Рассказать кому — ведь не поверят, что можно кончать, когда сосешь ты, а не тебе. Но осознание, что Белл, такой сильный и жесткий, доверяется, оставаясь совсем без “брони”, действовало на Ирвине похлеще, чем самые смелые ласки.

Едва отдышавшись, Брендон дернул Ирвина вверх и хмыкнул, поняв, что его помощь не требуется.

— Ладно, признаю, — прошептал он, целуя его в губы, — отличное утро. Но если ты не будешь надевать на меня эту кожаную хрень, я вернусь к наручникам.

— Договорились, — согласился Ирвин, понимая, что это единственно верный ответ. — А теперь будешь хорошим мальчиком и порадуешь мою ленивую задницу? — спросил, затягивая Брендона на себя. — Боб повез свою банду в гости к родителям, сегодня точно не придет гонять меня по беговой дорожке.

Брендон усмехнулся, дотянулся до тумбочки, где стояла смазка, и скоро осторожно насадил Ирвина на пальцы.

— Когда-то я жалел, что мне не оторвало член, — протянул он. — Но чем бы я тогда тебя благодарил?..

— Тогда мне пришлось бы трудиться… не покладая всего на свете, — выдохнул Ирвин. Он шире развел ноги и недовольно застонал, когда Брендон свободной рукой с силой надавил ему на низ живота, лишая возможности самому насадиться на пальцы. Белл откровенно дразнил, проникая совсем неглубоко и старательно избегая простаты. — Но мне кажется, ты и пальцами бы справился, — с губ сорвался новый стон, теперь удовлетворения, когда жесткие подушечки с нажимом потерли нужное место.

Брендон подсунул руку ему под спину и стал разминать чувствительную и жаждущую удовольствия простату пальцами, глядя Ирвину в глаза.

Очень скоро Ирвин, не стесняясь, вскрикивал на каждое движение пальцев. Чистое, лишенное даже намека на боль удовольствие разливалось по телу, копилось внизу живота и било по нервам.


Но куда сильнее ласковых пальцев возбуждало осознание, что можно не сдерживаться. Быть самим собой, показывать, насколько тебя заводит происходящее, не задумываться о красоте поз и чистоте речи. Брендон действительно видел в нем простого человека, не знаменитость. А Ирвин уже так давно не позволял себе чувств без фильтра, что и забыл, какими яркими они бывают.

Он был давно на взводе, когда Брендон наконец насадил его на член. Широко развел ему ноги, надавив на колени, и стал размеренно двигать бедрами. Его взгляд, непривычно нежный, правильно мутный, полный наслаждения, доставлял Ирвину особенное удовольствие.

Кажется, кончая, Ирвин кричал. Он не мог вспомнить точно, что делал. В памяти отложилось только безграничное удовольствие и взгляд Брендона — в конце потерявший осмысленность и как бы “провалившийся” в себя. Именно так бывало с людьми, когда они “отпускали” мысли и сосредотачивались только на ощущениях и подступающем оргазме.

Прошло несколько долгих минут, наполненных сытыми благодарными поцелуями, а потом Брендон лег рядом, обнимая Ирвина, и прошептал:

— Мне бы очень хотелось быть нормальным для тебя. Спать ночью в обнимку, будить минетом. Но я боюсь, такого может не случиться никогда.

— Лучше оставайся собой, — Ирвин поцеловал его в припухшие губы. — Идеальных в моей жизни было много, а вот с настоящими до тебя не везло.

— Ладно… — прошептал Брендон, крепко его обнимая. — Ладно…


Глава 35

Сентябрьское солнце, не яркое и не жаркое, только-только выглядывало из-за красноватых горных вершин. Ирвин поднял воротник кожаной куртки и поежился: всю ночь шел дождь, и к утру заметно похолодало.

— Держи, — он протянул Брендону одну белую розу, перевитую черной траурной лентой. — Элиза просила ее положить.

Чета Дуо осталась дома. Старшие внуки подхватили в школе ветрянку, и Джозеф с Элизой взяли их к себе, чтобы чуть разгрузить Жози. Почти наверняка и младшие заразились, а четверо болеющих детей — это перебор.

С гор налетел порыв ледяного ветра, принялся играть концами ленты. Ирвин вдруг подумал, что в таком живописном краю, как предместья Колорадо-Спрингс, не место кладбищам. Но одновременно с этим осознал, что безлюдная гористая местность — самое то для последнего приюта.

Брендон кивнул, забрав цветок. С самого утра он не произнес ни слова, и это выбивало Ирвина из колеи теперь — когда времена угрюмого молчания давно прошли. Но с другой стороны, в такой момент нельзя было ждать от Белла чего-то другого.

Ободряюще похлопав Брендона по плечу, Ирвин сел в машину. Захлопнул дверь и тут же поспешно снова ее открыл, когда Белл постучал пальцем в стекло.

— Хочешь пойти со мной?.. — спросил тот глухо.

— Конечно, — Ирвин выскочил из-за руля, даже не пытаясь скрыть, насколько важно для него это предложение. — Все будет хорошо, — сказал, взяв Брендона за плечо. Обнимать его именно сейчас показалось не очень правильным: Беллу нужна поддержка друга, не любовника.

Впрочем, самого Брендона прикосновение не смутило. Вперед он пошел, не сбрасывая руки Ирвина, и тот мысленно усмехнулся. В прошлый раз Белл не позволил ему даже выйти из машины.

Первое посещение могилы Дуо состоялось в том самом турне после разоблачения Шона — ровно год назад. И это была катастрофа.

Поначалу все было неплохо. Они выкроили в расписании целых три дня. Созвонились с Дуо, приехали к ним в гости. Брендон был очень напряжен, но вскоре расслабился, будто сам дом возвращал его в прошлое, где мир еще был в порядке.

Ночь перед посещением кладбища прошла относительно спокойно. А вот утром стало ясно, что легко не будет. Брендон не смог позавтракать — вернее, попытался запихнуть в себя немного омлета и чай, но тут же опрометью бросился из кухни. Вернулся минут через десять с красными глазами и распространяя запах зубной пасты.

На могилу Брендон пошел один. Ирвин категорически не хотел его отпускать… и не мог не отпустить, даже понимая, что будет дальше.

Обратно Брендона пришлось нести. И ехать не к Дуо, а сразу в клинику, где его обкололи транквилизаторами и дважды проверили кровь, подозревая попытку суицида. Но кровь была чистой, Белл — снова относительно нормальным, и в итоге ему поставили диагноз “нервный срыв на фоне повышенного давления”.

— Вернемся в Нью-Йорк? — спросил Ирвин, когда они сели в такси, покинув клинику.  Он был готов позвонить Максу и попросить его передвинуть следующие пару городов турне в конец, чтобы взять мини-отпуск дней на десять.

— Нет, — с губ Брендона брызнула кровь, и он поспешил ее стереть. — Все нормально, — он отвернулся к окну и снова надолго замолчал.

Но с ним и правда все было относительно нормально до конца поездки — Ирвину даже показалось, что ему понравилось быть в гуще событий и при деле. А по возвращении Белл пошел к врачу — тому самому, что нашел Боб.

На этот раз не было увиливаний и масок. Брендон исправно ездил дважды в неделю на сеансы и практически всегда возвращался разбитый и с красными опухшими глазами.

А еще он стал пить таблетки.

Не те, что прописал ему полковой психиатр — транквилизаторы не предыдущего даже, а одного из первых поколений с кучей побочных эффектов. И не легкое успокоительное, что посоветовала врач в их первую встречу. В этот раз Брендон и его доктор тщательно подбирали препарат и дозировку — первые недели Белл ежедневно отправлял ей отчет о самочувствии, о том, как спал, о разных реакциях организма. Подошла только пятая комбинация: одна была слишком слабой, вторая, наоборот, сильной и делала Брендона похожим на манекен. От третьей его мучили головные боли, а четвертая дала неожиданный побочный эффект в виде проблем с эякуляцией. Вставало у Брендона исправно, а вот кончить он не мог ни трахая Ирвина, ни сам насаженный на член, ни от минета или руки.

Так как доктор считала секс крайне важной частью реабилитационной терапии — она сама так сказала Ирвину, когда пригласила его на сеанс как постоянного партнера своего пациента, — препарат она немедленно сменила.

Наконец все заработало как надо. Брендон стал нормально есть, относительно спокойно спать и… улыбаться. Словно внутри отпустило какую-то пружину, которая блокировала на самом деле живое и улыбчивое лицо.

Но по-настоящему Ирвин понял, что Брендону стало лучше, уже когда закончился и курс нейролептиков, и период их постепенной отмены. В тот день, когда Брендон все-таки взял в руки подаренную полгода назад гитару.

Она хранилась в переделанной таки восточной спальне. Ирвин и Брендон сошлись на большом панорамной окне, двух креслах и диване. А еще там теперь был проектор, противоположная окну стена стала экраном, а на столиках заняли свое место шахматы, Го и Монополия. Ее посоветовала доктор, и оба — Ирвин с Брендоном — незаметно для себя втянулись в построение бизнес-империй.

Брендон погладил сверкающий лаком корпус, сел в кресло. За окном мела метель — наверное, одна из последних в эту зиму. Белл несколько минут смотрел на кружившийся снег, а потом наконец тронул струны.

Магии, конечно, не случилось, хоть Ирвин подсознательно ее и ждал. В первый раз Брендон лишь немного побренчал, а потом вернул гитару на стойку. Но уже через несколько часов он взял ее снова. И снова. И все-таки по-настоящему связную мелодию Ирвин услышал только неделю спустя. Когда же к умелым переборам добавилось негромкое мычание, вишни в его саду уже вовсю сыпали лепестками.

В пору, когда все кусты роз покрылись пышными сладко пахнущими цветами, неразборчивое мычание распалось на отдельные слова. Пальцы Брендона к тому времени уже снова привыкли зажимать аккорды и перебирать струны, и Ирвин с изумлением понял, что слышит ту же самую песню, что пел Брендон на присланном Ричардом видео.

Голос у него за прошедшие годы стал чуть ниже и глуше, но не потерял своего очарования. А главное, в нем снова слышались задорные нотки и веселые интонации.

Вечера с песнями и гитарой не стали обычным делом — да они не так уж и часто бывали дома. Ирвина закрутили съемки, интервью, различные промопоездки и даже комикконы — явление, которого он успешно избегал все это время. Брендон везде и всюду ездил с ним и окончательно вжился в роль личного охранника: планировал маршруты, проверял приставленный к Ирвину персонал и общался с организаторами мероприятий, порой выставляя им достаточно жесткие требования.