Прощаясь под утро, Даня напомнил Юле, что она хотела поводить его машину. Им предстояло десять дней выходных. Почти две недели. Можно поехать за город, сказал он, и там, на свободе, испробовать, на что способен «Порш».

— Только не гоняйте как полоумные, — встревожилась Элла.

— Да ладно, мам, я и попросила-то, только чтоб проверить, даст он порулить или будет зажиматься, — попыталась успокоить ее Юля. — У меня своя машина есть.

— «Порш» — это новая реальность, — провозгласил Даня и тут же великодушно предложил: — Хотите с нами? «Порш» двухместный, но мы можем поехать на двух машинах, а там…

— Нет, спасибо, — засмеялась Элла. — Вы молодые, вы развлекайтесь, а я уже…

— Нет, мамочка, ты новая! — закричала Юля и бросилась ей на шею.

— Вот так всегда. — Элла, улыбаясь, смотрела на Даню поверх бронзовых кудрей дочери. — Простите, Даня, мы вам ничего не подарили…

— Как? А радость общения с вами? Разве этого мало? Лично мне больше ничего не нужно. Но если хотите доставить мне удовольствие, дайте почитать вашу книгу.

— Да я вам подарю! Вот, держите. Унылый профессорский труд. Это неравноценный обмен.

— Ошибаетесь, — с шутливой серьезностью проговорил Даня. — В отличие от «Опасных связей» и омара это сделано собственными руками, точнее, головой. Авторская вещь. Еще бы с автографом…

От его озорной улыбки таяло сердце.

— Я вам надпишу, — сказала Элла.

Юля с Даней договорились встретиться на следующий день, когда выспятся.


Он повез ее за город кататься, как еще недавно возил бабушку. Он предлагал бабушке, но она отказалась: сказала, что бесснежная зима кажется ей слишком мрачной. А вот Юле чем-то импонировали эти безрадостные пейзажи. Она вглядывалась в голую, почерневшую землю за окном, в низко нависшее над ней свинцовое небо, и Даня чувствовал: эта нищая природа говорит ей что-то, чего он понять не может.

Для начала он, как и обещал, решил показать ей, на что способен «Порш». Выехав на свободное шоссе, остановился, резко сорвал машину с места в карьер так, что шины завизжали, разогнался, взял, не тормозя, крутой поворот… Юля сидела рядом с ним совершенно невозмутимо: она и бровью не повела.

— А ты молодец, — одобрительно заметил Даня. — Не визжала, не хватала меня за руки…

Она надменно повернула к нему голову:

— С какой это стати я буду визжать? Мне это вообще не свойственно. И потом, я точно знала, что в этой машине со мной ничего плохого не случится.

— Хочешь за руль?

Она кивнула.

Даня остановил машину, они оба вылезли и поменялись местами. Оказалось, что Юля умеет лихачить не хуже, чем он сам.

— Только маме не говори, — попросила она, слегка задыхаясь, когда они снова поменялись местами, и он повез ее домой.

— Могила, — отозвался Даня.


Они стали кататься часто, созванивались, когда у обоих находилось время, и ехали за город. Январь подходил к концу, а зима все не наступала. Они использовали бесснежье на всю катушку. Двадцать первого января, в воскресенье, они в очередной раз поехали за город, погоняли всласть, а на обратном пути остановились у бензоколонки: Даня сказал, что надо бы заправиться. На бензоколонке было пусто — ни одной машины. Даня заплатил за бензин и сунул в бензобак шланг с «пистолетом». Юля вышла из машины просто размяться.

И тут подкатила раздолбанная зеленая «шестерка». Из нее вылезли трое. Молодые, уже сильно накачанные пивом подмосковные отморозки. Красивая заграничная машина, красивая темнокожая девушка и худощавый парень еврейского вида подействовали на них, как звонок на собаку Павлова. Потекла слюна. Сработал коленный рефлекс.

— Кирь, ты глянь! Мне такая сгодится.

— А мне такая, — загоготал Киря, ткнув пальцем в Юламей. — Ну, давай, шоколадка, чего жмешься? Айда к нам. На хрен тебе сдалась эта буржуйская тачка, мы тут все и не поместимся!

— Тачка крутая, я за баранку сяду, — вступил в разговор третий. — За нее бабла дадут немерено! Ща только с кентом разберусь… А вы грузите морковку.

Даня быстро вытащил и повесил шланг, хотя бак еще не наполнился. Это отвлекло его, и дало возможность третьему нанести удар. В ответ Даня врезал ему по шее ребром ладони и бросился к Юле, но не успел. Его помощь не понадобилась. Из ее груди вырвался тонкий гортанный крик, и она… исчезла. На том месте, где она только что стояла, закрутился смерч из слившихся в бешеном вращении рук и ног. Миг — и двое нападающих остались лежать на земле. Они даже не стонали. Они были вырублены, обесточены, они напоминали какие-то неряшливо исполненные муляжи. Только третьего Даня честно обесточил сам.

— Ну ты даешь! — сказал он весело, подходя к ней. — Прямо как Джеки Чан… — И тут он осекся. На него смотрели невидящие, полные слепой ярости глаза. Зрачки расширились так, что радужки не было видно. Он понял, кожей ощутил, что он тоже в опасности, что она сейчас бросится на любого. — Юля, все в порядке, — заговорил он чуть ли не по слогам. — Ты их вырубила. Конец. Все нормально.

Она с трудом пришла в себя, словно вынырнула из глубокой воды. Дыхание возвращалось к ней мучительной икотой. Из будки вышел «король бензоколонки», тощий угреватый парень.

— Девушка, вы чего? Нельзя ж так людей косить. А если они… того? Окочурятся? Я, что ли, отвечать буду?

— Сгинь, — приказал Даня. — Не суйся, если жить хочешь. У нее система «свой — чужой» не срабатывает, понял? И не сепети: живы твои клиенты, живы! — Даня быстро проверил, сколько у него наличных, и все отдал парню. — Запомни: ты нас тут не видел. Номера не помнишь, машины не помнишь, примет не помнишь. В твоей лавке автомат с водой есть?

— Есть, — испуганно ответил парень, комкая купюры и продолжая с опаской коситься на Юлю.

— Тащи сюда бутылку. Небольшую и только без газа.

— А может, «Швепс»? — спросил парень. — У меня «Швепс» есть.

— Ты что, оглох? По-русски не понимаешь? Тащи воду без газа. И желательно не двухлитровую. Живо!

Парень скрылся в домике и вышел, держа в руке бутылочку «Аква минерале». Даня отвинтил крышечку и протянул бутылку Юле. Она жадно выпила. Продавец бензина рассматривал своих поверженных гостей. Они постепенно приходили в себя.

Даня тронул Юлю за локоть.

— Поехали отсюда?

— А вы не весь бензин взяли, — встрепенулся тощий парень.

— Себе оставь, — буркнул Даня, подсаживая Юлю в «Порш». — И помни, ты нас не видел.

Юля все-таки показалась Дане какой-то слегка заторможенной. Взгляд у нее был как будто остекленевший. Ее била дрожь. Он понял, что она в шоке. Не «Я в шоке!» — как любили говорить по любому поводу и без повода «гламурные» девочки, Юля была в самом настоящем шоке, похожем на контузию.

Он снялся с места своим фирменным рывком, и у Юли выплеснулась вода из бутылки, а она даже не заметила.

— Все в порядке, малыш, — ласково заговорил Даня. — Ты классно умеешь драться. Просто обалдеть. Не помню, где-то я читал… про какого-то американского стрелка времен покорения Запада. Его называли «Молния, смазанная маслом». По-моему, тебе гораздо больше подходит.

Юля молчала. Даже не улыбнулась.

— Я отвезу тебя домой? — спросил он мягко.

И вдруг она повернула к нему голову. Ее взгляд наконец сфокусировался, обрел осмысленность. Теперь это был взгляд львицы, хмуро оглядывающей из-за ограды кусок мяса, который ей сейчас бросят. Она смотрела на него без всякого энтузиазма, без жадности, даже без особого интереса. Это был просто кусок мяса. И он предназначался ей.

— Поедем к тебе, — хрипло проговорила Юля.

Даня покосился на нее, но спорить не стал. Временами ее все еще сотрясала дрожь, но он боялся к ней прикоснуться. Она напоминала гранату с выдернутой чекой, и счет шел на секунды. Он торопливо вырулил на МКАД, съехал с Третьего кольца и погнал машину в центр города. К счастью, в воскресный день дороги были относительно свободны.

Он и сам не знал, что будет дальше. На автомате, не чувствуя руками руля, въехал в Калошин переулок и оставил машину возле дома. Все было как в замедленном кино, казалось, лифт ползет на девятый этаж со скоростью улитки. Юля могла передумать в любую минуту, но не передумала. Она вошла в его квартиру, прошла прямо в спальню и повернулась к нему, не говоря ни слова.

Он осторожно обнял ее, но ей не нужна была ни осторожность, ни нежность. У нее внутри все было стянуто тугим узлом, и этот узел мешал ей, ныл тупой, сосущей, тянущей пустотой. Ей хотелось развязать узел, заполнить пустоту, избавиться от ноющей боли.

Не говоря ни слова, она начала раздевать его. Он стал ей помогать, но все-таки старался не торопиться, боясь спугнуть то, что между ними назревало. Оно, это нечто, напоминало черную тучу, заряженную электричеством, готовую вот-вот вспыхнуть молнией и ударить громом.

Когда оба они остались без единой нитки на теле, он шепнул:

— Нам надо сначала привыкнуть друг к другу.

Она молча кивнула.

Они стояли, слегка соприкасаясь телами, но она старалась не смотреть вниз: ей все-таки было немного страшно. Как у всех рыжих, у него была очень белая кожа, и она вдруг поняла, что ей это нравится. Он был худой, но мускулистый. Не гора мышц, но все-таки в нем чувствовалась сила. Она положила руку ему на плечо, покрытое бледными, полупрозрачными веснушками, и сравнила. Золотистое на белом: очень красиво. Она провела пальцами по этому сильному белому плечу и замерла, раздумывая, что бы еще предпринять. На груди у него курчавились золотистые кудряшки. Она попробовала их на ощупь. Они были жесткие, упругие и слегка кололись, но не больно. Она зарылась в них пальцами, стала играть с ними и впервые за все это время улыбнулась.

Даня тоже стал гладить ее золотистую кожу — на плечах, на спине. Они изучали друг друга, как Адам и Ева — дети, только что вкусившие яблока и еще не знающие, что им делать дальше. Но природа взяла свое. Он мягко толкнул ее к постели.