Айя Субботина - Сказочник

— Стоп, маленькая. — Он даже не пытался скрыть, что наслаждается, отдавая приказы, которым она беспрекословно подчиняется. — У тебя охуенная грудь, стесняшка. Как ты можешь быть фригидной, если твои соски уже стоят, а я даже пальцем тебя не тронул?

— Не говори так пожалуйста! — отчаянно взмолилась она, пытаясь сесть, но Тимур держал ее за руки и рванул вверх, удерживая стоящей на коленях.

— Буду говорить, маленькая, потому что в данный момент я точно лучше тебя знаю, что тебе нужно. — Его глаза стали такими темными, какими бывает небо перед закатом: индиговая загадочная темнота, в которой может быть все, что угодно, и которая манит пропасть в ее неизвестности. — Я делаю — ты смотришь. И не шевелись. Ослушаешься — и начнем сначала, пока твои соски не будут болеть от удовольствия.

Ох, смотреть на что?

— Ах! — Она едва не упала, когда Тимур выставил язык и лизнул кончиком тугую вершину соска. — Тимур!

Что с ней происходит? Что творится с ее телом? И почему вид его склоненной над ее грудью головы вызывает дикую потребность придвинуться плотнее, стереть даже намек на пространство в том месте, где ее промежность прижимается к его твердой длине?

Тимур сложил губы трубочкой, втянул сосок в рот, поглаживая внутри языком, а потом, осторожно сжав зубами вершину, покатал шариком «штанги» по зажатому комочку чувствительной плоти.

Это невозможно терпеть, но этого хочется еще и еще. На это так стыдно смотреть, но это держит сильнее, чем гипноз.

— Маленькая, я чувствую, какая ты горячая даже через одежду, — подбросил он повод для новой порции смущения. — Ты очень чувственная сладкая девочка. А теперь, — Тимур посмотрел на нее, снизу-вверх, разбивая последнюю видимость сопротивления, — вытряхни из головы стыд, правильные слова и повадки прилежной школьницы. Здесь и сейчас — мы друг для друга, а мир с его идиотскими правилами в другой Галактике и чихать на него. Что бы ты ни сказала — тебе меня не удивить и не шокировать.

Она до боли, до непрошенных слез закусила губу, чувствуя, как что-то в ней неумолимо рушится, трещит по швам, горит под напором этого мужчины.

— Поцелуй меня еще раз, — попросила она, умирая — и воскресая вновь.

— Я тебя не целовал маленькая, не сейчас. В задницу стыд. Чего ты хочешь?

— Хочу твой язык, — она почти хныкала, почти стонала, все плотнее прижимаясь к его возбуждению. — Пожалуйста, сделай так еще раз.

— Не идеально, маленькая, но для начала хорошо, — «сжалился» он, обхватывая второй сосок губами.

Ее грудь на вкус как вишневый ликер и водка в одном стакане: убивает наповал. В ее соски хочется вцепиться зубами, сжать так сильно, чтобы она заныла, попросила пощады, стала податливой в его руках.

Челюсть заболела от сдерживаемого желания, перед закрытыми глазами пульсировали неоновые фейерверки, а член болел от желания утонуть в горячей влажности. Это похуже чем испытание на прочность, это просто адский ад, как тяжело, ведь все так близко и доступно: порвать к чертям собачьим все ее крохотные одежки, впиться пальцами в бедра и опустить на себя до звонкого шлепка.

И вдалбливаться в нее глубоко, жадно, до самого последнего миллиметра.

И он обязательно все это сделает, но в другой раз.

— Сегодня я весь твой, стесняшка. — Ох, как же Морковка одурительно краснеет.

Кажется, он успел стать наркозависимым от ее румянца, от янтарного огня огромных глаз, от запаха кожи и того, как она, дума, что он не замечает, потихоньку пританцовывает ча-ча-ча в ванной, когда чистит утром зубы. — Только не сильно за волосы дергай, а то озверею.

— Я не…

— Ты — да, — перебил он, осторожно заводя ее руку себе за голову, прикладывая узкую ладонь Морковки к своему затылку. — Давай, стесняшка, ты ведущая.

Несколько тягучих секунд Ася смотрела на него одурманенным взглядом. Как будто она уже кончила, и сейчас смаковала удовольствие послевкусия. Что же с ней будет, когда это маленькое тело распробует настоящее удовольствие?

Тимур заныл, когда она все-таки погрузила пальцы ему в волосы, сжала в кулачке — и медленно, мучительно медленно — к драной матери медленно! — оттянула его голову назад, обнажая шею. Пальцы второй руки были все еще в его власти, и Тимур наслаждался поглаживанием крохотного участка кожи у нее над большим пальцем. Ася толкнулась вперед, полностью подчиняясь естественному инстинкту объездить его член.

— Теперь ты не шевелись, Бес, — все еще дрожащим, но уже более решительным голосом, приказала она.

И здрав его голову так сильно, что горло осталось податливо беспомощным, жадно впилась губами в кожу чуть ниже уха.

Ох, бля!

Интересно, если она и дальше будет так усердствовать, останется ли на шее засос?

Почему-то хотелось, хоть это и из разряда подростковой дичи. И все же, чем настойчивее становились ее губы, тем сильнее и разноцветнее становились образы крохотного пятна на коже: ее метке на нем.

— Не тяни так сильно, маленькая, — зашипел он, когда Ася все-таки увлеклась настолько, что задрала его голову так сильно, что оставалось лишь смотреть в потолок.

Ася встрепенулась, распрямилась, одернула ладонь, глядя на нее так, будто это была чья-то другая рука. Провела пальцами по губам, словно и губы были тоже нее.

Так, самое время «ловить» Морковку, пока она не напридумала себя всякого.

Он в один рывок стащил футболку, перехватил Асину ладонь, положил себе на грудь.

— Я здесь, с тобой. И я думаю, ты и так прекрасно чувствуешь, что все, что ты делаешь, мне нравится.

На самом деле, нравилось так сильно, что контроль испарялся прямо на глазах, а мысли то и дело соскальзывали в какую-то гипер-откровенную порнуху.

— Я не знаю, что ты… что тебе нравится, — призналась она, осторожно скользя ладонью по коже, царапая когтями дорожку ребер.

Тимур застонал, закрыл глаза, позволяя ритмичным толчкам удовольствия растекаться по телу. А ведь никогда особо не любил, чтобы его трогали, если не сказать наоборот. Но сейчас, если бы за дверью мирно не посапывала угроза их первой брачной ночи, он бы правдами и неправдами сделал так, чтобы эти несмелые пальцы прикасались к нему везде.

— Все хорошо? — спросила Морковка.

Он с трудом разлепил веки, мотнул головой.

— Все хорошо, маленькая, не останавливайся.

«Пожалуйста, не останавливайся, пока я сам не сдурею от того, что ты делаешь…», — добавил про себя, чувствуя, как кожа горит под ее пальцами, словно по ней растекается горячий воск. Интересно, отчего он быстрее тронется умом: от попыток держать себя в руках, или оттого, что не сдержится?

Ее губы на его груди убивали. Влажный язык на сосках сводил с ума. Кто вообще придумал, что у мужика нет эрогенных зон, кроме члена и мошонки?! Тот, у кого не было этого рыжего чуда?

— Мне нравится тебя трогать, — призналась Морковка, уже стоя перед ним на коленях, между его широко разведанными ногами. Пальцы чертили вертикальную прямую вдоль дорожки волос на животе. — Ты красивый.

Оттого, с какой наивной откровенностью это прозвучало, хотелось рассмеяться, но когда ее ладони легли поверх твердости в штанах, нерожденный смех скончался в муках. Хотелось, чтобы ее губы сосали, целовали, а язык отправил в космос.

— Маленькая, хватит, стоп.

От греха подальше, Тимур потянул ее за руки, заставил подняться, двумя ладонями обнял за задницу.

— Что-то не так? — мигом разволновалась она.

— Все так, маленькая. Я просто… в общем, с тобой вообще все иначе. Я не хочу кончать в штаны, но терпения у меня еще меньше, чем у мальчишки, который первый раз смотрит порно.

— Я бы хотела попробовать… Ну, ты знаешь.

— Знаю. — Он все-таки хрипло рассмеялся. — Но не сегодня, хорошо?

— Ты брезгуешь?

Кажется, она совершенно искренне не понимает, что даже сейчас он балансирует на грани, за которой не останется ничего, кроме инстинктов.

— Я ничего так не хочу, маленькая, как взять тебя в рот, правда. — Пришлось сглотнуть, и для надежности зажать ее в одном положении, чтобы не шевелилась.

— Посмотреть, как ты будешь брать меня губами. Я хочу это видеть, понимаешь?

Ты готова дать мне смотреть? Не стесняться, не думать о том, как ты выглядишь с членом во рту?

Она мгновенно покраснела. До самых чудесных ушей.

— Вот и я о том же.

Бережно, чтобы не спугнуть ее желание, потянул шортики вниз, сразу с трусиками.

Был почти уверен, что она попытается сопротивляться, но нет: послушно вышагнула из брошенной на пол одежды, но тут несмело, но настойчиво потянула егоза штаны.

Тимур приподнял бедра, разрешая себя раздеть. Надо же, смотрит так, будто впервые видит мужской член: удивленно, обеспокоенно.

— Маленькая, ради бога, перестань кусать губы, — взмолился Тимур, потянулся за штанами. Хоть, что все-таки оптимистично предположил сегодняшний секс, и спрятал презерватив.

— Ты красивый… везде, — огорошила она еще одним признанием, зачарованно наблюдая, как он быстро раскатывает латекс по всей длине.

— Иди ко мне, — почти прорычал он, задыхаясь от желания оказаться внутри ее тела, утопить себя в нем, и задыхаться до агонии оргазма, которая сожжет мозги в хлам.

Целовать ее: много, жадно, подавляя крики постукиваниями металлического шарика по чувствительной поверхности ее языка. Хотелось свести ее с ума, посмотреть, на что она способна за чертой желания, где нет ничего, кроме голой потребности отдаваться.

Тимур сжал ее грудь в ладонях, перекатывая соски большими пальцами. Еще и еще, пока Ася не начала толкаться навстречу.

— Садись, маленькая, только медленно, — ей в рот прошептал он. — И смотри на меня, не отводи взгляд.