— Какой из? Океанов много, знаешь ли, — самодовольно заметил он, вмиг разбивая мои сентиментальные порывы.

Вот что-что, а эта противная черта характера всегда присутствовала в Краснове. И я неизменно одинаково реагировала на нее.

Отработанный годами рефлекс, подводить не стал: вместо ответа я лаконично двинула зазнавшегося музыканта в плечо. Однако потерпела неудачу, как обычно недооценив противника: парень в одно мгновение рывком перевернулся на бок, а уже в следующее — нависал надо мной на вытянутых руках.

— Китти-Кэт, ты опять дерешься, — проникновенно протянул он, касаясь теплым дыханием моей кожи.

Мое тело тотчас отреагировало на его близость сладкой судорогой внизу живота и бешенным стуком сердца. К счастью, Пашка не догадывался, как он действует на меня. Или…тут мой затуманенный гормонами разум пронзила страшная догадка:

«Он же делает это нарочно!»

— А ты опять борзеешь, — деланно возмутилась я, радуясь, что в ночных сумерках не видно моего пылающего лица.

Знакомый запах ледяного ветра тут же наполнил собой воздух, а внутри появилось сумасшедшее желание притянуть Пашу к себе за шею и поцеловать. Жадно и нетерпеливо, запуская пальцы в его мягкие волосы и прижимаясь к нему всем телом.

Сознание мгновенно нарисовало возможные картины происходящего, а губы заныли в мучительном ожидании. Клянусь, я ещё никогда в жизни так не хотела засунуть кому-то язык в рот, как сейчас.

Однако поцелуям я предпочла угрозы.

Знаю-знаю, логика — моё всё.

— Даже не думай, Краснов! — прижав ладони к крепкой груди парня, строго произнесла.

— Надеюсь, ты об этом? — насмешливо спросил Паша и уверенно поцеловал меня.

Всё внутри сразу же встрепенулось и откликнулось парню. Всё, кроме логики, которая холодно намекала, что для начала не мешало бы поговорить.

— Погоди-погоди, — отстранившись, попросила я. И, подражая насмешливому тону Краснова, произнесла совсем не то, что собиралась: — Только не говори, что твои ненормальные фанатки опять ошиваются где-то поблизости.

— У меня нормальные фанатки и их здесь совершенно точно нет. Как и твоего бывшего, — ехидно добавил он, вновь накрывая мои губы своими.

— А как насчёт сцены? — упорствовала я.

— Ты хочешь вернуться на сцену? — сверкнул в полутьме белоснежными зубами Пашка.

— Я хочу, чтобы ты объяснил, зачем ты меня поцеловал. Да я же едва не свалилась с пилона, Краснов!

— Это радует, — снова заулыбался этот неадекватный.

— Тебя радуют мои предполагаемые травмы? — едко спросила я.

— Меня радует твоя реакция на меня. Помнится, раньше ты заявляла, что поцелуи со мной навевают тебе мысли о слизняках, — припомнил он вторую часть нашей захватывающей «эпопеи» с помидорами. В своем страстном желании научиться целоваться, одними томатами, как вы понимаете, я не ограничилась.

— Мне было тринадцать, Краснов. И помнится, ты тогда согласился со мной.

— Я соврал. Глубоко в душе я был без ума от твоих слюней, Сватова.

— Да неуж… — закончить предложение я не смогла. Мои слова смялись под его губами. Настойчивые и умелые, они заставляли забывать обо всем на свете. Сейчас для меня существовал только Паша: его крепкое тело так тесно прижимающееся к моему телу; его мягкие волосы в моих пальцах; и… его нечеловечески ледяные руки под моей толстовкой!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Ай, прекрати! — взвыла я, оторвавшись от губ парня.

— Что-то не так? — Пашка тут же отпрянул и даже сел от неожиданности, с беспокойством глядя на меня.

— Да у тебя пальцы, как лед! — я тоже села и скрестила руки на груди, чувствуя себя слегка неуютно. Некоторой частью моего сознания близость с Красновым всё еще воспринималась как что-то неприемлемое. Поэтому, я терялась и совершенно не понимала как себя вести с парнем, который вдруг из моего друга детства стал моим…

Господи, да я даже не знала кто он мне теперь!

— Иногда мне кажется, что ты самый неромантичный человек на свете, Кэти, — с улыбкой в голосе мягко произнес Паша.

— Что романтичного в ледяных руках? — резонно заметила я. И желая доказать свою правоту, демонстративно засунула свои, как мне казалось, холодные ладони под реглан парня, мстительно опустив их на рельефный живот.

— М-да. Плохая идея, — протянула я, ощущая теплую кожу под пальцами.

— А по-моему очень даже ничего, — сверкнул в темноте улыбкой наглец. — Значит, мне тебя нельзя трогать, а тебе меня — можно. Такие правила игры? — он наклонился и слегка прикусил мою нижнюю губу.


— А по-моему очень даже ничего, — сверкнул в темноте улыбкой наглец. — Значит, мне тебя нельзя трогать, а тебе меня — можно. Такие правила игры? — он наклонился и слегка прикусил мою нижнюю губу.

Казалось бы, одно мимолетное прикосновение. Но от ощущения раззадоривающей боли и жара его дыхания, внутри всё трепетало и молило о большем. И это настораживало.

У меня, конечно же, и раньше случались поцелуи, и не только поцелуи. Однако с Костиком (моим последним и единственным парнем) не возникало и толики тех ощущений, которые я испытывала рядом с музыкантом.

С Пашей всё было острее, чувственнее, на грани. С ним хотелось отпустить себя и поддаться распирающим изнутри эмоциям, не заботясь о том, что будет дальше.

Но я не могла позволить себе подобной роскоши.

— Тебе можно говорить, Краснов. А мне — слушать, — я растянулась на пушистом пледе и, заложив руки за голову, потребовала: — Давай, рассказывай мне о своей Доминикане.

— Знаешь, в тринадцать лет с тобой было куда интереснее, — парень прилег рядом и нагло притянул меня к себе, не догадываясь о моих мыслях.

— Конечно интереснее, — согласилась я и, смирившись с неизбежным, устроила голову на его плече. — Я тогда сделала тебя в Мортал Комбат.

— Чтобы ты знала, я тогда поддался, — Паша взял мою ладонь, переплетая наши пальцы, и у меня на мгновение перехватило дыхание от этого простого жеста.

«Не смей терять голову, Сватова!», — строго приказала себе, стараясь унять бешенный стук сердца.

— Это жалкое оправдание для тех кто, не умеет проигрывать, Краснов.

— Убеждай себя в этом. Я-то знаю правду.

Неожиданно в кармане моих джинсов знакомо тренькнул мобильник, оповещая о входящем сообщении. Я, уже наверняка зная, кто мне пишет, достала свободной рукой телефон и открыла мессенджер.

— Кто это? — сразу же сунул свой любопытный нос в светящийся экран невоспитанный музыкант.

— Маринка. Пишет, что они уже дома. И передает тебе спасибо за концерт, — набирая ответ, заторможено проговорила я.

«Ты на вечеринке? Зажигаешь?» — пришло новое сообщение.

«Ты просто обязана замутить с кем-то из музыкантов!» — не дав мне и слова вставить, следом настрочила Булкина.

— О, а твоя подруга дело говорит, — усмехнулся Пашка, прочитав последнее.

— Ты даже не представляешь, кого сейчас поддерживаешь, — усмехнулась я в ответ, и коротко напечатала:

«Уже не на вечеринке. Сбежала».

«Так ты уже с кем-то мутишь?! Шустрая! Одобряю!» — ещё и с десяток подмигивающих смайликов мне отправила.

— Я тоже одобряю, — высказал свое ценное мнение Краснов.

«Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, скажи, что это Лекс!»

«Господи! Этот парень просто ходячий секс! Ты видела его соло?»

— В смысле Лекс? — не оценил дифирамбов в честь своего одногруппника изнеженный солист и ловко выхватил мой телефон.

— Эй! отдай сейчас же! — мгновенно отреагировала я, попробовав вернуть гаджет, но руки у Паши оказались длиннее моих. Оставалось только обиженно пыхтеть у парня под боком и наблюдать за его перепиской с Булкиной.

«Я с Пашей», — написал Маринке Краснов, видимо, желая получить положенную ему порцию восхищений. Но Маринка, к моей радости, его жестко обломала:

«Ясно. Ну, он тоже ничего», — написала в ответ подруга, а затем посыпалась настоящая лавина из сообщений:

«Слушай, а он сможет познакомить меня с Лексом?»

«Давай замутим двойное свидание, а?»

«Блин, я забыла, что у меня есть Марк».

«Ты к Лексу присмотрись если что».

— Заблокируй её, — в ответ на мой заливистый смех, хмуро посоветовал Пашка и отключил экран, возвращая мне мобильник.

— Кстати, ты знаешь, что твой Димка оказался знаком с моей Лизой? — вспомнила я еще одно сообщение Маринки, которое она мне прислала во время концерта.

Поначалу я даже подумала, что Булкина, как обычно, не разобравшись, сделала поспешные выводы. Но потом, сопоставив факты, — и Маринкины доводы, — была вынуждена поверить в то, что Пашкин двоюродный брат, Дима, который часто гостил у него летом, и которого мы с Красновым нещадно терроризировали, и есть то самое Лизкино Чудо-юдо.

— С твоей соседкой? — Паша опять сграбастал мою руку, а сердце привычно забарабанило в груди. Однако я больше не придавала этому значения.

— Да, — улыбнулась я. — Ни за что не угадаешь, какое прозвище она ему придумала! Это покруче твоего «Карапузика».

— И хуже твоего «Телепузика»?

— Ужас! Должно быть он нас ненавидит.

Я рассмеялась и пустилась в увлекательное повествование, описывая во всех красках первую встречу Лизаветты и — это надо же! — Димки. А потом Пашка всё-таки выполнил моё желание и рассказал о Доминикане, океанах и китах. Один из которых по-прежнему кружил над нами.