Кто-то смеется, а глава администрации громко хлопает в ладоши, пытаясь замять неловкий момент. Да уж, Кириллов умеет завоевывать друзей. Подлизываться к начальству точно не будет.

— Аплодисменты герою. А теперь, как говорится, выпиваем и закусываем за здоровье наших, как говорится, спасателей.

Я еще больше выглядываю из-за шторки. Олег Борисович получает свой букет и грамоту в деревянной рамочке под стеклом. Гордой походкой идет на место. И, несмотря на то, что я стою в тени, наши взгляды встречаются. Его глаза как будто находят мои. И смотрят гораздо дольше, чем позволяют его любимые правила. Сердце громко стучит, стремясь пробить рёбра и выскочить наружу. Что это со мной такое? Может мне нужно сделать кардиограмму, УЗИ сердца, поносить в кармане холтер в конце концов. Вдруг со мной что-то не так. Врачи-то разберутся, наверное.

А в следующее мгновение я неловко вываливаюсь в банкетный зал, будто получаю толчок в спину. К счастью из-за музыки и последующих торжественных награждений на это мало кто обращает внимания. А вот Олег Борисович внимательно смотрит. Мне сложно понять его мысли, наверное, думает о том, что я опять куда-то вляпалась. Но к моему удивлению, не отрывая черных глаз, он в два шага пересекает расстояние между столами и подает мне руку, помогая встать. Я хватаюсь за сильное запястье, так и стою, глядя на него.

— Извините за мою неловкость.

За шторой слышится гогот. Кому-то очень весело.

— А кто так коряво скрутил салфетки?

— Да Лизка, конечно, кто же еще.

Олег Борисович смотрит на бархатную ткань шторы поверх моей головы. Наверное, он тоже слышит Зинин голос. Кажется, не один мускул не дрогнул на лице Кириллова, когда он принял решение. Холодный и такой сильный, он спокойно вручает мне букет и грамоту. А сам идет на кухню, за проклятую штору.

— Зинаида, можно вас на секундочку.

Я ничего не понимаю, стою раскрыв рот, и просто наблюдаю за ним.

— Держитесь подальше от Лизаветы Петровны, а то…

— А то что? — выпячивает грудь Зинка, флиртуя. — Отшлёпаете, товарищ начальник?

— Вырву суставы коленных чашечек, — отвечает так равнодушно, будто и вправду планирует это сделать.

Его спина настолько ровная, будто Кириллов высечен из камня.

— Да сдалась мне эта Лизка, — мнется Зинка.

Я сжимаю передник в кулак. А Олег Борисович начинает ходить вокруг моей «приятельницы» словно надзиратель концлагеря.

— Вначале в морозильнике закрыла, тявкаешь постоянно, что она все не так делает. Сторожа надоумила, чтобы мужу все в красках рассказал о специфике спасения, теперь вот в гнездо осиное послала. А только что толкнула, в спину, чтобы она вывалилась в зал.

— Ой, она вам наговорила ерунды. Да ничего такого не было.

— Еще что-то связанное с тобой и Лизаветой Петровной, и я подам рапорт о том, что ты закрыла человека в морозильнике намеренно. Покушение на убийство очень нехорошая статья. Кому поверят начальнику отряда МЧС или кухарке с диким желанием быть главной звездой ресторана?

Я выбегаю за штору.

— Ваша грамота, Олег Борисович, — ошарашено смотрю на него.

— Лизавета Петровна, а теперь вы можете вернуться на рабочее место.

Конечно, я не спорю, разве с таким можно спорить, только подчиняться.

Чуть позже, когда гости расходятся, закончив все дела, я спешу по темной дорожке домой. Удивительно красивая ночь: ясное небо, полная, чуть красноватая луна, дует лёгкий прохладный ветерок, и на улице тихо, шум доносится только из соседних домов.

Услышав шорох, я чуть не получаю инфаркт, когда из-за дерева, мне навстречу, выходит начальник отряда МЧС.

— О господи, Олег Борисович, вы меня перепугали.

— Почему не сказали мужу, что Вас терроризируют на работе?

— Честно говоря, я не всегда бываю расторопной, возможно я и вправду…

— Глупости! — резко обрывает начальник.

Чёрные глаза прожигают меня насквозь, подобно волне раскалённого воздуха.

— Почему Вы домой не идете, Олег Борисович?

Все это как-то слишком. Он, я и темная ночь.

— Не знаю, — смотрит он мне в глаза.

Резко обрываю зрительный контакт, поправляю лямку сумочки.

— Вы же говорили, что не будете со мной разговаривать никогда.

— Так и есть. Вы меня чуть не угробили, Лизавета Петровна.

Он продолжает сверлить меня взглядом, и я чувствую, что мне не хватает воздуха.

— Угробить Вас — это последнее чего я хочу в этой жизни.

Зачем он так смотрит? Щеки загораются смущением.

— Вы сказали мужу, и он Вам не поверил?

— Я говорила про капкейки, — мотаю головой. — Все это неважно.

— Почему он Вас не встречает, уже темно? На Вас могут напасть.

Всё ещё пытаюсь осознать происходящее. Я понимаю, что ни в коем случае нельзя показывать, насколько я нервничаю рядом с ним.

— Он на соревнованиях. Поздравляю Вас с наградой, — кидаюсь пожимать ему руку.

Краснею еще сильнее от его внезапного прикосновения. Но Кириллов умен, похоже, ощутив скованность и неловкость, он бережно опускает мою ладонь...

— Терпеть не могу подобные мероприятия, но кто-то должен на них ходить и вышаркиваться перед начальством, — вздыхает.

— Не прибедняйтесь, Вы — герой.

— Я выполняю свою работу. И эта пафосная хрень, к сожалению, часть работы.

— Хрень? — хихикаю. — Не думала, что Вы когда-либо произносите такие слова, Олег Борисович.

— Только после рюмки коньяка, — выдыхает резко, глядя мне в глаза. — Я не пустил Викинга, когда узнал, что мероприятие будет проходить в вашем ресторане. Хотя приглашения предоставили всему отряду.

— Почему? — хриплю от нехватки слов и переизбытка чувств.

— Не знаю.

Карие, обрамленные густыми черными ресницами глаза, смотрят на меня внимательно и изучающе.

А я вспоминаю, как любя он присел рядом с больной женой, как поправил ей одеяло, как тащил по ступеням… И почему-то становится грустно.

— Спокойной ночи, Олег Борисович. Спокойствия Вам в ваших непростых рабочих буднях, — поворачиваю к своему дому, исчезая в темноте.

Глава 13

Лифт застрял на восьмом этаже. Диспетчер сообщил нам, что пострадавшая не выходит на связь. По сообщению дежурного, девушка находилась в лифте и задыхалась от какого-то дыма. По прибытию на место мы с Петровым определили, что лифт застрял между седьмым и восьмым этажом. Мы разблокировали дверь в кабину и увидели там дым большой концентрации, когда густые серые клочья вышли наружу, обнаружили, что на полу кабины лежала молодая женщина в бессознательном состоянии. На сонной артерии прощупывался слабый пульс, мы приступили к ее эвакуации из шахты. Я вынес ее на руках и передал медикам, ожидавшим на улице.

— Борисовичу как всегда везёт на девушек! — хохмит Петров, когда мы возвращаемся на базу.

— В следующий раз ты понесешь с седьмого этажа на руках шестидесятикилограммовое тело без сознания.

— А кто виноват, что наши легкие и удобные пластиковые носилки пришли в негодное состояние из-за удара о камни? Правильно, Викинг Батькович, а другие нам теперь через месяц выдадут.

— И это при самом удачном раскладе.

От приятного аромата еды желудок скручивается в голодном спазме. Удивительно, откуда этот запах на базе?

— Та-дам! — разводит руками Викинг над накрытым столом. — Я попросил Лизоньку, чтобы она приготовила нам обед. Не благодарите.

Она здесь, стоит в углу кухни и нежно улыбается. При упоминании ее имени, внутри все сжимается, будто меня застукали за чем-то запретным. Я еще не до конца понял, почему так несдержанно повел себя после награждения в ее ресторане, а тут новое испытание.

— А платить за весь этот банкет кто будет? — смотрю на множество аппетитных блюд на столе.

Скидываю тяжелый рюкзак с плеч, тот с грохотом падает на пол.

— Не думаю, что супруг Лизаветы Петровны будет счастлив, когда узнает, что его любимая жена бесплатно подкармливает целый отряд голодных мужиков.

Правильно, почаще напоминать себе про ее мужа. Произнес имя вслух, и почувствовал нечто странное — смесь эмоций — желание увидеть, тоску, боль, страх и... опасность.

Хмуро разглядываю девушку, что тихонько моет посуду в углу. Викинг кричит, что все оплатил, но это ничего не меняет. Это надо прекратить. Если она согласилась ради Викинга, то скоро сюда снова заявится супруг и накостыляет блондинчику. А это полный кошмар, нарушение всех правил и порядков. Я не потерплю подобное разгильдяйство в отряде. Но девушка поворачивается и поднимает на меня грустные глаза.

А если она пришла сюда ради меня?

Внутри становится горячо. От странного предвкушения в жилах бурлит кровь. Если я дал повод… Конечно дал, после ресторана любезничал с ней, будто ошалевший от гормонов мальчишка. Сам не знаю, что на меня нашло. Надо скорее выпроводить ее и вернуться к обычной жизни. У нее — муж, у меня — жена!

Подхожу к умывальнику, набираю в ладони воду, плескаю на лицо, кожей чувствую, как она исподтишка меня разглядывает. Волнительно! Даже просто стоять здесь, рядом с ней в одной комнате. Как же странно, что я, владея телами незнакомых женщин, ничего подобного в темных гостиничных номерах не испытывал.

Вытираю руки, взгляд неосознанно скользит по ямке у основания женской шеи, где по голубым венкам под бледной, нежной кожей пульсирует кровь. У нее очень нежная кожа, я заметил это еще после ситуации с морозильником, и аромат такой особенно приятный, но думать себе об этом я, конечно, не позволяю.

На меня обрушивается гремучая смесь чувств из стыда и признательности, молниеносно обращаясь в острое желание прижаться губами к ее телу, к ее шее, к ее рту. Чувство стыда перед самим собой и Викой, потому что раньше, со всеми женщинами из бара, такого желания у меня не возникало, тем более, здесь, на базе, среди коллег. Чувство признательности за то, что Лизавета Петровна так сильно отличается от всех моих барных приключений. Я не имею морального права позволить себе испытывать влечение к этой женщине. Аккуратно повесив полотенце на крючок, я сажусь за стол и отламываю кусок хлеба, запуская ложку в тарелку малинового борща. Девушка дергается, внимательно наблюдая за мной.