Он мог бы сказать, что хранить кусок жизни отца в старых газетах – преступление, но был уверен, что она и сама это понимает. Брюси будет счастлив выставить вещи. Но музей не может позволить себе приобрести такую дорогую коллекцию. Ей придется принести ее в дар.

И что Сирена получит? Право на пожизненное бесплатное посещение музея? Это сможет удержать ее в Сан-Франциско, но тогда ей придется зарабатывать на жизнь самой любой работой, которую она сумеет найти. Она будет уговаривать его брать с нее плату за квартиру или снимет другую.

Нет. Грейндж не мог заставить себя поверить в то, что ее отец хотел для дочери такой жизни. И нужно сделать так, чтобы и она это поняла.

Но не сегодня.

Он опустил взгляд на ее маленькую ступню, стоявшую на его колене, вспомнил, как массировал ей ноги в день их первой встречи. Надо постараться, чтобы снова не начать терять контроль над собой, как случилось тогда.

Но он не мог.

– Неужели еще больно? – Он снял ее ногу с колена и сделал вид, что осматривает ступню. – На вид все в порядке. Между прочим, у меня уже ноги не болят, а мы прошли одинаковое расстояние. – Потому что у тебя удобная обувь. А это старье… – Она взглянула на потертые дешевые кроссовки, которые он снял с нее несколько минут назад. – Они всегда были ужасно неудобными.

– Тогда почему ты их купила?

– Потому что они дешевые.

Он крепче нажал на ее ступню, чтобы она обратила внимание на собственные только что произнесенные слова.

– Надо заняться планом.

– Планом? – настороженно переспросила она.

– Конечно. Я предлагаю начать с китайского квартала. Лучше будет приобрести какие-нибудь туфли поудобнее и захватить фотоаппарат. Я дам тебе список мест, в которые нужно заглянуть.

– Погоди минутку. – Сирена лежала, вытянувшись на диване. Под головой у нее была подушка. Она сделала слабую попытку приподняться и сесть, но раздумала. – Что это все-таки за план?

– Тебе пора изучить Сан-Франциско. Я не хочу, чтобы ты вела себя как туристка, когда мы станем бывать на людях.

– Извини, никогда об этом не думала. – Она улыбнулась своей необыкновенной улыбкой, от которой у него захватывало дух. Так не годится. Если она не перестанет улыбаться, а он не перестанет массировать ей ногу, то не выпустит ее из этой комнаты.

Он продолжал массировать ее голень.

– Ладно, – проговорила Сирена. – А что потом? После китайского квартала?

– Может быть, южный район. Там очень дорогие магазины. Ты могла бы зайти за мной в банк в обеденное время. Мы пойдем в ресторанчик, где еду подают на китайском фарфоре, а шеф-повар изъясняется только на французском и не собирается переучиваться.

Сирена наморщила нос.

– Нет, спасибо. Предпочитаю хот-доги с лотка.

Грейндж сделал вид, что возмущен. Сирена продолжала улыбаться.

– Почему?

– Чтобы не тратить целый час на еду. Лучше разглядывать витрины.

Ты могла бы купить любую витрину со всеми потрохами.

– Хорошо, договорились. А что мы будем искать? Туфли?

– Перестань.

Встревоженный ее тоном, Грейндж наклонился и заглянул ей в глаза.

– Что перестать?

– Внушать мне мысль, что я имею право транжирить деньги.

Грейндж вздохнул, но постарался, чтобы его голос звучал легко и беззаботно.

– Купить себе хорошие туфли не значит транжирить деньги.

– Пожалуй, нет. Прости, я зря обиделась.

– Тебе незачем извиняться. – Он поставил ее ступни на пол и потянул за руку, чтобы она села рядом с ним. – Мы только узнаем друг друга, и какие-то ошибки неизбежны.

Сирена быстро-быстро замигала.

– Спасибо за чудесный вечер. Спасибо за все, что ты сегодня сделал.

Грейндж не мог припомнить, чтобы когда-нибудь был так растроган. Он притянул ее ближе к себе.

– Это тебе спасибо – ты делишься со мной своими чувствами.

– Мои чувства! Я сама не могу в них разобраться. Я, наверное, ужасная недотепа, правда?

– Я бы нашел другое слово, – пробормотал Грейндж, а дышать ему становилось все труднее. От влажного ночного воздуха ее свитер плотнее обтянул тело, подчеркнув большие груди с торчащими сосками. Если бы коснуться их…

– К-какое?

Ее полуоткрытые губы манили. Казалось, она так же изнемогает от нетерпения, как он сам.

– Сегодня… – он запнулся… – сегодня никакое.

Сирена снова прижалась к его плечу.

Он не знал, сколько они так просидели. Он обнимал ее за плечи, а ее рука лежала у него на колене. Думать становилось все труднее, а разговаривать он даже не пытался. Странно. Она казалась такой уверенной в себе, когда они встретились в первый раз. Она и сейчас была такой же, только теперь он понимал, что под ее силой скрывается уязвимость.

– Грейндж.

– Что?

– Я… Ничего. – Она поскребла пальцем по его коленке.

– Ты что-то хотела сказать…

– Ничего важного.

Нет, это было важно. Она никогда не говорила только для того, чтобы послушать саму себя, но он не хотел ее принуждать. Имеют ли отношение эти невысказанные слова к ее пребыванию у него в доме, к этим искрам, которые пробегают между ними, к ожиданию и надежде?

– Сирена, я хочу быть с тобой откровенным. Это важно, очень важно.

Она кивнула.

Он набрал в грудь побольше воздуха.

– Я тебя хочу.

Сирена почувствовала, что ее тело дернулось как от удара. Но она не была удивлена. Если она что-то и узнала об этом человеке, так это то, что ему трудно скрывать свои эмоции. И что он верит в честные отношения.

Мы слишком мало знаем друг друга.

Нет, она не собирается разыгрывать возмущение или застенчивость. Он – они – заслуживали большего. И все же она не могла найти нужных слов. Она просто сняла руку с его колена и медленно пропустила через пальцы его волосы, растрепанные ветром и делавшие его непохожим на банкира. Потом она коснулась губами его виска, где бился пульс, и почувствовала, что он задрожал. Не сошла ли она с ума? Еще не поздно уложить вещи и бежать из этого дома, из его жизни.

Нет.

Когда рука Грейнджа перебралась с ее плеча на шею? Она не знала. Но его пальцы оставили на коже горячий след. Он улыбался, а его глаза становились все темнее и глубже, дыхание стало прерывистым.

Как и ее дыхание.

Она смеялась, когда он надел эту подаренную ею рубашку. Теперь ей хотелось стащить ее и ощутить его грудь – пальцами, губами, языком. Почувствовав внезапный прилив смелости, она вытащила рубашку из-под ремня, сняла ее через голову Грейнджа и положила ладонь на его грудь. Она слушала и ощущала его дыхание, ее чувствительные пальцы, казалось, испускали электрические разряды, когда пробегали по твердым соскам, мягким курчавым волосам, выпуклой лестнице ребер.

Когда он придвинулся ближе и коснулся ее уже возбужденных сосков, рука ее замерла.

Никогда прежде она не испытывала таких острых ощущений. Мягко вздрогнул живот, по рукам и ногам пробежал электрический ток и зажег огонь в глубине тела. Она дугой выгнулась навстречу ему, сама положила груди в его ждущие ладони. Он быстрым движением расстегнул бюстгальтер и сдвинул его вниз. Сирена задрожала, и крепче прижалась к нему.

Застонав, Грейндж одним движением стащил с нее свитер и припал ртом к ее груди. Она почувствовала тянущую боль внизу живота. Она запустила пальцы в его волосы, стараясь оторвать его, стараясь сохранить остатки рассудка.

Но зачем?

Он сказал, что хочет ее, и она ответила единственным возможным способом. С глубоким вздохом она мягко прижала его голову к груди.

Его рот, приникший к ее соску – горячий, тянущий, требовательный.

Ее широко открытые глаза – затуманенные желанием, манящие, ждущие.

– Сирена, встань.

Она повиновалась. Он быстро сорвал с нее бюстгальтер и бросил его в сторону, потом стянул слаксы. Сирена тоже помогала ему освободиться от одежды.

Он был великолепен! Сильное, мускулистое тело, гладкая упругая кожа. Он стоял перед ней, гордый своим телом. Жаждущий.

И снова из глубины ее груди вырвался вздох.

– Как ты красива, – прошептал он.

Не я – ты!

Теперь его руки лежали на ее бедрах, тянули вниз. Он знал, как погасить бушующие в ее теле пламя. Она закинула голову и обхватила руками его плечи, вскрикнула, когда его влажный язык пробежал по ложбинке между грудей вниз, к животу. Она едва держалась на дрожащих ногах.

– Не здесь. В спальне.

Да. О, да!

Он взял ее за руку и повел. Она спотыкалась, может быть, они оба спотыкались. Ей хотелось, чтобы он взял ее на руки, и все же хотелось вот так брести вместе с ним.

Простыни, подушка – все пахло им.

Она легла на его постель, приподняв колени, протянув руки к нему навстречу. В его глазах горел огонь – и она сама сгорала от желания, видя этот огонь. Она могла дотянуться рукой до его великолепного тела, но он все еще стоял неподвижно. О чем он думал?

Он наклонился и положил ладонь на ее живот, нежно перебирая пальцами, пока ей не стало казаться, что они проникают в самую глубину тела. Ниже, еще ниже – пальцы погрузились в волосы между ногами.

Она перестала дышать.

– Цыганка моя.

Пальцы скользнули еще ниже, нашли самое сокровенное. Теперь он знал, что она готова принять его.

Кровать прогнулась, она протянула руки и почувствовала на себе тяжесть его тела, и все ее тело содрогнулось от нетерпения.

– Грейндж. Ну же! Прошу тебя.


Кожа Грейнджа была соленой от пота – его ли, ее ли – она не знала и не хотела знать. Когда она провела языком по его плечу, он повернул к ней голову, и его губы тронула ленивая улыбка. По свету, льющемуся через застекленную крышу, она поняла, что было раннее утро.