Ждать.

Это было самое отстойное слово из всего словаря отстойных слов. И его сейчас Егору не то что исполнять — слышать не хотелось. Но он особо не мог спорить, озвученный ему алгоритм был действенным и логичным. Он был только медленным, и ставил под удар Таню… И вот это было в нем действительно паршиво.

Егор и Антон (младший из полицейских) встали курить у дальнего подъезда с той стороны здания, что была противоположна месту локации трекера. Они даже обогнули дом так, чтобы внезапно не наткнуться на выходящего из подъезда Лазарева. Света же села на лавочке рядышком, вполголоса иногда задавая Антону уточняющие вопросы о том, почему и что в плане действий именно так.

Саша — второй мент, — курить начал у того подъезда, что был к месту локации ближе. У того же подъезда, спиной к Егору сидела какая-то бабка, укутанная в платок. Егор предложил было к ней подойти спросить не знает ли она живущего здесь Лазарева, но Антон против этого возразил. Сказал, что быстрее эта же бабка зайдет и стуканет соседу, что его искал какой-то невнятный тип. Потому что соседи ближе всяких незнакомых персонажей. Ждать пришлось долго — целый час на внезапно обострившейся жаре. Сигареты в пачке Егора успели кончиться, перешел на сигареты Антона, не спуская глаз с двери «заветного» подъезда. Конечно, трекер мог ошибиться… Но точность локации была пять метров. Подъезд точно был крайний…

Когда из подъезда таки выскочил Лазарев — белобрысый, улыбающийся ублюдок, — Егор аж дернулся в его сторону, Антон, заслонявший Васнецова, вцепился ему в плечи.

— Не вздумайте, — тихо прошипел он, — спугнете. Он не должен оставить заложницу надолго. Если она жива, конечно…

Если она жива… Все, что было в груди Егора, — стыло, застывало, будто все его нутро вдруг оказалось в температуре абсолютного нуля, и все мельчайшие частицы его души застыли, не в силах двигаться в этом невыносимом холоде. Он смотрел, как неторопливо ковыляя и припадая на трость, заходит в подъезд бабка, — и пытался это осознать. Но никак не мог. Кто? Что делал? Шел? Куда? Как там Таня — скажите лучше!

Антон сбросил Саше один звонок. Саша же повернулся — вроде для того чтобы сплюнуть, а на деле бросил взгляд в сторону Лазарева, его запоминая. Спокойные, собранные. Не менты — фээсбешники просто. А душе смертельно хотелось фургончика с омоновцами, вертолетов, да вот только… слишком это было жирно для одной девочки-студентки, да?

Антон оказался прав. Лазарев метнулся в гипермаркет, расположенный буквально на углу дома через дорогу, ближайшего к его подъезду. Вышел через десять минут. Курящий у его дома незнакомый мужик Лазаря особо не напряг, он, безмятежно улыбаясь, с бутылкой шампанского в руках зашел в дом. За бутылку взгляд Егора зацепился. Сопоставил его с улыбкой тренера, сделал странные, одновременно и успокаивающие, и не очень выводы. Ладно. Сперва Васнецов вытащит Таньку из дерьма, а уж потом будет думать, что ему с ней делать.

Саша же невозмутимо затушил сигарету об крышку мусорного бачка и, придержав дверь после Лазаря с десять секунд, нырнул вслед за ним. Слава богу, и Антон, и Егор, и Света бегали быстро, успели до того, как медленно подводил дверь к стене доводчик.

— Двенадцатый этаж, — сообщил Саша, с деловитым видом шагая в распахнувший свои двери лифт. Егор был охренеть, как впечатлен работой оперативников. Сообразительные, осторожные, практичные до нельзя, они старались свести к минимуму всякую временную потерю. Далее — по разным алгоритмам, озвученным ребятами, нужно было либо его вызвонить и «попросить помочь спустить вниз к скорой лежачую бабульку», либо — в идеальном, невозможном случае успеть поймать за шиворот у двери и заломать руки, и отнять ключи. Егору хотелось не только руки, и не заломать, а сломать, но…

— Егор Васильевич, постарайтесь себя в руках держать, — попросил Антон, когда лифт мучительно медленно подползал к одиннадцатому этажу. — Мы, конечно, оформим в протокол сопротивление при аресте, но под него не все травмы попадают… Ну и штрафы у нас за это…

Ему было легко говорить, а когда Егор, пока двери лифта только-только разъезжались, услышал женский крик — Танин крик, — удержаться на месте оказалось невозможно.

Опасная игра

Сначала Танька поняла, что у нее затекли руки, а уж потом она поняла, что уже не спит. На языке было сухо, она аж ощутила, насколько язык шершавый на самом-то деле. На щеке лежала чья-то тяжелая ладонь, и пальцы ее осторожно Танькину кожу поглаживали.

Раскрывать глаза Танька не торопилась, осторожно анализируя и себя, и свои воспоминания. Она помнила сладковатый запах от прижатой к ее лицу тряпки, она помнила умоляющий голос Лазарева над ухом «Киса, только не рыпайся», и сейчас кисти рук прочно были обняты браслетами наручников. Металлических наручников.

Танька открыла глаза, облизала губы, уставилась в лицо Лазарева. Они лежали рядышком на кровати, а кровать, судя по всему, была в той квартирке, в которой они с Егорчиком частенько кувыркались. То есть вряд ли это была квартира Лазарева, хотя кто его знает. Танька была уверена, что он эту хату снимал. Ну, нормальная была квартирка. Однокомнатная — для потрахаться вполне хватало.

Танька была в тех же джинсах и футболке, в которых бегала по врачам и ездила в Легион. Кожа была до омерзения липкая и пыльная. Лазарев валялся рядом на покрывале в джинсах и майке.

— Привет, — шепнул Егорчик, виновато улыбаясь. Он глядел на Таньку настороженно, будто ожидая, что она начнет орать.

— Принеси воды, пожалуйста, — невозмутимо произнесла Танька, спокойно глядя Лазареву в глаза.

У Егорчика что-то дернулось в лице.

— Да-да, конечно, — он тут же соскочил с кровати и убежал на кухню. Вернулся со стаканом воды. Танька подтянулась к спинке кровати и села. Голова кружилась. Блин, только бы не вырвало… Еще не хватало. Наручники Лазарев не снял, и Танька этому не удивилась. Поил из своих рук. Оторвав стакан от ее рта, скользнул пальцами по Танькиным губам, стирая с них лишние капли.

— Леська сказала про твое сотрясение, — еле слышно выдохнул он, — кошка, прости меня, а? Перемкнуло меня тогда…

— И спасибо, киса, что забрала заявление, — ухмыляясь, продолжила Танька, глядя, как Егорчик смущенно прячет от нее глаза, — ты же это тоже хотел сказать, не так ли?

— Да, — прошептал Лазарев, — спасибо, кошка.

Он часто называл ее именно кошкой, продолжая, что, мол, она кошка для него — вечного мартовского кота.

— Пожалуйста, — Танька улыбнулась, — к слову, твоей жене просить не надо было. Я бы все равно забрала…

— Почему? — говорил Егорчик негромко, но глядел на Таньку остро, тяжело.

— Потому что ты мне важен, милый, — усмехнулась Танька, — а ты думал, что? Что я тебя посажу своими руками? После всего, что между нами было?

Лазарев не ответил. И вообще отвел от Таньки взгляд, видимо, не желая отвечать честно. Да, именно так он и думал…

— Без хлороформа на свидание позвать не мог, да, — поинтересовалась Танька, — или мой номер телефона забыл?

— Ты его сменила, — тихо откликнулся Егорчик, сев рядом на кровать и чуть отворачиваясь.

— А, точно, — Танька поморщилась, — а ты звонил в эти два дня, получается?

— Звонил, — Лазарев дернул плечом, — загадал, что, если ты ответишь — я обойдусь без хлороформа.

— Ну ладно, — Танька фыркнула и кончиками пальцев ноги провела по бедру сидящего рядом парня, — соскучился?

Он реагировал… Он по-прежнему на нее реагировал… Егорчик поймал ее ногу, провел ладонью по голени, остановил пальцы под коленом, глянул на Таньку чуть расширившимися зрачками.

— Что поменялось? — тихо спросил он. — В первый раз ты меня послала.

— В первый раз я была занята, — Танька виновато улыбнулась, — ты меня пойми правильно, я Васнецовым три года переболеть не могла.

— А сейчас? — пальцы Лазарева чуть больнее сжали Танькину ногу, и девушка сердито пихнула Егорчика пяткой в бедро. Шутливо, мягко, лишь бы не спровоцировать. У Лазарева дрогнули губы.

— Я от него ушла, — ровно отозвалась Танька, — он захотел детей. С этим не ко мне.

— Ты мне не врешь? — Егорчик сощурился, пытаясь найти в Танькином лице хоть нотки фальши.

— Я из универа даже пытаюсь уйти, — Танька пожала плечами, — правда, не пускают пока, но я их добью.

— Тань, я от Олеси ушел… — тихо произнес Лазарев, видимо, услышав Таню и решив сменить тему, — просто не смог с ней. После тебя…

— Скучно? — насмешливо поинтересовалась Танька.

— Пресно, — отозвался Лазарев, и его взгляд скользнул на Танькины губы, — никак. Да и мало.

— Была бы я твоей женой, я бы с тебя не слезала, — шепнула Танька, и, кажется, на этой фразе Лазарев не выдержал. Качнулся вперед, притягивая Таньку к себе, впиваясь в ее губы. Ладони Егорчика легли на Танькины груди, сжали их — с таким привычным Таньке голодом.

— Ш-ша, — Танька стиснула губу Лазарева зубами, глянула на его исподлобья, — ты вообще офигел, да? Мы, блин, два месяца толком не виделись. А все, что ты можешь при виде меня — это меня трахнуть, да? Ты, может, зря от жены ушел? Или что, так и будешь мне мальчиком для траха? Ты бы еще в штаны спустил от одного взгляда.

Это были насмешки на опасном уровне. Но Танька себе их и раньше позволяла — чтобы Егорчик особо не любезничал. Вот и сейчас, он не вспыхнул, лишь мазнул губами вдоль по Танькиной скуле.

— Ко-о-ошка, — шепнул он, явно взбудораженный Танькиным тоном, — а что ты хочешь?

Танька задумчиво на него посмотрела.

— Шампанское есть? — поинтересовалась она. — Подходящий для него день — воссоединение все-таки. И ты от жены ушел, и я от Васнецова…

— Нет шампанского, — с сожалением потупился Лазарев, — я здесь не был с месяц, здесь даже тараканы вымерли, не то что мыши в холодильнике.