял хватки, прижимая Таньку к себе.

— То надо, то не надо, никакого постоянства, — хмыкнул Егор, — а я, может, недоволен, что проснулся в пустой постели.

Танька тихонько хихикнула. Он дурачился, это было ясно. На самом деле никакого недовольства в его лице не было, но надо ж было до чего-то докопаться, да?

— Ох, простите, мой господин, — задиристо улыбнулась ему в губы. Он целовать ее не спешил — она тоже, так и смотрели друг на дружку, в паре сантиметров от очередного танца для губ. И воздух между ними исчезал. Все исчезало, если уж на то пошло, когда Танька смотрела в эти безумно-синие, такие похожие на море глаза.

— Я вам не верю, Станиславский, — ладони Егора скользнули вниз по Танькиной спине под ремешок джинсов. Нет, разумеется, никакого перепиха он на утро не планировал — он просто Таньку дразнил.

— Мне правда надо учить, — Танька вздохнула, прямо глядя на Егора, — извинишь?

— Ну, это серьезный повод, да, — Егор даже слегка подмигнул Таньке, — а то меня точно уволят, потому что окажется, что я на тебя плохо влияю.

Запоминалось все равно плохо. Танька даже учила по пятнадцать минут подряд, делая равные перерывы. Даже позавтракала вместе с Егором в один из перерывов.

Однако, время закончилось, и в половине девятого Егор начал уже Таньку поторапливать.

Как назло, все валилось из рук, и под руку попадался то старый, неподписанный вариант отчета, то непишущие ручки, а после на блузке, в которой Танька собиралась ехать на экзамен, нашлось пятно непонятного происхождения.

Пока Танька доставала новую блузку — ей на ногу упал спрятанный на полке между футболками ошейник. И Танька подняла его, и задумчиво уставилась на кожаную полосу.

— Тань, сейчас — даже не думай, — ровно заметил Егор. Танька подняла на него взгляд. Егор стоял, опираясь плечом на косяк, глядя на нее как на дурочку. Как-то даже сразу и объяснять расхотелось, что нет, она вообще-то и не думала — сейчас. Просто вспомнила последнюю сессию. Когда душа была обнажена настолько, что казалось, что с нее содрали кожу…

— Почему это? — спокойно поинтересовалась Танька, опуская ошейник на полку рядом со стопкой трусов и торопливо сдирая с себя майку.

Было слегка обидно, что ей запрещают «даже думать». Казалось бы, договаривались же, что она сама решит, когда. Она и не собиралась сейчас, ей-богу, сейчас она и с кровати-то вставала, и на своих двоих передвигалась только благодаря горсточке таблеточек, какой уж тут экстрим? Но думать-то, почему нельзя было?