Может, пришло время придумать что-нибудь другое.

Я выбралась из постели и присела за стол, забрав волосы в неаккуратный пучок. Я заполняла заявления, когда в дверь постучали и внутрь заглянула умма.

– Привет, – осторожно произнесла она. – Чем занимаешься?

Я кивнула на бумаги, не поднимая головы.

– Готовлюсь к поступлению в колледж.

На последнем слове голос меня подвел, и реальность наконец накрыла меня с головой. Вопрос уммы пробил всю ту хлипкую завесу, которую я носила, как доспехи. И внутрь хлынула боль.

– Все кончено, – произнесла я, а мама вошла в комнату и села на кровать. – Все эти метания с k-pop. Все вышло совсем не так, как я надеялась. Я думала, что знаю, во что влезаю, когда все только начиналось, но оказалось, что я ничего не знаю. Вообще ничего.

– Тебе было одиннадцать, – тихо напомнила умма.

– Я понятия не имела, что принесу в жертву. – Я потерла глаза. – Их слишком много. У меня нет того, что нужно для этой индустрии. Может, никогда и не было.

Я готова была зарыдать. Умма продолжала сидеть на кровати и внимательно на меня смотрела. Ей было тяжело видеть меня в таком состоянии, но она наверняка выдохнула с облегчением. Ведь теперь я смогу сосредоточиться на школе и колледже – чего мама и хотела.

Я думала, она возьмется помочь мне с заявлением, но она вдруг поднялась и вышла из комнаты. Я слышала, как она шумит в спальне, шебуршит по полкам, а потом умма вернулась со старым фотоальбомом в руках.

– Умма, – спросила я. – Что это?

– Просто посмотри.

Я забрала у нее альбом и начала переворачивать страницы. На них было пятнадцатилетнее путешествие моей матери: вот маленькая девочка, которая любила играть в волейбол, а вот она же – на пьедесталах, с медалями. Что-то тяжелое лежало в конце альбома: я перевернула заднюю обложку и увидела прикрепленную к ней золотую медаль. Надпись на медали гласила: «Первое место в женском волейболе, чемпионат Национального колледжа Южной Кореи, 1989 год».

Я не знала, что и сказать.

– Умма, я…

– Мне стоило рассказать тебе об этом давным-давно, Рейчел. О том, что волейбол для меня был не просто хобби. Но хальмони, конечно, не одобряла. Она хотела, чтобы я занялась образованием, нашла настоящую работу… Но я ее не слушала. Я хотела попасть на Олимпийские игры. – Мама вздохнула. – Но я не смогла. Я была недостаточно хороша. Но я очень долго не могла этого понять и пострадала…

– Умма, не беспокойся за меня. Я… я тоже недостаточно хороша. Хватит с меня k-pop.

Умма коснулась моего лица руками.

– Дочь моя, ты меня не поняла. – Она улыбнулась. – Как ты думаешь, зачем мы переехали в Корею?

Я пожала плечами:

– Не знаю. Хальмони умерла. Думаю, я даже не хотела знать, почему ты вдруг передумала.

– Ты права. Хальмони умерла, и мы приехали на похороны. Я давно не видела свою мать, я хотела плакать по ней, грустить… Но чувствовала лишь злость. Потому что она не поддержала меня, не заставила меня следовать за мечтой. Я не хотела, чтобы мы с тобой закончили так же, и потому мы переехали в Корею. Чтобы ты смогла попытать счастья со своей мечтой. – Она заплакала. – Похоже, яблоко от яблоньки все-таки недалеко упало, ведь я не поддерживала тебя так, как следует. Просто в этом мире слишком много конкуренции… и разве мать хочет, чтобы ее ребенок страдал? Я знала, что путь тебя ждет трудный, но хотела защитить тебя. Как моя мать хотела защитить меня.

Она достала телефон и включила видео. Это было мое выступление с Джейсоном и Миной на олимпийском стадионе Сеула. Не профессиональная версия, а снятая на телефон, сосредоточенная на мне – на каждом шаге, каждой ноте, на том, как менялось выражение лица. Я подняла взгляд на умму, и та тоскливо улыбнулась.

– Лия прислала мне это. И да, это правда, я была недостаточно хороша. Но ты – другое дело. В тебе есть эта искра, Рейчел. И всегда была.

Она протянула мне руку, и я схватилась за нее, вдруг вспомнив об отце Джейсона.

Мы с уммой часто спорили, но она никогда бы не бросила меня. Ни за что на свете. Я всегда могла рассчитывать на ее любовь. Она хотела, чтобы я была счастлива и мне ничего не грозило, – пусть я не всегда это понимала. Очень легко было забыть, насколько мне все-таки повезло с матерью.

– Я тобой горжусь, – сказала умма. – И мне очень жаль. Жаль, что мне понадобилось столько времени, чтобы об этом сказать.

И тогда я тоже заплакала. Казалось, что в последнее время я только и делала, что плакала, но эти слезы были хорошими. Правильными. После таких всегда чувствуешь себя чуть более целой.

– Спасибо, умма. – Я с силой сжала ее руку. – Значит, теперь ты перестанешь обо мне беспокоиться?

– О нет, я все еще в ужасе, – засмеялась она. – И не знаю, перестану ли волноваться вообще. Но это тоже часть материнства. И ты заслуживаешь своего шанса, Рейчел. Ты заработала его. И не позволяй никому забрать его у тебя.

Я кивнула и обняла ее.

Не успели мы расцепить руки, как дверь распахнулась.

– Вы уже закончили плакать? Я все ждала и ждала, когда смогу зайти! – закричала Лия, а потом прыгнула на кровать и протиснулась между мной и уммой.

Я засмеялась и вытерла слезы.

– Да, мы закончили, клянусь.

И я заключила сестру в медвежьи объятия и улыбнулась умме. Уже очень давно я не чувствовала такой легкости. Но чего-то не хватало.

Мне нужно было поговорить еще с одним человеком.

Я положила руки Лие на плечи:

– Ты меня ненавидишь? За то, что мы переехали? Ты ведь не просила этого, а теперь мы живем в Корее, и…

Лия рассмеялась и убрала мои руки.

– Унни. Я в порядке.

– Серьезно, Лия. Я знаю, что жизнь у нас… не самая легкая. – Я припомнила девчонок, которые грубо с ней обращались.

И у меня снова слезы на глаза навернулись, но Лия легонько меня оттолкнула:

– Хватит плакать! Ты обещала!

Я проглотила всхлип и засмеялась:

– Я не плачу!

– Знаешь, Рейчел, для старшей сестры ты иногда слишком уж глупая, – усмехнулась Лия. – Ты думаешь, меня волнуют те девчонки из школы? Ты ведь моя сестра. Твои мечты – это мои мечты. А это самое важное. – Она склонила голову к умме и хитро улыбнулась. – К тому же скоро DB будут набирать учениц, а мне уже тринадцать. Самое время для того, чтобы начать занятия k-pop. И тогда Рейчел будет не единственной звездой в семье!

Я раскрыла рот и увидела, как побледнела умма. А потом у нее зазвонил телефон, и она потянулась к нему, не сводя взгляда с младшей дочери. А та ничего и не заметила, вернувшись к чтению k-pop-сплетен на мобильном.

Умма легонько ткнула меня в бок:

– Это Юджин. Говорит, никак не может до тебя дозвониться.

И я поняла, что со вчерашнего вечера не включала телефон.

А когда включила, на меня тут же выпрыгнуло несколько пропущенных звонков от Юджин и куча сообщений в мессенджере.

Приходи в офис DB как можно скорее! Нам нужно увиде ться!

Двадцать шесть

Юджин ждала меня в холле: едва завидев, она тут же заключила меня в объятия.

– Рейчел! Я обо всем узнала.

– Обо всем? – Мое сердце чуть не выпрыгнуло из горла.

Неужели совсем обо всем, даже о Джейсоне? Господи, надеюсь, что нет.

Она сделала шаг назад, ее глаза метали молнии.

– У Джейсона теперь сольная карьера, а DB использовали вас с Миной, чтобы его прорекламировать. – Юджин приподняла брови и внимательно на меня посмотрела. – А что? Я должна знать что-то еще?

Я замотала головой, внутренне выдыхая.

– Нет, вовсе нет.

Она скосила на меня подозрительный взгляд, но потом смягчилась.

– Послушай, Рейчел, я и понятия не имела, что DB все это планировали. Если бы я знала, то попыталась бы их остановить. – Она сжала губы, словно едва могла себя сдержать. – Прости, что не смогла тебя защитить.

Неужели Юджин считала себя виноватой? Я даже не думала, что она могла как-то быть в этом замешана. Уж кому и надо извиняться, так точно не ей.

– Прошу, не надо, – ответила я. – Ты все время поддерживала меня, с самого начала! И с учетом всего… я в порядке.

Что ж, я соврала, но не до конца.

– Правда? – Юджин посмотрела на меня еще внимательнее. – Ты уверена, что ничего не хочешь мне рассказать?

Она слишком хорошо меня знала. На мгновение я представила, как было бы здорово поделиться с ней всей этой историей с Джейсоном. Рассказать обо всем хоть кому-то. Никаких больше секретов. Никакой лжи. Но потом я представила ее разочарованное лицо и улыбнулась:

– Правда. Не беспокойся.

Она вздохнула:

– Мне всегда есть о чем беспокоиться.

Неподалеку от нас две ученицы-второгодки вышли из кафетерия, оживленно беседуя:

– Слышала про Акари?

– Да, поверить не могу! Из всех девушек в DB, и вдруг она…

Остального я не услышала – их голоса затихли вдали.

Я повернулась к Юджин:

– Ты слышала? Что случилось у Акари?

– А ты не знаешь? – Юджин вскинула брови.

Я непонимающе уставилась на нее, и она закусила губу. Словно заранее извинялась за то, что мне сейчас скажет.

– Акари перешла к другому лейблу. Она больше не работает с DB.

У меня внутри что-то оборвалось.

– Что?

Нет. Это неправда. Я бы знала. Ведь так?

Но… мы с Акари давно не общались, откуда бы я могла об этом узнать? Она ведь присылала мне вчера сообщение, прямо перед тем, как все пошло наперекосяк. И я ее проигнорила.