– О, Господи! Время! Который час? – суетилась Рона.

– Без пяти десять. Тебе нужен эскорт? Могу пойти с тобой. Не хочу упустить представления.

– Дай мне минутку, – попросила Рона. Она хотела быстро все осмотреть и, надеясь понять, предугадать, какого рода упреки сейчас посыплются на нее, пыталась поставить себя на место Перл. Что могло вызвать ее недовольство? У Роны не были приколоты к стене личные фотографии; она была вполне аккуратна. Ни посуда, ни кипятильник, ни коробки с остатками пищи – все, чего Перл терпеть не могла, – не стояли на виду.

Многим редакторам делали выговоры, но они не исходили непосредственно от Перл. Обнаружив забавные надписи или рисунки, пришпиленные возле рабочего места или к кожуху компьютера, она вынуждала других высказывать замечания по поводу состояния рабочих мест, приоткрытых окон, не убранного к концу рабочего дня стола. Некоторые правила менялись очень часто. Так, на прошлой неделе она потребовала, чтобы домашние растения, которые, по ее мнению, плохо влияют на здоровье, были изъяты. Роне пришлось отнести домой африканскую фиалку, пышную и радующую глаз; фиалка не прижилась, и за сутки у нее побурели листья.

Рона заглянула за дверь, где обычно оставляла свой велосипед. Это ей позволяли лишь потому, что и сама Перл так добиралась до работы. Там не было ни забытых пакетов, ни сапожек для слякоти, ни шарфов, ни перчаток, ни кроссовок „Рибок", вместо которых она надевала здесь сменную обувь.

Столь же тщательно она осмотрела и стол.

Потом со вздохом опустилась на стул. Какого черта ей надо? Рона заставила себя подняться, поняв, что единственный способ выяснить ситуацию – это спуститься в угловой кабинет Перл и во всем разобраться. Она вдруг почувствовала любопытство и странное спокойствие. Что бы ее ни ждало, а ждут ее, конечно же, неприятности, она наконец-то готова постоять за себя.

Несколько лет назад, после бурного развода, Перл Грубман решила потратить большую часть своих денег на пластическую операцию. Ей подтянули морщинистую кожу лица, приподняли уголки глаз и привели в порядок зубы. После этого она стала походить на череп, но ее большим и ровным зубам дантист, по-видимому, не решился придать белый цвет.

Туго натянутая кожа и серые зубы лишили ее лицо выразительности. Привлекали внимание только ее глаза. Длинные каштановые пряди волос закрывали ее высокие скулы так, что казалось, будто из-под надвинутого капюшона на вас смотрят глаза убийцы.

Грудей у нее почти не было, и она носила пушистые свитера с высокими воротниками. Из них высовывалась маленькая совиная голова.

Двери кабинета Перл оказались открытыми, и Рона, отмахнувшись от Джейсона, постучала о косяк.

– Вы хотели видеть меня? – вежливо спросила она.

Перл сидела за столом, спиной к дверям. Услышав голос Роны, она повернулась вместе с креслом. Голова шевельнулась на неподвижных плечах, и она гаркнула:

– Рона!

Рона дернулась и не удержалась от смешка, походившего на нервный тик.

– Хи-хи, – хмыкнула она, потирая руки.

– Радость моя! Заходи! – горланила Перл. – Какой милый костюмчик! Не иначе, как от Ральфа Лорина. Очень идет тебе.

Рона опустила глаза, припоминая, что же такое, черт возьми, она напялила на себя утром. Оказалось, что это джинсовая мини-юбка, цветастая рубашка, изъятая ею несколько лет назад у младшего братишки, и тканый жилетик, купленный на уличной распродаже в Гринвич-Виллидж.

– Садись! – скомандовала Перл.

Рона села, подумав: хорошая собачка, добрая собачка.

Она огляделась. Кабинет Перл между собой все называли Ледяным Дворцом. Он был расположен в самом углу здания, так что окна с серебряными жалюзи выходили на разные стороны. В баре красного дерева, встроенном в книжные полки, стояли бутылки со спиртным. Перл приобрела плетеные козетки и кресла, обитые ситцем в цветочек, которые никак не сочетались с ковровым покрытием мрачного серого цвета и серебряными жалюзи.

Перл встала.

– Великолепная прическа. Скажи, как у тебя дела?

Она говорила с Роной таким задушевным тоном, какого та не слышала с того Рождества, когда она впервые появилась в „Уинслоу-Хаус". Перл, явно перебрав тогда рома с кокой, обняла Рону за плечи и засыпала вопросами, давая при этом понять, что внимательно изучила ее биографию. Она говорила, как рада работать вместе с ней, уверяла, что Рона станет звездой среди редакторов и у нее блестящие перспективы в издательстве. На следующее утро Перл прошла мимо нее в холле, не удостоив ни словом.

– Великолепно, Перл. Просто... о, ну да... просто великолепно. – Рона отчаянно перебирала тайники своей памяти, надеясь найти тему, которая позволит ей завязать светскую беседу, но выдавила лишь пару невнятных фраз. Мужчинам проще, они умеют вести такие разговоры.

Она решила выждать, пока Перл сама объяснит, что ей надо. Из-за плеча Перл она бросила взгляд в простенок между окнами, где висело несколько фотографий. На самой большой из них, в темной лакированной рамке с золотой каймой красовался, конечно же, Лионель Малтби. Он сидел в альпинистской клетчатой рубашке на скалистом уступе, густые пряди волос падали на его мужественное лицо.

Другая запечатлела Перл рядом с английским колумнистом Абнером Хуном на банкете в „Русской чайной", где они праздновали выход сборника его статей о коронованных особах. А вот Перл с доктором Соней Вернер, написавшей труд „Меняя позы, вы меняете жизнь". Лучший бестселлер всех времен на темы секса, изданный Перл. Рона помнила, как под Рождество ей пришлось редактировать эту работу после того, как у нее вырвали зуб мудрости. Еще одна фотография увековечила Перл с юмористом из южных штатов Рэнди Бэгли. Его последняя книга называлась „Разнообразие – это прекрасно, но сомневаюсь, чтобы оно приносило пользу". Прошлым летом Роне пришлось отказаться от отдыха в своем доме в Прованстауне. „Моей музе Перл Грубман, которая метала бисер перед такой свиньей, как я".

Рона убрала руки за спину и заставила себя широко улыбнуться.

– Итак? – сказала она, стараясь придать своему голосу веселую непринужденность вкупе с любопытством.

– Рона, – обратилась к ней Перл, почти воркуя. Казалось, она поет на клиросе. – Как я слышала, ты хорошая подруга Джорджины Дайсон.

„Проклятье, – подумала Рона, – Джейсон – единственный, кто знал об этом, но он не проболтался бы Перл, даже если бы она загоняла ему под ногти раскаленные скрепки для бумаг". Тут замешан кто-то другой, а значит, ей следует тщательно взвешивать каждое слово.

– Ну, в общем-то... мы работали когда-то в „Восхитительной пище", – небрежно обронила Рона. – Я бы сказала, что мы были скорее коллегами, чем подругами. Ее считали весьма талантливым специалистом по оформлению стола.

Что-то возле носа Перл, явно ускользнувшее от внимания хирурга, дрогнуло.

– „Восхитительная пища"? В журнале? Вы там работали? – спросила Перл, несомненно осведомленная об этом.

– Конечно.

– Хм, – разочарованно буркнула Перл, опуская глаза. – То есть до того, как она вышла замуж за Таннера Дайсона.

– Задолго до этого.

– Значит, ты была на их свадьбе? – просияв, спросила Перл.

– О, нет. Я же сказала: мы были только коллегами. И отношения наши почти прервались, когда я перешла сюда. А вскоре и она ушла работать в „Курьер", где и встретила Таннера Дайсона.

– Так ты никогда с ним не общалась? – Лицо Перл опять стало сумрачным и замкнутым.

– Ну как же, в общем-то виделась.

В глазах Перл снова мелькнула тень надежды.

– Как-то вечером я стояла перед „Блумингдейлом", а с Третьей авеню вырулил какой-то огромный лимузин, и Джорджина окликнула меня из окошка. Они с Таннером подвезли меня домой. Он очень симпатичный и даже обаятельный.

– Они... подвезли... тебя... домой, – медленно повторила Перл. – Ага, понимаю.

– Вы интересуетесь этим, потому что Джорджина только что прислала мне рукопись, – сказала Рона, понимая, что бросает Перл вызов. Негоже, чтобы она первой узнала об этой рукописи.

– Верно. – Лицо Перл стало маскообразным, а между тонкими полосками губ выступили серые зубы. Перл была так убеждена в непреложности своего права знать все, что Рона поняла: ей следует отвечать, не дожидаясь следующих вопросов. – Я заметила, – сказала Перл, – что рукопись не зарегистрирована. Между тем должно регистрироваться все, что к нам поступает.

Взгляд Перл устремился куда-то между ключиц Роны. Перл терпеть не могла смотреть кому-то в глаза, а потому обычно обозревала пространство от промежности до пояса.

– Простите, я собиралась сделать это сегодня.

– А ты прочитала это?

– О, да, – ответила Рона, возблагодарив Бога за то, что справилась с этим.

– Ну и?..

Рона потерла переносицу, почувствовав приступ головной боли.

– Довольно обычный материал. Похоже, мы уже освоили эту тему со „Счастливым домом" Нэнси Джиллиан. Кроме того, есть „Всеобщий каталог уборки и стирки".

– Эту книгу выпустил не „Уинслоу-Хаус", – сказала Перл нравоучительным тоном, не терпящим возражений.

– В том-то и дело. Не думаю, что мы можем конкурировать.

Откинувшись на спинку стула, Перл вытащила розовый листок из стопки бумаг на столе.

– Знаешь, что это такое?

– Простите, Перл, я только что пришла.

– Конечно, – сказала та, кисло улыбнувшись. – Это второй звонок от Роб Роя Каданоффа. Первый был в девять. Кстати, в это время начинается рабочий день.

Рона знала, что за этим последует. С ней уже случалось такое. Муж одной из самых ничтожных писательниц получил доступ к печати и почте, поскольку играл в гольф с боссом „Уинслоу-Хаус" Роб Роем Каданоффом. Роне пришлось не столько редактировать, сколько переписывать эту кучу навоза. Издательству это недешево обошлось. „Уинслоу-Хаус" заплатил за аренду помещения, где валялись книги, возвращенные магазинами.

Никогда не жаловаться, никогда не спорить, мрачно напомнила себе Рона. Жаль, что старый господин Р.Р.Каданофф не ездит в подземке.