Желание наконец-то было удовлетворено, но чертов Белл все равно не шел из головы. Чертовски хотелось узнать, видел ли он что-нибудь, завелся ли. Досмотрел до конца или выключил камеры?.. Наскоро ополоснувшись, Ирвин надел халат и пошел на кухню. Конечно же, Брендона там быть не могло...

Или могло. Белл с мрачным видом сидел за столом и ел кашу. Насколько Ирвин мог заметить, на фуршете он не притронулся к еде — видимо, та была слишком острой для поврежденной губы.

Брендон коротко ему кивнул и опустил глаза в тарелку.

— Доброй ночи, — Ирвин достал из холодильника молоко и остатки тирамису, присел за стол напротив Белла.

Было немного неуютно — он ведь только что мысленно трахнулся с Беллом. Даже дважды. Но, с другой стороны, ведь это только мысли. Ирвин налил себе молока, положил на тарелку десерт. Отпил холодного молока, довольно выдохнул.

— Я думал, желудок превратится в угли, — и с этими словами снова припал к молоку. Тематическая азиатская вечеринка превратилась в парад невыносимо-острых блюд, но, к счастью, из вполне съедобных продуктов. Мясом аллигатора в Голливуде мало кого удивишь, а личинок, кузнечиков и змей Ирвин не заметил. Самым экзотическим оказались “столетние” яйца и “вонючий” тофу, но они стояли на отдельном столе и Ирвин благоразумно держался от них подальше.

Белл покосился на него и пожал плечами.

— Тебя никто не заставлял все это есть, — сказал он, как обычно, бесстрастно.

— Было вкусно, — Ирвин пожал плечами. — А еще помогали коктейли со сливками. — Белл выглядел уставшим. Но, наверное, это как раз вполне логично — весь вечер не только смотреть, чтобы Ирвина не пырнули в туалете или на танцполе, а еще и “пробивать” одного парня за другим. Может, физическое утомление поможет избежать нового приступа, и Белл уснет пораньше? — Как твоя губа? — спросил Ирвин, заметив, как Белл осторожно сует ложку в рот.

Брендон ответил мрачным взглядом.

— Лучше, — бросил он кратко. — Но не стоит спрашивать каждый раз. Вряд ли она когда-нибудь заживет.

— Это вредно для здоровья, ты в курсе? — поинтересовался Ирвин. — Постоянное травмирование одного и того же участка может вызвать перерождение тканей.

Белл стиснул зубы и кинул ложку в тарелку.

— Ну давай, лекцию мне прочитай! — резко отбрил он, наконец, посмотрев Ирвину в глаза.

— Я что, похож на профессора? — спросил Ирвин. Вспышка Белла его не уязвила, скорее порадовала. Это было куда лучше, чем его обычная равнодушная отрешенность. — Я просто говорю, что возможны варианты без травм. Например, силиконовая капа. Спроси у Боба, у него точно есть. Кусай не хочу, и наутро ешь, что душе угодно.

Белл стиснул зубы, помолчал, а затем неожиданно спокойно выдал:

— Резиновый член.

— Что? — Ирвин недоуменно на него уставился.

— Резиновый член, — повторил Белл, чеканя слова. — Трахайся не хочу, а наутро делай, что душе угодно без случайных любовников в постели.

— Спасибо, я лучше пальцами, — фыркнул Ирвин. — А вообще,— стоит раз по-нормальному трахнуться — на игрушки из секс-шопа и не взглянешь. Ничего не придумали лучше, чем горячий, твердый и неутомимый член.

— Да, — Брендон стиснул кулаки. — Я уже понял. И кстати. Ты же знаешь, что селектор настроен включаться, если позвать меня по-имени? — он посмотрел на Иврина в упор. — В следующий раз сделай милость, кричи какое-нибудь другое, когда вздумается подрочить!

Ирвин ощутил, как кровь прилила к щекам. Да, что-что, а краснеть он разучился в пятнадцать. Как и попадаться на “горячем”.

Но, впрочем, он все-таки был неплохим шахматистом, и, кроме Белла, редко кому удавалось поставить ему шах, не говоря о мате.

— Брендон Стюарт, номер двадцать шесть в списке, — невозмутимо ответил он, надеясь, что его актерские способности проведут опытного рейнджера. — Прости, что заставил тебя думать, будто это относится к тебе.

— Прекрасно, — Брендон криво усмехнулся. — И бы даже поверил. Если бы не одно “но”, — он наклонился ближе и припечатал: — Ты кричал “Белл”.

— Ну прости, просто сегодня ты вытрахал мне мозг, — Ирвин поспешно отпил молока. — Так что не удивительно, что и в постель забрался.

— Да на здоровье, — Белл тоже налил себе молока в опустевший стакан из-под воды. — Но я чертовски не хочу об этом знать, — обронил сухо, сделав большой глоток.

— Не хочешь — не узнаешь, — пообещал Ирвин, а сам задумался, с чего Белл так завелся. В конце концов, Ирвин ведь не хотел трахнуть его, а мечтал о том, чтобы Белл сделал это с ним. — Спокойной ночи! — он встал. Допил молоко, оставил так и не тронутый десерт на столе и ушел к себе.

Попадись ему этот сталкер сейчас, Ирвин придушил бы его голыми руками. За одно то, что этот мудак лишил его возможности спокойно ходить по городу и трахаться без няньки.

В комнате он скинул халат, разлегся на кровати и показал невидимой камере фак. Злость, стыд и совсем немного сброшенное дрочкой возбуждение кипятили кровь. И Белл этот чертов! Ирвин представил, как тот включает интерком и слушает его стоны. Понял ли он сразу или все-таки включил камеры?.. И если включил, то надолго ли?

Чего он вообще так взвился? Не оторвало же ему все на свете в той аварии вертолета? Нет, судя по всему, и все, что нужно, превосходно работает и плевать хотело на то, что напридумывал себе хозяин. Может, Белл и сам потянулся подрочить, может, даже спустил, с непривычки быстро и сладко?..

Ирвину доводилось играть фанатика от веры. Белл в какой-то степени был им. Только его религия брала начало в тех двадцати шести минутах. А почти все религии требуют умерщвления плоти.

— Брендон… — позвал он, удобнее устраиваясь на подушке. Злость на Белла прошла, ее место занял сам Белл. В своем воображении Ирвин отслеживал языком грубый шрам на боку. — Не смотри.

Некоторое время интерком молчал, но затем Белл все-таки глухо ответил:

— Ты издеваешься?..

 — Прости, я не привык ограничивать себя, — Ирвин накрыл ладонью уже твердый член, пряча его от камеры. — А азиатская еда, к тому же, известный афродизиак.

— На камеру трахаться, я смотрю, тоже привычка! — почти прорычал Белл. — Они в автономном режиме работают, хоть одеялом накройся!

— А еще мне что сделать? — фыркнул Ирвин.

Интерком промолчал, и Ирвин, не сдержавшись, вскинул бедра, начиная себя ласкать. Он был уверен, что Белл давно отключил и звук, и видео, поэтому стонал, не сдерживаясь. Медленно водил рукой по стволу, гладил пальцами головку. И подскочил на постели от неожиданности, когда вдруг раздался хриплый шепот:

— Быстрее... 

Ни сил, ни желания сопротивляться не было. Чувствуя, как к возбуждению щедро примешивается азарт, Ирвин чуть подтянулся вверх и принялся ласкать себя быстрее, наблюдая, как покрасневшая головка то скрывается за кольцом из пальцев, то с трудом протискивается сквозь них.

— Вот так? — спросил, тяжело дыша.

Белл не ответил, но в едва слышном жужжаннии включенного интеркома Ирвин различал его тяжелое дыхание.

— Ну, тогда я сам, — выдохнул он, все ускоряя темп.

Ему потребовалось совсем немного, чтобы по телу пронеслась сладко-острая волна, а на пальцы выплеснулась горячая сперма. Отдышавшись, Ирвин позвал:

— Брендон?..

Интерком не отозвался. Кажется, Белл его отключил. Ирвин решил, что у каждого свои причуды, и хотел было пойти в ванную, но его взгляд упал на маленький монитор, стоящий на прикроватной тумбочке.

Ругая себя последними словами, Ирвин вцепился в приборчик руками и с силой закусил губу. “Причуды”! Боже, ну какой же он идиот… Это у обычных людей были причуды. А Белл… Белл снова лежал на полу, зажав голову руками. Ирвин не видел его глаз, зато хорошо видел другое — искаженные страшной гримасой губы и текущую по подбородку кровь.

— Да твою же мать!.. — простонал он, спешно накидывая халат. — Брендон! Белл! — заорал во весь голос, но без толку.

А вот дверь в свою комнату он не закрыл. Ирвин ворвался к нему, наплевав на обещание не лезть, рухнул на пол рядом, схватил Брендона за плечи и прижал к себе.

Белл был в сознании. В смысле, понимал, что происходит. На секунду оторвав руки от головы, он посмотрел на Ирвина сквозь залитые слезами глаза, а потом его буквально скрутило рыданиями. Даже сквозь них он попытался оттолкнуть Ирвина от себя, но тренированное сильное тело дало сбой и отказалось применять силу.

Понадобилась целая вечность, чтобы рыдания стихли, а Белл чуть расслабился. Ирвин сидел, баюкая его в объятиях, и зачитывал по памяти реплики одного из своих героев. Просто чтобы не сойти с ума от ощущения собственного бессилия и чужой боли.

Наконец Брендон умолк окончательно. Ирвин все ждал, что он вот-вот выпрямится, скажет что-то злое, а может, сухо поблагодарит и выставит прочь. Но минута шла за минутой, а Белл все не двигался. И только когда Ирвин уже решил было, что он уснул, наконец глухо выдавил:

— Не верю, что кому-то платят за такое дерьмо.

— Конкретно за это мне не платили, ну, разве что кучей валентинок, — Ирвин осторожно вытянул затекшие ноги, не выпуская Брендона из объятий. — Это постановка нашего третьего класса на день Благодарения. Я учил роль два с половиной месяца, — он хмыкнул. — И вошел в историю школы как самая вдохновленная индейка.

Брендон выругался.

— Да ты по жизни… — выдохнул он, вытирая с губ кровь. — Та еще индейка!

Ирвин рассмеялся. Ругающийся Белл был куда более привычным, чем валяющийся на полу.

— Глупость индеек — миф, — заявил он. — Они могут узнавать место, где живут, видеть в инфракрасном свете, а дикие бегают со скоростью атакующего слона и нехило так летают. Не зря индейцы принесли в дар именно ее, самое лучшее и дорогое.

В ответ на лекцию по истории Америки Брендон зажмурился и с чувством припечатал: