Смотрю на Петрова и сквозь крики и команды, доносящиеся с противоположной стороны от машины, слышится другой звук — истошный плачь женщины. И это как пощечина. Что я творю? Они же сейчас погибнут из-за моей несобранности.

— Кидай пожарную лестницу! — идея приходит мгновенно, командую, хладнокровно бросаясь на металлические перекладины.

Мы пытались спасти машину, ну пора признать, что мы не сможем ее вытащить. Потерпевших необходимо спасать так, будто они вязнут в болоте. Мать рыдает, выталкивая мальчишку, я ползу по раскаленному асфальту и словно не чувствую горячей воды под животом. Кричу всем пригнуться и разбиваю заднее стекло.

— Ползи по мне! По спине!

И мальчишка слушается. Обычно дети пугаются, впадают в истерику, прячутся, загоняя себя в еще худшее положение, до последнего не хотят уходить от мамы, но этот смышленый. Хоть и дрожит, словно ему очень холодно, все время повторяет «мама» и кричит, но выполняет мои указания. Я ловко отбрасываю его к Петрову, что с трудом удерживает меня. С матерью сложнее.

— Спасите мою маму! — плачет ребенок. — Пожалуйста!

Киваю. Обещаю ему! И тяну ей руку. С ней будет сложнее. Дыра разрастается каждую секунду, внутри что-то хлюпает и гремит, а женщина не может ползти на животе — она беременна. Когда я хватаю ее за руку, понимаю, что задача абсолютно невыполнимая. Вытягивать ее за руку на спине, чтобы не повредить малышу внутри нее. Но я больше не могу ошибаться, я просто не имею права. Я обещал пацану, что сейчас рыдает на обочине. Машина начинает резко погружаться. Горячая вода заполняет салон. А моя рука не выдерживает, слабеет, я тяну, но это слишком тяжело, даже для натренированного человека. Не отпущу. Ни за что. Но все становится еще страшнее, я понимаю, что если машина резко наклонится, то мы окажемся в салоне вдвоем…

И в этот момент чувствую, что к моему кожаному поясу кто-то умудряется прицепить страховку, трос быстро тянет нас обоих. И мы оказываемся на цельном асфальте в последнюю секунду, когда машина с жутким скрипом и грохотам погружается полностью, ее затапливает, на поверхности остается только крыша. Горячие струи плещут на асфальт, а женщина плачет у меня на плече. Поднимаю глаза на Петрова, который только что спас нам жизнь. Киваю ему в благодарность, а он сжимает кулак возле лица.

Сижу на бордюре, разминая отекшую руку, кажется, я ее вывихнул.

— Добрый день, Олег Борисович.

Подходит ко мне офицер в сверкающе чистой форме МЧС в брюках и пиджаке. Мы такую не носим, разве что по праздникам. Я не ошибся, когда решил, что машина в стороне — это из штаба.

— Гульков, — представляется он, — инспектор по внутренним расследованиям. Моя задача выявлять нарушения работы сотрудников МЧС.

Он протягивает руку, я на нее смотрю и пожимаю в ответ. Моя собственная отдает болью, и рукопожатие выходит смазанным.

— Вот, пришел понаблюдать за Вашей работой, — улыбается, — вовремя пришел. Ну и представление вы в центре города устроили.

— Лучше бы помогли, — хладнокровно поднимаю на него глаза.

— Не моя работа, Олег Борисович. Каждый из нас должен делать свою работу. Вы поймите правильно, я Вам не враг, я всего лишь выполняю свой долг.

Киваю в ответ.

— Вам, наверное, уже известно о том, что штаб заинтересовался вашей работой в связи с несколькими жалобами.

Снова киваю.

— Так вот, более некомпетентного исполнения своих обязанностей я еще не видел.

Никак не реагирую. Для меня главное, что мы спасли женщину и ее ребенка.

— Я вынужден подать рапорт о Вашем отстранении. Думаю, Вам нужно немного отдохнуть. А вашим отрядом пока покомандует другой майор.

Встаю. Вот что значит систематически нарушать правила.

— И покажите руку в «скорой», — кричит он мне в спину, — она опухла. Возможно, Вам понадобится перевязка.

Не считаю нужным продолжать разговор.

Викинг молчит, стоит с ломом и долбит асфальт, будто его это не касается. Петров хлопает меня по плечу и плюёт в спину инспектору.

— Вот, с*ка канцелярская. Так можно к любому происшествию придраться, Борисович. Мы ведь действуем по обстоятельствам. Сидят там, штаны протирают.

— Мы должны действовать по инструкциям, а не по обстоятельствам.

Глава 30

Лиза

Все время грустно, но стараюсь держаться. Вот оно счастье: черноглазое, широкоплечее, двухметровое. А взять его себе не могу. До конца получить не в состоянии. Мне с Олегом идеально, поэтому я стараюсь. Не переживаю, креплюсь. Все равно иначе не выходит. Мы друг без друга долго не можем.

Дошло до того, что я довольствуюсь малым и радуюсь, как ребенок, если он просто приходит. А Олег ходит чаще, чем раньше. Звонит без повода.

И когда мы остаемся вдвоем, и он долго целует меня, мне кажется, что я для него самая важная в мире. Сумасшедшая, не могу без него. Иногда перестаю брать телефон, просто игнорирую, дверь не открываю, как будто его больше нет. Но он снова приходит и просто обнимает, рассказывая о том, кого спас сегодня. Мне нравятся эти истории. Они без подробностей, но в такие минуты я жмурюсь и прижимаюсь к нему крепко-крепко, потому что горжусь им и очень за него боюсь. И я понимаю, не смогу я его отпустить, не дано мне просто забыть его.

«Отпусти меня», — шепчу каждый раз, но Олег меня не слушает. От его красивых глаз у меня буквально сводит сердце. Что может быть хуже неопределенности?

Кириллов создан для того, чтобы быть счастливым. Он лучший из людей. Я просто не знаю никого, кто бы мог сравниться с ним. Признавать это тяжело, сердце бьется быстрее, а душа рвется на части. Олег настолько идеален, что мне не хватает воздуха, даже просто смотреть на него. Я ничего ему не говорю, не могу заставить себя даже поссориться... Потому что мне нужен его запах, хоть немножко... Я зарываюсь носом в темные волосы и ощущаю… Такое ощущаю, что невозможно описать словами. Да, я хочу, чтобы Олег был только моим. К чему обманывать себя? Мечтаю встречать его вечерами, провожать утрами на работу. Хочу знать, где он сейчас. Сплю и вижу, как открыто бегу ему навстречу. Плачу, если его вытащили из-под завала или выловили из воды, вместе со спасенными потерпевшими. А еще я впервые хочу детей… С затаившимся дыханием представляю, что у меня под сердцем растет малыш похожий на Кириллова.

Но я никто. Я просто утешение. Минутная отдушина. Пусть это не любовь, а только счастья след... Но я держусь за свои чувства. Жизнь его далеко не сахар. Мне так больно осознавать, что если я исчезну из нее, у Олега не останется ничего, даже этих сладких мгновений со мной.

Хуже всего после полуночи. Мои ночные обиды терзают меня, но ведь любовь — это прежде всего отдавать. И я отдаю... Столько любви, сколько могу. Эгоистично мечтаю услышать от него три слова, простые три слова. Почувствовать каково быть самой главной женщиной в жизни майора Кириллова. А потом снова плачу, понимая, что такая женщина уже есть.

Воспоминания наших встреч горькими, тихими слезами стекают по щекам в темноте ночи, когда этого никто не видит.

Сегодня со мной впервые за долгое время заговорила Зина, она сказала, что ей искреннее жаль меня и даже пакостить уже не хочется, потому что судьба так наказала, наградив мужиком, который никогда не будет моим. И это настолько задело за живое, что я даже ответить не смогла. Весь последующий день старалась говорить спокойно, но даже по блеску моих глаз можно было понять, как меня ранило ее замечание, попавшее прямиком в болевую точку.

Дома я немного успокаиваюсь. Достаю купленную накануне утку и начинаю готовить. Не знаю, придет ли Олег сегодня, но кулинария меня всегда отвлекает. Вскипятив чайник, я заливаю чернослив кипятком, мою и обсушиваю утку, натираю ее перцем и солью изнутри и снаружи. Пока готовлю начинку, утка успевает немного промариноваться. Чищу чеснок и мелко рублю его ножом. Сливаю воду из чернослива и перемешиваю с лавровым листом, чесноком и душистым перцем, все это посыпаю кориандром. Этой смесью фарширую утку и зашиваю ее ниткой. Низко наклонившись, включаю духовку. Ставлю птицу на среднюю полку. И как только я закрываю дверцу духовки, в дверь стучат.

Услышав этот настойчивый звук, я бегу в коридор, не забыв глянуть на себя в зеркало. Сердце бьется сильными, тяжёлыми, почти болезненными толчками. Предвкушение, такое сладкое и тягучее. Увидеть Олега — это уже счастье. Помыв руки и разулыбавшись, я развязываю фартук и кидаюсь к двери. Глазка у меня нет, поэтому я просто распахиваю дверь. И в шоке отшатываюсь, не зная, что делать. Олег столько раз спрашивал, приходил ли он, но он не являлся, только писал и звонил. И честно говоря, я немного успокоилась, решила, что он свыкся, принял мой уход. Но я ошиблась.

Чуждый мужской запах окутывает меня противной липкой паутины. Как я могла жить, спать, целоваться с этим человеком? Женя теперь будто незнакомец, случайно прислонившийся ко мне в транспорте. У него даже взгляд чужой.

— Малыш, я так соскучился, — он говорит это с надрывом, его переполняют эмоции.

Почти что бывший муж делает шаг внутрь квартиры, заполняя собой весь дверной проем. А я, оступившись, чуть не падаю, упершись спиной о стену между кухней и залом. Я отвыкла от него, я его совсем забыла. Он такой огромный, угловатый и громоздкий.

— Ну, пожалуйста, дай мне шанс, малыш. Возвращайся домой. У нас ведь замечательный дом, обещаю, я буду заботиться о тебе, буду чаще дома, буду делать все, что ты захочешь. Я люблю тебя, Лиза.

Его слова звучат искренне, он выглядит несчастным. Но я хочу, чтобы он замолчал.

— Меня разрывает от мысли, что он прикасался к тебе, — меняет тему Женя. - Но я забуду, я прощу, клянусь, потому что я люблю тебя, милая. Хочешь, мы переедем в другой город? Чтобы больше не сталкиваться с этим грязным мчсовцем.