— Интересная теория, — пробормотала Варя. — А у Максима другая.

— У Юрьевского?

— Да. Он говорит, что у всех животных свой характер, как у людей. У собак, у кошек. И бывает же, когда люди живут душа в душу, а бывает, что всю жизнь как соседи, потому что не твой это человек. И с животными так же. Надо ещё своё найти.

— А как искать, Максим инструкцию не написал? — кажется, Берестов развеселился.

— Ты зря смеёшься, ему мы со Светой то же самое сказали. Большинство людей домашнего питомца себе по внешности выбирают. Хочу сфинкса, хаски, йоркширского терьера… Макс знаешь, как говорит? «Как будто это не живое существо, а картинка, которую они собираются на стенку повесить».

— Дон Кихот он всё-таки.

— Угу.

Варя усмехнулась, вспоминая, как после этой своей фразы Юрьевский обычно начинал с горечью вещать о том, что люди через какое-то время начинают понимать: а картинка-то, оказывается, кушает много… И болеет иногда… А если уж совсем не повезло, то эта картинка может, например, писаться в постель или драть обои в коридоре. Непорядок. И картинку выкидывают на улицу.

А ещё Макс часто и с большой горечью рассказывал Варе историю о том, как его знакомые волонтёры нашли на улице белого кота с рыжим хвостом. Нашли — и вспомнили, что пару недель назад видели о нём объявление. Мол, потерян, ищем. Позвонили, и им ответили: уже не ищем — купили себе нового кота. А «старого» можете забирать — не нужен.

У Вари, как и у Макса, это в голове не укладывалось. А Юрьевский потом ещё добивал её рассказами про выброшенных на мороз сфинксов — наверное, чтобы она окончательно разочаровалась в человечестве.

— Варь… а можно, теперь я спрошу?

Хорошо, что Илья заговорил, а то она, вспомнив истории их генерального директора, впала в пессимизм.

— Можно.

— Почему ты живёшь с отцом, мачехой и братом?

— А где я должна жить? — она слегка удивилась, по-прежнему не открывая глаз.

— Ну… квартиру снять, например. Или комнату. Не все хотят жить с родителями, тем более у тебя там даже не мама, а мачеха.

— А-а-а, вот ты о чём, — протянула Варя. — На самом деле я собиралась съехать. Когда мне было девятнадцать и отец только познакомил меня с Ириной. Но не сложилось. А потом родился Кеша, я его увидела и поняла, что не могу и не хочу уезжать. Мне всегда страшно нравилось с ним тетешкаться. Хотя лет пять назад я думала, что всё же покину отчий дом. Но вновь не сложилось.

— Почему ты говоришь «не сложилось»?

— Так правильнее. Но объяснять не хочу. Неприятно вспоминать.

Илья молчал, и Варя неожиданно для самой себя вдруг поняла, о чём он подумал.

«Ещё неприятнее, чем обо мне?»

И ответила она на этот невысказанный вопрос так же неожиданно для самой себя:

— Знаешь… то, что сделал ты… Это, конечно, очень плохо и больно. Но ты для меня тогда был незнакомым человеком. А когда тебя предают родные и близкие, люди, которым ты веришь — это гораздо хуже.

Илья всё молчал. Варя рискнула открыть глаза — и увидела, что он сжимает руль до побелевших костяшек на пальцах рук.

Сердце зашлось в страхе. Она сразу вспомнила, как эти руки сжимали её саму, какими они были безжалостными. Закусила губу, закрыла глаза и отвернулась, изо всех сил стараясь не разреветься.

Через несколько секунд Илья остановил машину.

— Я испугал тебя чем-то? — спросил он тихо. — Я не знаю, чем, но извини. Ты только скажи — и прекратим этот… дурацкий эксперимент.

— Нет, — с трудом выдавила из себя Варя. — Всё нормально.

— Может, мне выйти из машины? Чтобы ты пришла в себя?

— Нет. Всё хорошо, правда. Это так… от неожиданности.

Илья еле слышно вздохнул.

— Ладно. Потерпи ещё немного, мы уже почти приехали.

Они действительно уже почти приехали. Берестов снова остановился буквально спустя пять минут. И сразу же сказал:

— Я думаю, сегодня без прикосновений обойдёмся. Иди, Варь.

— Нет уж, дудки, — возмутилась девушка и протянула руку куда-то в сторону Ильи. — Держи мою лапу. Сделай просто… как вчера.

Какое-то время Варина рука болталась в пространстве, но потом Берестов всё же принял её. Погладил обеими своими ладонями, посжимал пальцы, помассировал запястье.

— Нормально? — спросил он почти сразу с явным беспокойством в голосе.

— Да. Всё хорошо… продолжай.

Варя чувствовала, что он осторожничал. Но ей всё равно было невыносимо приятно, она даже едва сдержала стон. Удивительно, но она никогда не думала, что массаж руки может быть… таким.

А потом Берестов перевернул её ладонь тыльной стороной вверх, погладил очень нежно — и секундой после Варя почувствовала прикосновение его губ к своему запястью. Вздрогнула — и Берестов сразу же отстранился.

— Прости.

Она едва могла говорить, почему-то страшно смутившись. И внутри всё дрожало… но это был не страх. Что-то другое.

— Ещё, — попросила Варя шёпотом, и Илья после её слов какое-то время молчал, будто бы озадаченно. Затем вновь погладил запястье… и поцеловал его. Только теперь крепче.

Поднялся выше и поцеловал ладонь. А потом — каждый палец. И снова запястье…

Губы у него были мягкие и тёплые. И совсем не страшные. И Варя почти растаяла, растеклась по сиденью машины, особенно когда Илья начал бережно осыпать поцелуями её запястье. И чуть выше… и выше…

По телу девушки прошла чувственная дрожь, и Варя, внезапно испугавшись, выдернула руку. Прижала ладонь к губам, сдерживая стон.

Что это? Как же это…

— Я напугал тебя? — в голосе Берестова она услышала сожаление. — Извини. Я просто подумал… а, неважно. Варя, честное слово, я не сделаю ничего против твоей воли. Обещаю.

Она по-прежнему не могла на него посмотреть. Но на этот раз по другой причине. Боялась, что Илья поймёт…

Но она сама ещё не поняла…

— Я верю. Хорошего тебе вечера… Я пойду.

— До завтра, Варя.

* * *

Вообще-то Илья никогда не относил себя к мазохистам. Видимо, он ошибался.

Это оказалось колоссально сложно — сидеть рядом с Варей, прикасаться к ней, зная, что она это просто… терпит.

Казалось бы, чего тут такого? Те шлюxи, которых он заказывал, тожe в общем-то терпят. Но то шлюхи, это их рaботa. И сoвсeм другое дело — Варя.

Илье очень хотелоcь бы, чтобы она посмотpела на него, а не сидела, отвернувшись и слегка дрожа, как в лихорадке. И улыбнулась, и поцеловала бы его… сама.

Мечтай, дурак, мечтай. Хорошо, если Варю удастся от страха и неприязни излечить, а ты тут про «поцеловать сама» рассуждаешь. Психолог грёбаный. Нет, даже не так. Психолох. От слова «лох».

Однако если он всё-таки сможет «вылечить» Варю… И не сорвётся, не накинется на неё с объятиями и поцелуями… Тут не то, что памятник — тут мемориал надо будет поставить.

И возможно, он даже вновь научится себя уважать…


На следующий день Варя была какой-то задумчивой. И даже Сергей Мишин, пришедший к их перегородке, чтобы посетовать на тяжёлую отцовскую судьбину, не смог её толком развеселить.

Варя просто молча сидела за баррикадой, не общаясь с Берестовым, и поэтому Илья рискнул начать говорить сам.

— У тебя сегодня опять голова болит?

Вздох.

— Нет. Просто настроение какое-то дурацкое. Ничего не хочется.

— Хочется в отпуск?

Она фыркнула.

— А как ты догадался?

— Обычное дело летом. Погода-то хорошая, а мы тут за компами чахнем. Ты сходи погуляй, Варь. Там в торговом центре кафешку открыли новую, я слышал, что мороженое у них вкусное. Зайди туда, поешь мороженого, легче станет.

Она задумчиво молчала, и Илья решил предложить другой вариант.

— Или, если хочешь, я схожу вниз, куплю рожок или эскимо. Что ты больше любишь?

Опять вздох.

— Рожок. И шоколадное мороженое.

— Ну, сходить?

Варя молчала, и Берестов начал подниматься с места.

— Стой! — она резко вскочила, чуть не повалив свою баррикаду. — Не надо. Ещё не хватало, чтобы ты мне за мороженым ходил с этой своей больной ногой. Я сама могу!

Илью словно ледяным душем окатило.

«Со своей больной ногой». Ну да, конечно. Он ведь ни на что не годный инвалид.

— Как скажешь.

Берестов сел обратно. Перед глазами от обиды и ярости аж потемнело.

Он давно научился не обращать внимания на подобные высказывания, понимая, что делаются они не со зла. Но от Вари услышать такое оказалось почему-то вдвойне обидно.

Она тоже села и какое-то время просто пыхтела за баррикадой. Потом сказала:

— Извини, я… это было грубо.

Разговаривать Илье уже совсем не хотелось, поэтому он просто буркнул:

— Ничего, — и зло щёлкнул мышкой по экрану. Куда-то попал. Кажется, что-то случайно удалилось…

— Хочешь… сходим в кафе? Вместе.

Варя выдавила это из себя явно с очень большим трудом, и Берестов разозлился ещё сильнее.

— Нет. Спасибо. Много работы.

Она озадаченно замолчала, затем зашуршала бумажками. Но слава богу, больше с ним не заговаривала. Илья не чувствовал в себе сил отвечать вежливо, но хамить тоже не хотелось. Лучше просто молчать, пока не схлынет…

Вот только не схлынуло даже до конца дня.

* * *

Варю вновь разрывало от совершенно противоречивых ощущений.

С одной стороны, ей было досадно за свою несдержанность — она ведь ясно видела, что Илья обиделся.

С другой — она не имела в виду ничего плохого, так почему ей должно быть досадно?

С третьей — с чего это она вдруг беспокоится о переживаниях Берестова? Он её вообще изнасиловал!

С четвёртой… а, так можно до бесконечности перечислять, столько всего смешалось в голове у Вари. Ей хотелось одновременно и извиниться, и запульнуть чем-нибудь в Илью. А потом расплакаться.