– Хорошо еще, что я принадлежу к начальству, – говорил он. – Иначе мне пришлось бы искать другую работу. А кому я нужен?

– Ты же так не думаешь. – Сирена наблюдала за его движениями, нисколько не удивляясь, что это ее так завораживает. – Я же знаю. Ты – мечта любого работодателя.

– Вряд ли. – Он пожал плечами. – Не знаю, что со мной происходит. Может быть, дело в том, что мне гораздо больше хочется быть здесь, а не работать.

От этих слов по спине Сирены побежали мурашки.

– Тебе действительно больше хочется быть здесь?

– Да. В доме стало так пусто без тебя.

Сирена сделала вид, что сейчас подтолкнет его локтем в бок. Вместо того чтобы отпрянуть в сторону, он наклонился к ней, держа тарелку на коленях, приглашая ответить на призыв полуоткрытых губ. Она с готовностью согласилась. Сколько бы они ни целовались, она чувствовала, что не может пресытиться.

Однако в конце концов у нее заболела спина, и пришлось высвободиться из объятий. Когда Грейндж спросил, как она развлекалась в Сноу-Сити, она начала рассказывать, что нашла один прелестный домик с видом на город. Грейндж продолжал есть.

– Он мне понравился, и я его купила.

Грейндж медленно отставил свою тарелку на кофейный столик. Потом взял тарелку у нее и поставил туда же.

– Ты купила дом?

– Сделка еще не завершена. Еще надо оформлять кое-какие документы, но поскольку я плачу наличными, их не так уж много.

– А как насчет термитной инспекции? Ты уверена, что там не применялись краски на свинцовой основе? Достаточно ли надежна теплоизоляция?

Сирена не подписала ни единой бумаги, пока не была проведена полная инспекция дома. Она могла довольно небрежно относиться к некоторым своим делам, но это дело было Важным, с большой буквы.

– Грейндж, это же мой дом, мне и решать. И если я ошибусь, то мне и расплачиваться.

– Может быть. А может быть, и нет.

Что с ним такое? Она-то думала, что он обрадуется, когда узнает, что она решила пустить здесь корни. Мама обрадовалась. Удивилась, но обрадовалась.

– Я не обязана перед тобой отчитываться. – Она отошла к окну. Снег перестал. Чары развеялись, и за окном не было ничего, кроме холодной темной ночи.

Ей было холодно.

– Я и не требовал, чтобы ты отчитывалась.

Что-то в его тоне заставило Сирену отвернуться от окна. Он стоял неподвижно. И все же, как и всегда в его присутствии, Сирена ощущала, что ее непреодолимо тянет к нему.

– Прозвучало это именно так.

– Правда? Тогда прости. Ты права. Я не имею никакого права вмешиваться в твои дела.

Имеешь, потому что, узнав тебя, я стала по-другому относиться к жизни.

– Прости меня, – как эхо повторила она, подошла и снова села на кушетку с ним рядом. – Я не должна была огрызаться. Это просто… Думаю, я пока еще не привыкла к мысли, что покупаю дом. Мне придется продать что-нибудь еще, чтобы заплатить за него.

– Так вот что тебя беспокоит? Что ты расстанешься еще с одной вещью из коллекции. – Он так хорошо ее знал. Сирена кивнула. Он привлек ее к себе и стал ласково поглаживать по плечу. – Я хотел бы посмотреть на этот дом, – тихо произнес он, так тихо, что она еле различила слова. – Может быть, завтра, после того, как я поговорю с дядей и тетей.

– Тогда в воскресенье, – поправила она, заранее чувствуя себя провинившимся ребенком. – Потому что завтра у меня прослушивание. Буду набирать актеров для первой пьесы.


Грейндж никак не мог поверить, что это он стоит в углу огромной аудитории средней школы и наблюдает, как Сирена пытается руководить группой подростков. На ней был бесформенный свитер какого-то неопределенного цвета и мятая юбка до колена. На шее висело ожерелье из раковин, которое он ей купил, в ушах – огромные кольца. Золотая цепь перетягивала талию, а разноцветный обруч без особого успеха пытался удержать пышные волосы. Сейчас она больше, чем когда бы то ни было, походила на цыганку

Цыганка. Богатая и независимая цыганка.

Грейндж вздохнул: Сирена иногда ставила его в тупик, а он этого не любил. Когда он вспоминал о том, что она до сих пор держит ключ от своего будущего в багажнике, ему хотелось взять ее за плечи и трясти, трясти…

Но когда он отогнал от себя эту мысль, а это было нелегко, то был вынужден признать, что в данный момент она знала, что делала. Он уже понял, что у нее есть по крайней мере одно качество, необходимое режиссеру, – громкий голос. Когда она говорила, всем оставалось только одно – слушать.

Когда тетя Герти сообщила ему, на какие условия согласилась Сирена, он был уверен, что этот кусок ей не по зубам. По его представлениям, постановка пьесы была спокойным и разумным делом, которым занимаются взрослые люди с творческой жилкой и массой свободного времени. Ему и в голову не приходило, чтобы кто-нибудь мог по доброй воле всю субботу сидеть в душной комнате и возиться с кучей старшеклассников.

Но, казалось, Сирена справляется неплохо и не собирается идти на попятный.

Как и тогда, когда без всякого его участия купила дом.

Да что такого случилось, ругал он себя, пока Сирена терпеливо объясняла, что сцена, о которой шла речь, требует тонкости, а не напора. Сирена Айсом всю жизнь сама справлялась со своими делами. И если она хочет потратить деньги на какую-то развалюху, то это ее дело. А если она думает, что сможет поставить пьесу, не потеряв рассудок, то кто он такой, чтобы убеждать ее в обратном.

Конечно, он очень счастлив, что она решила поселиться в этом городке… на какое-то время.

Но какое место отведено в этих планах ему?

Собирается ли она просить его о помощи в финансовых вопросах? Или она решила продавать вещи по одной, каждый раз как потребуются наличные?

Он не знал ответов на эти вопросы. И подозревал, она тоже не знала.

Когда Сирена его окликнула, он поднялся к ней на сцену. Но смешки подростков и недвусмысленно завлекающий взгляд Сирены наводили на подозрение, что лучше было бы смыться, пока не поздно.

– Я стараюсь заставить этих горе-трагиков понять, в чем разница между обыкновенным влечением и истинной нежностью, – объяснила Сирена. – К сожалению, по-видимому, они гораздо чаще сталкиваются с первым, чем с последним.

Так вот, что ей было нужно – болванчик для демонстрации. Ладно, он подыграет. Только ей придется за это заплатить. Он молчал, пока Сирена объясняла сцену, которая, очевидно, была поворотным пунктом в пьесе. Главные герои приходили к согласию.

– Здесь должна быть нежность, – говорила Сирена. – Джойс и Дуг не виделись с тех пор, как Джойс сказала, что не хочет вместе с ним открывать ресторан. Они оба чувствовали себя несчастными, но ни один не хотел признать, что был не прав. – Сирена приложила руку Грейнджа к своей щеке. – Дуг пришел сказать, что решил не связываться с рестораном вообще, а Джойс думает, что он хочет ей сообщить о том, что нашел другого компаньона.

– Да, – вставил один из ребят, сидящих в зале. – Она думает, что это Дарлена, проститутка.

– Правильно, – согласилась Сирена. – Дарлена рассказывала всем и каждому, что ей представилась блестящая возможность работать с Дугом. Дуг очень богатый человек – банки берут у него деньги взаймы. Ну так вот, – Сирена спустила руку Грейнджа до своей ключицы, – Дуг собирается сказать совсем не то, чего ждет Джойс. Как она на это реагирует – ключ к тому, что происходит дальше.

Сирена подняла глаза на Грейнджа, но он понимал, что она его не видит. Грейндж не винил ее – она увлеклась постановкой. Но он-то не увлекся.

– Какие у меня слова? – спросил он.

– Слова? – Сирена взглянула на листок, который держала в руке. – Ты должен сказать: «Я пришел сюда, чтобы просить у тебя прощения».

Прощения? За что? Грейндж представления не имел, что такого натворил бедняга Дуг. Но шея Сирены, которая отвернулась от него к ученикам, выглядела очень соблазнительно.

Грейндж подмигнул ребятам, крепко обнял Сирену и начал:

– Сирена… то есть, Джойс. Я пришел сюда…

– Чтобы просить прощения, – подсказала Сирена.

– Ну да. Я пришел сюда… – Грейндж наклонился к ее шее, оскалив зубы. – Я пришел сюда, чтобы выпить твою кровь, – быстро закончил он и сделал вид, что впивается в ее шею зубами.


Сирена смотрела на профиль мужчины, который сидел рядом с ней в машине. Они ехали к дому дяди Гэллама и тети Герти. Казалось, он всецело поглощен дорогой.

– Зачем ты это сделал?

– Что именно?

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. О вампире. Я так старалась, а тут они все стали хохотать, и с ними уже ничего нельзя было сделать.

– Разве такое уж большое преступление посмеяться?

– Ты сам знаешь, что нет. Но время… – Тут Сирена прикусила язык. Ей не хотелось спорить с Грейнджем. – А-а, ладно. Кажется, это ничему не повредило, зато все расслабились. – Она на мгновение положила голову ему на плечо. – Ты пробыл в школе совсем недолго. А что ты делал, когда ушел?

Грейндж смотрел прямо перед собой.

– Пытался вести переговоры с дядей.

– О, Господи. О чем?

– Думаю, ты и сама знаешь.

Она знала. Но все же ей хотелось, чтобы Грейндж сам это сказал.

– Что значит «пытался»? Он не хочет слушать?

– Раньше-то он всегда слушал, – пробормотал Грейндж свозь зубы. – Когда я окончил колледж, он только и делал, что всем рассказывал, какой я умный – и что это в значительной мере его заслуга. Мы много раз говорили о том, что будет, когда они не смогут работать, строили планы. А теперь… – Грейндж подался вперед и ссутулился. – А теперь он ведет себя так, будто у него вся жизнь впереди.

Сирене передалось то, что он чувствовал, – разочарование и страх. Страх за родственников?

– Грейндж, – попробовала вмешаться она, – ты же проверил эту корпорацию. У них надежная финансовая база. Проект не должен лопнуть, как мыльный пузырь.

– Может, он и не лопнет, но мы с дядей сегодня подсчитали все, что у него есть на старость. Знаешь, что он сказал, когда я подвел итог? Что каждый пенни, который сможет изъять из банка, не подвергаясь опасности штрафа, он вложит в это чертово дело. – Грейндж не сводил глаз с дороги. Сирена видела, как побелели костяшки его пальцев, сжимавшие руль, и думала только о том, как бы снять это напряжение.