Вообще, я слышала, что выделять любимчиков в семье неправильно, и была согласна с этим утверждением. Более того – я никогда не ощущала недостатка в любви ни от кого из своих родственников. А их у нас было ого-го как много, и по большей части все не родные. Глядя на своих родителей, я не могла сказать, что кого-то из них я люблю больше – для меня они в принципе были всегда одним целым. Всегда вместе, поддерживающие друг друга, и бесконечно любящие – такими они представали в моих глазах. Но папа – это ведь…папа. Мама как-то раз сказала, что мы полюбили друг друга с первого взгляда, и у меня не было ни единого повода сомневаться в её словах.

- Девочка моя, ты же знаешь, что в моей жизни есть всего три женщины, - отозвался папа с лукавой улыбкой.

- Три?! – воскликнули мы с мамой в один голос и она добавила:

- Данчук, ты не охренел ли часом? Такими цифрами кидаться? Завещание уже написал?

Отец закатил глаза, прежде чем ответить, подняв одну руку вверх:

- Смотри сама. Ты, - с этими словами он загнул один палец, - Нюта, - прозвучало моё имя и загнулся второй палец, - Моя мама, - третий палец отправился за своими собратьями в согнутое положение.

- Оу… - выдохнула мама, задумавшись, а после махнула рукой, - Ладно, живи пока.

- Вот уж спасибо за разрешение, - хмыкнул отец, ставя на стол блюдо, на котором ароматной горской возвышались блинчики, - Где мой юный танцор? – поинтересовался он, хмурясь.

- Я тут!

В кухню практически влетел долговязый рыжий волчок по имени Саша. Обняв маму и звонко чмокнув её в щеку, он дал «пять» отцу, прежде чем сесть за стол. От плохого настроения у него не осталось ни следа. А что я вам говорила – переходный возраст. Гормоны творят с подростками, что хотят.

- Налегай на завтрак, чемпион, - посоветовал отец, взъерошивая медные вихры Саши, - Отвезу тебя на твою линейку. А после – в зал. У тебя же сегодня уроков нет?

Мелкий с самым довольным видом покачал головой, вгрызаясь в блинчик. Я в очередной раз позавидовала белой завистью – мне, судя по расписанию, предстояло отучиться полноценный день, и закончиться занятия грозили ближе к четырём часам. Одним словом – мрак.

Мама нахмурилась:

- Вы не рановато тренировки то начинаете? Мы только вернулись, ребёнку отдохнуть надо.

Но «ребёнок», судя по всему, так не считал. Покачав головой, он заявил:

- Мам, первые соревнования уже через месяц! Если я пролечу – это будет провал, фиаско, караул, катастрофа!

Мама засмеялась и поспешила прервать этот поток сознания:

- Хорошо, я поняла. Но всё же – постарайтесь не налегать на тренировки. Не в ущерб школе. Ты понял меня, Данчук? – бросила она грозный взгляд в сторону отца.

Тот сделал вид, что испугался этого жеста и поспешил кивнуть:

- Конечно. Гранит науки – превыше всего.

Однако, по тому, с каким видом мужчины нашей семьи переглянулись, я могла сделать вывод, что имели они в виду и школу, и уроки, и прочие прелести. Танцоры, что с них взять? Фанатики.

Мой телефон завибрировал, сообщая о входящем смс. Быстро его прочитав, я поднялась на ноги:

- Настя приехала за мной. Увидимся.

- Веди себя прилично, - насупился папа, - Разбей в первый же день окно в столовой, или нахами преподавателю. Заставь семью тобой гордиться!

Я только закатила глаза, напоминая себе, что мой отец – взрослый человек, а не подросток, примеривший на себя его оболочку. Чмокнув обоих родителей и потрепав по макушке Сашу, я, прихватив сумку, поспешила выскочить из дома.

На подъездной дорожке стоял и ждал меня темно-синий «фольцваген-жук», за рулем которого сидела моя самая лучшая в мире подруга – Настя Грозная. Это фамилия такая, если что, так-то эта девушка и мухи обидеть не могла. Слишком мечтательная, какая-то неземная – она производила впечатление ангела, который по ошибке оказался на земле и пытался адаптироваться к этому жестокому миру. Выходило у неё с переменным успехом, если честно.

Сев на переднее сидение, я улыбнулась:

- Ну привет, красотка.

Настя повернулась ко мне, сдвигая солнечные очки на макушку и являя миру свои чудесные светло-серые глаза. Её длинные светло-русые волосы, как и всегда, были заплетены в неряшливый пучок, а на потертой футболке я разглядела пятно краски. Грозная была дочерью весьма известного художника, и унаследовала от него не только гены, отчество и фамилию, но и талант. Быть может, это было еще одной причиной её некоторой отчуждённости – гении всё видят в несколько ином свете и мир наш воспринимают по-другому.

Послав мне в ответ дружелюбную улыбку, Настя сказала:

- Привет. Я взяла твой любимый какао с корицей и булочку с кленовым сиропом.

Я уже говорила, что Грозная – моя лучшая подруга? Так вот, это – еще одна из причин, которая ежедневно подпитывала мои чувства.

- Я люблю тебя, ты знаешь? – заметила я, оглядываясь на заднее сидение и тут же забирая один из стаканов в картонной подставке.

Мой день просто не мог начаться без доброй порции какао. Модный среди студентов кофе пить я не могла – в свои двадцать лет я умудрялась мучиться с давлением и головными болями, чаёв у меня дома было столько, что впору было свою лавку открывать. А какао из сети городских закусочных – это же была сказка! Сладкий, вкусный, с щепоткой корицы – ммм! Всё, меня ни для кого нет ближайшие пару минут.

- Слышала что-то такое, - хмыкнула Настя в ответ на моё, смею заметить, более чем искреннее признание, - Ну что, готова открыть новый учебный год?

Я тоскливо вздохнула:

- Разве к такому вообще можно подготовиться? Ладно уж, поехали. Покажем себя этому миру.


*****

Юлиан


- Мам! Где мой медиатор с автографом Кобейна?  Мам! МАМ!!!

- Я услышала тебя ещё в первые тридцать раз! Я не знаю, где он! У тебя же их полно! Возьми другой!

Я только раздражённо выдохнул, запуская в волосы растопыренную пятерню. Женщины! Что бы они понимали вообще!

- Мне нужен этот! Я всегда с ним начинаю учебный год! Это мой талисман! – чуть ли не взвыл я, переворачивая всё в своей комнате, в тщетной попытке найти маленький кусочек пластика.

Я ведь совершенно точно клал его на стол перед сном! Специально, чтобы не забыть! И вот куда он мог деться? Не сам же ушёл. А что, хотел бы я на это посмотреть – как маленький пластиковый треугольник с закруглёнными краями, устав от жизни в таком бардаке, со вздохом, полным тоски, берёт в руки узелок – и сваливает. Интересно, а с собой он что прихватил? Может, мои струны для гитары? Так, чёрт возьми, я опять думаю не о том. Медиаторы не умеют ходить.

Хотя, погодите…а что если?

- Влаааад! – протянул я голосом, полным угрозы, - Куда ты его дела?

Ответом мне было сдавленное хихиканье, донесшееся из другой комнаты. Бинго.

- Убью! – громогласно воскликнул я, бросаясь в сторону соседней двери.

Та, однако, распахнулась раньше – при этом едва не впечатавшись в моё лицо, что грозило мне некоторыми неприятными ощущениями, и оттуда выпорхнуло нечто, что считалось моим ближайшим родственником.

- Папочка! – заверещала моя младшая сестра, пытаясь найти защиту у единственного мужчины, который считался для неё авторитетом, - Меня Юлька обижает!

Я рыкнул:

- За Юльку ответишь!

Из ванной выглянул отец, при этом вытирая лицо полотенцем. Мелкая, не будучи дурой, тут же юркнула ему за спину. Родитель же, мигом оценив расстановку сил, нахмурился:

- Юлиан, прекрати задирать сестру.

- Но она забрала мой медиатор! – пожаловался я, как маленький, кивая в сторону довольной Владки, которая при этом умудрялась еще и рожицы мне корчить.

- Медиатор этот, прежде всего, мой. Я его тебе подарил, - напомнил мне отец, - И могу точно также его отобрать.

- Это нечестно, - буркнул я недовольно, - Где твоя мужская солидарность? Почему ты позволяешь женщине манипулировать твоим сознанием? Мы должны объединиться – и прижать тут всех к ногтю! А не вот это вот всё, - обвел я красноречивым взглядом коридор.

- Так, завоеватели, - из кухни выглянула мама, - Завтракать идите. Иначе я вам тут устрою такое, что Ледовое побоище покажется вам просто милой зимней прогулкой.

- Она может, - со вздохом кивнул отец, - Юлик, Влади – не злите маму. И не ругайтесь, - наставил он нас, как малышей.

Мы с сестрой одинаково поморщились. Наши имена нас, мягко говоря, раздражали. Идея назвать своего первенца Юлиан пришла в голову моей маме. И я честно не знаю, чем эта мудрейшая в мире женщина думала в тот момент, девятнадцать лет назад. Может быть – это ведь не исключено – что в её кровь попадало слишком много того страшного гормона, который выделяется во время беременности. Отец – святой человек! – разумеется, выступил против, заявив, что его сын не будет носить женское имя. Родители страшно поругались, и, кажется, в тот день папа усвоил одну простую истину – злить беременных не стоит. Они ой какие злопамятные. Потому что, выписавшись из роддома, моя матушка, вооружившись помощью подруг и прихватив мало что соображающего меня, отправилась в ЗАГС, где записала меня как Кораблёва Юлиана Артёмовича.

И всё. Взрослые поругались – а мне предстояло мучиться всю жизнь, ненавидя производные своего имени. Юлик (самое невинное и терпимое), Юлька (брррр!), Юлечка (это всё, это провал, господа!), Юля (ну, за это просто плюху в нос).

Но это ещё ничего. Спустя два года моя мама узнала, что отец тоже способен на месть. Причём, вынашивал он её долго, так что насладился ею, по всей видимости, сполна. Иногда мне даже казалось, что он настоял на появлении на свет моей сестры – да и заделал её, если уж на то пошло – только ради одной минуты. Той самой, когда он, улучив момент, записал свою дочь, как Кораблёва Владлена Артёмовна.