Нет, конечно, он не хотел, чтобы она стала разгуливать по окрестностям и целоваться с первым попавшимся парнем. Мысль об Ив в объятиях другого мужчины заставила его пожалеть, что он не остался стоять над обрывом, пока эта безумная ночь не остудит его пыл и его злость. Нет, надо бежать из Даркмера, содрогнувшись, решил Кольм. Беспокойно нахмуренное лицо дяди вернуло его к реальности и напомнило, что он должен выглядеть согревшимся и восстановившим силы после ночного происшествия.

— Если мисс Уинтерли не сделала ничего такого, я прихожу к заключению, что она ответила на твой поцелуй. — Слова тети Барбары нарушили тишину этой уютной, теплой комнаты.

Разве он мог признаться — пусть даже своей тете, — что молодая леди, на которой он не собирался жениться, сделала нечто подобное? Но солгать ей он почему-то тоже не мог.

— А-а-а, значит, она сделала именно это, — заключила тетя, как будто его молчание все объясняло.

Кольм в недоумении ждал, что она намерена делать дальше. Казалось, тетя Барбара полностью удовлетворена результатами своего допроса, касавшегося такой деликатной и болезненной для него темы. Она прекрасно знала, что он — неподходящая партия для дочери хозяина этого дома. Лучшее, что он мог сделать после того, как выставил себя таким глупцом, — это уехать. Тогда почему его тетя выглядела такой счастливой, если ему предстояло забыть Ив Уинтерли и ее невероятные жгучие поцелуи? А он уже был готов считать, что эта часть семьи его полюбила.

До Кольма стало доходить, как сильно он изменился за последние несколько недель. Находясь в армии, он часто мечтал о безопасной респектабельной жизни в тихом сельском доме, но действительно ли это все, чего он хотел от жизни? Безликая жена из его фантазий сделалась бы надоедливой и куда менее довольной, когда сплетники, обсудив его прошлое, начали бы строить догадки, сколько времени он выдержит, прежде чем влюбится в какую-нибудь размалеванную девку и сбежит с ней. Впрочем, теперь ясно, что ничто из этого не произойдет, а знаменитое состояние его деда пущено по ветру, что бы ни говорил лорд Фарензе. Даже драгоценности матери ушли на поддержание расточительной жизни Дернли, а значит, то, что они стоили, как замок в Испании, уже не имеет значения. Пока жив дядя, у Кольма есть работа и шанс, удачно вложив жалованье, заработать собственный капитал. Должен же он, как внук набоба, унаследовать хоть немного его легендарной ловкости и удачи.

— Мисс Уинтерли не такая, как ее мать, — осторожно произнес он в наступившей тишине. Ив обладала благородной, великодушной душой, нерастраченной теплотой и искренней веселостью, совершенно несвойственными ее неверной, бездушной матери.

— Может быть, тебе стоит сказать это самой молодой леди, — с тяжким вздохом отозвался дядя, как будто устал обсуждать эту тему. — И зачем тебе взваливать грехи отца на свои плечи, Кольм? Криса они ничуть не тяготили, так почему ты это делаешь?

— Возможно, именно поэтому, — подумав, кивнул Кольм. — Мать мисс Уинтерли не признавала за собой ни одной ошибки, не говоря уже об уйме тех, которые она даже не замечала. Но из-за этих двух безмозглых идиотов мы с мисс Уинтерли не можем позволить себе смотреть друг на друга так, как сделали это сегодня.

— Это почему же? — возмутилась его тетя, глядя на Кольма так, словно ударила бы его, если бы смогла дотянуться. — Потому что так считают в обществе? Но в реальном мире, где мы живем сегодня, это не причина, чтобы не делать того, что надо сделать, Кольм. Забудь про общество, только Господь судья нашим деяниям, а не оно. Сейчас самое время положить конец тому, чтобы твой отец и Огастас портили тебе жизнь, не говоря уже о том, чтобы позволять им диктовать, кого тебе можно или нельзя любить.

Любить Ив, если бы она полюбила его в ответ, означало риск оторвать ее от семьи и лишить ее положения в обществе. Даже если бы он не был Хэнкортом, Кольм оставался всего лишь секретарем герцога — это совсем не та партия, на которую рассчитывала ее семья.

— Пойми, Кольм! Ты был слишком юным, чтобы сопротивляться тому, что сделали мои братья после смерти Криса, — печально вставил его дядя. — Они отправили тебя в приют, а потом в армию, не дав возможности разобраться, что к чему, поэтому я не удивлен, что ты воспринимаешь некоторые вещи несоразмерно их значению. И хотя ты все выдержал и вышел из испытаний героем, я не знаю, как заставить тебя видеть себя таким, какой ты есть на самом деле.

— Я не герой. Я просто сумел выжить.

Кольм вспомнил о тех, кто не выжил, и, покачав головой, хмуро уставился на огонь в камине. Они больше ничего не чувствовали: ни тепла огня, ни разгула стихии за стенами замка. Он сидел здесь в тепле и неге и размышлял о том, что виноват перед Ив, а они лежали в холодной земле. От мысли, чего они лишились, будучи такими молодыми, тяжесть, сдавившая ему плечи, стала еще тяжелей.

— Ты отмахиваешься от этого определения, заявляя, что другие вели себя еще храбрее тем ужасным летом, но мы с твоей тетей уже успели узнать тебя, Кольм. Настоящий мужчина достоин имени, от которого так долго отказывался.

— Да, я признаюсь, что Картер стал маской, за которой я прятался. — Кольм так долго занимался тем, что убивал и старался выжить, что думал о себе только как о Картере, да еще об очередном марше и о том, чтобы сделать меткий выстрел из ружья.

— Подозреваю, что в то время ты был слишком занят тем, чтобы выжить, и не думал про Кольма Хэнкорта, — высказалась в его защиту тетя.

— Когда мы жили на зимних квартирах, у меня оставалось много времени, чтобы думать, слишком много. Но я не хотел вспоминать о нем, — вздохнул Кольм.

— В такие времена молодому человеку надо думать, как вести себя в бою, а не беспокоиться о том, что может никогда не произойти, — сказал дядя, и Кольм понял, что эти двое всегда найдут для него оправдание.

— Возможно, вы правы, дядя, — с облегчением ответил он. Ему повезло: его любили трое хороших людей, но первоначальная причина, по которой они вели этот разговор, отравляла всю радость. — Тем не менее я не могу заменить одну фантазию другой, верно?

— Мог бы, если бы любил эту девушку, — возразила тетя Барбара.

— Мы, Хэнкорты, такой неудачный пример любви, что мне, пожалуй, лучше не пытаться. — Кольм сделал слабую попытку улыбнуться. — Уверен, что леди со мной согласится.

— Ну, не знаю. Кто знает, кому удастся понравиться молодой даме, уставшей от обычных дураков, которых она каждый день встречает в обществе?

— Спасибо, тетя Барбара.

— Не стоит, мой мальчик, — бросила она. Потом встала со своего кресла и, когда Кольм сделал то же самое, взяла его под руку.

Герцог Линейр отступил на шаг, пропуская вперед свою семью, и она кивнула, подтверждая, что он поступает правильно.

Так они спустились вниз к обеду, демонстрируя этим трогательным жестом место Кольма в жизни его дяди и тети. Однако мисс Уинтерли дала ему понять, что для нее знакомство с ним — не более чем исполнение обязанностей хозяйской дочери. Вспоминая о том, что чуть не произошло между ними этим вечером, Кольм невольно подумал, как бы не подавиться этим изысканным обедом. Потом, отказавшись от портвейна и мучительной светской беседы в гостиной, он удалился в свою комнату, где предался размышлениям о молодых дамах, которые сначала целуются так, словно отдаются тебе всем сердцем, а потом, сидя с тобой за одним столом, игнорируют тебя, как будто ты предмет мебели.

— Нам придется остаться до понедельника, мой мальчик, — сказал Кольму дядя на следующее утро, когда тот предложил уехать, как только успеют уложить их вещи. — Если мы уедем в субботу, то завтра нам придется остановиться на постоялом дворе, и это будет выглядеть так, будто мы повздорили с Уинтерли. Но раз уж мы приехали сюда, чтобы заключить мир, мы не можем давать повод для новых сплетен. Если же мы уедем в понедельник, это будет выглядеть разумно.

— По дороге домой я могла бы написать что-нибудь особенное. Замерзший водопад с ледяными струями мог бы хорошо подойти, — с мечтательной улыбкой сказала тетя Барбара.

— Мальчик не волшебник, Барб, в это время года не замерзает даже мельничный пруд, — возразил герцог.

— В самом деле? Тогда как насчет Пиренеев? — полушутя спросила она Кольма.

— В это время года там ужасно холодно и опасно.

— Тогда, может быть, лучше Альпы, — сказала она, задумчиво нахмурившись.

— На следующий год посмотрим, — отозвался герцог, как будто всерьез допускал такую возможность.

Кольм с трудом сдержал стон. Теперь, когда Бонапарт был по-настоящему побежден, путешественников ничего не сдерживало, кроме размера их кошелька. Если дядя и тетя решат отправиться туда, ему придется поехать с ними, а Кольм уже достаточно насмотрелся на мир, чтобы продолжать этим заниматься. Но он не мог допустить, чтобы они стали жертвами жуликов и мерзавцев, выдававших себя за проводников и переводчиков, которые осаждали доверчивых британских путешественников, решившихся пересечь пролив после стольких лет безвылазного пребывания на своем острове.

Странно, но при мысли, что он окажется в сотнях миль от Ив Уинтерли, его до самых костей пробил озноб, хотя это было совершенно нелепо. Необходимость оставаться здесь еще два дня после того страстного свидания висела над ним, как дамоклов меч. Два дня ему придется чувствовать себя ничтожеством под бдительным взглядом ее отца и так насмотреться на мисс Уинтерли, что хватит до конца жизни. Лучше всего избегать ее и не копить в памяти образы, которые будут преследовать его, как будто они в самом деле были любовниками.

Глава 17

— Я прожила в Даркмере большую часть своей жизни, но до сих пор не разберу нашей погоды, — говорила Ив герцогу Линейру немного позже тем же солнечным утром, когда они спускались к берегу моря под стенами замка.