Эта полнота чувств сразила ее, как будто она действительно могла почувствовать на ощупь, попробовать и увидеть их. Она задумчиво смотрела сквозь море изувеченных и забытых автомобилей, когда услышала приближение Трумэна. Когда его руки сомкнулись вокруг ее талии и теплые губы коснулись ее щеки, она улыбнулась и повернулась в его объятьях, от него исходил запах мятной зубной пасты и мыла.

— Извини, что оставил тебя одну, — сказал он хрипло сонным голосом.

Она почувствовала себя женственной и миниатюрной рядом с его огромным телом. Её нежный гигант. Её несчастный Тру. Она не сомневалась в том, что ее нежный гигант может превратиться в существо наподобие Халка, если того будет требовать ситуация. Ее сердце сжалось при виде татуировок на его груди, хотя ясно видела это уже во второй раз. Она очертила шею разгневанного дракона своими пальчиками и прижалась губами к огню. Она не могла изменить его прошлого, и каким бы страшным оно не было, оно сделало его тем человеком, каким он стал, так же как отсутствие родительского внимания и любви и самоубийство отца сделали из нее ту, кем она являлась сейчас. Когда она взглянула на него, то ее удивил направленный на нее пристальный взгляд.

— Ты выглядишь обеспокоенным. У Линкольна опять поднялась температура?

— Нет, — ответил он серьезно. — Просто пытаюсь прочитать тебя. Появилось ли сожаление с наступлением нового дня?

Она покачала головой и улыбнулась ему.

— Только то, что ты обнажил свою душу передо мной, а мне нечем поделиться с тобой, чем-то равноценным.

От облегчения его лицо осветилось.

— Ты поделилась со мной большим, чем тебе кажется, — он наклонился и поцеловал ее в плотно сомкнутые губы. Затем рассмеялся, беря ее лицо в ладони: — Однако я хотел бы, чтобы ты раздела со мной лучший поцелуй.

Она крепче сжала губы, чтобы избавить его от своего утреннего «свежего дыхания»:

— Я не почистила зубы.

Он рассмеялся и опустил руки:

— Мой рот был похоронен между твоих ног прошлой ночью. Ты действительно думаешь, что я буду переживать, чистила ли ты зубы?

Что-то изменилось. Может быть, все стало по-другому. Она не была уверенна ни в чем. Его слова прозвучали легко, его улыбка стала более естественной, а его скромный смешок, на самом деле, очень ей понравился, особенно то, как нерешительно он вырвался. Он отдавал ей еще больше, доверял больше, чем признавался. Она смотрела в его глаза. Видела там облегчение и что-то гораздо более сильное. То, что он ей сказал, было нечто особенным, и ей нужно было это услышать, чтобы она перестала думать о содеянном с сожалением, а только верила в лучшее.

Когда его рот обрушился на нее, она также почувствовала разницу в его поцелуе. Он целовал ее более интимно, придерживая одной рукой за щеку, а другой, придерживая за талию, сплетая их тела вместе. Это был опьяняющий и клеймящий поцелуй. Поцелуй, который говорил «Ты моя, а я — твой».

Это был тот самый поцелуй, которого она ждала всю жизнь.

Когда их губы разомкнулись, он пальцами заскользил по ее щеке, задевая нижнюю губу, затем поцеловал ее снова, теперь уже легко и нежно. Ох, как же ей нравились легкие и нежные поцелуи.

— У тебя идеальный вкус по утрам, — сказал он с гордой усмешкой.

Она сморщила нос.

Как будто доказывая свою точку зрения, он поцеловал ее снова и облизал ее губы.

Она рассмеялась, обожая эту новую версию Трумэна.

— Мне жаль, что я заснула прошлой ночью.

— Мне нет.

— Но ты… — довел меня до оргазма несколько раз, — я не отплатила тебе взаимностью.

— За всю свою жизнь я не касался людей так, как ты прикоснулась ко мне прошлой ночью, — в его словах звучали глубокие эмоции. — Я хочу заняться с тобой любовью, но то, что я хочу с тобой, больше, чем просто близость и масса чувств, которые скапливаются между нами. Это видеть твою сонную улыбку, когда ты прикасаешься ко мне, и слушать все те вещи, которые ты говорила пришлой ночью. Я никогда не думал… Я никогда не думал…

Он обнял ее, прижался щекой к ее макушке.

— Я никогда не думал, что мне кто-то нужен, но я начинаю думать, что я просто ждал тебя.

***

Трумэн насвистывал, стоя возле задней части своего пикапа, маневрируя с матрасом, которое он купил, пока доставал его из кузова, где его ждал Бэр, чтобы помочь занести матрас наверх. Было семь часов вечера, и Дикси приглядывала за детьми. У него было отличное настроение целый день. Линкольн дважды описал его при смене памперса, и даже это не смогло омрачить его день.

— Кто-то расслабился прошлой ночью, — сказал Бэр, хватая матрас.

— Нет, — Трумэн спрыгнул с кузова и сдвинул матрас, чтобы схватить его.

Они несли матрас вокруг мастерской к лестнице, ведущей на балкон. Джемма допоздна проводит праздник в магазине и освободится не раньше девяти, что даст ему время закончить все дела и уложить детей спать.

— Тогда почему у тебя такое хорошее настроение? — спросил Бэр, когда они тащили матрас по лестнице.

— Потому что она вернулась. И она все исправила.

— Джемма? Она вернулась?

Трумэн не смог не усмехнуться.

— Ага.

— И она спокойно относится к твоему прошлому, к детям и Куинси? — на вершине лестнице Бэр остановился и облокотил матрас о перила. — Открой дверь. Я подержу его.

Трумэн распахнул дверь, и они внесли матрас внутрь.

— Я думаю, что она отлично отнеслась к этому, может не совсем спокойно, но я и не ожидал вообще ее увидеть, — он кивнул на диван. — Давай прислоним его к спинке дивана.

— Достаточно прохладное объяснение покупке матраса, — ухмыльнулся Бэр. — Это значит, что весьма скоро ты получишь разрядку.

— Это не то же самое. Я имею в виду это. Не пойми меня неправильно, она супер горяча, и я жду не дождусь близости с ней, но это не все, чего хочу на самом деле.

— Хорошо, мужик. Я рад за тебя. Не так много женщин есть в этом мире, которые согласятся со всем тем дерьмом, которое присутствует в нашей жизни. Ты что-нибудь слышал о Куинси? — помолчав, спросил Бэр.

— Нет. Я оставил ему сообщение с предложением о помощи… снова.

— Никто не сможет сказать, что ты не преданный сукин сын.

Несмотря на щемящую боль в сердце из-за Куинси, он улыбнулся словам Бэра, думая о Джемме.

— Он член семьи. Я не хочу, чтобы он крутился вокруг детей, когда он так облажался, это не значит, что я всегда буду приходить ему на помощь, — нуждаясь в смене темы, Трумэн пересек комнату, направляясь к нише, где хранил свои инструменты. Куинси был единственным человеком, который мог испортить ему настроение. — Помоги мне. Я хочу снести все эти вещи вниз.

— Все это? — Бэр поднял в недоумении бровь. — Даже верстак?

— Ага. Я сделаю здесь вместо одной спальни две. В итоге, мы построим здесь стену, — он взмахом руки указал, где именно.

— Мы? Разве это не мое жилье?

— Ой, верно. Ты не против? — Трумэн начал снимать инструменты со стены и укладывать их в коробку.

— Нет. Конечно, нет, — Бэр был занят набором сообщения.

— Горячее свидание?

— Да, с моими братьями, — он посмотрел на Трумэна и покачал головой, затем вернулся к своему вибрирующему от пришедшего сообщения телефону. — Булет и Боунс в пути, чтобы помочь, — он засунул свой телефон в карман.

Полтора часа спустя Трумэн, Бэр, Булет и Боунс переместили все личные вещи вниз в автомастерскую и принесли коробки с постельными принадлежностями, подушками, простынями, коврами и другими вещами, которые купил Трумэн.

Трумэн подмел в нише, и они раскатали и постелили там ковер, а также установили кровать.

— Никакого каркаса для кровати? — спросил Боунс.

Трумэн пожал плечами:

— Что я знаю о каркасах для кроватей?

Булет провел рукой по бороде и отпил немного пива. Во все свои шесть футов и пять дюймов он был на два дюйма выше Трумэна и обоих своих братьев. Красочные татуировки вились вокруг его рук, и Трумэн знал, что татуировки также покрывают каждый дюйм его груди и спины.

— Эта маленькая куколка связала твои орехи в узел, да?

Трумэн улыбнулся:

— Только ты мог сказать такое. Приятно быть с кем-то, кто на самом деле о тебе заботится.

— Я считаю, что наш маленький мальчик вырос, — дразнил его Боунс. Он приехал прямо с работы и все еще одет в белый халат и слаксы. Никто бы не догадался, что под этой профессиональной одеждой скрываются татуированные плечи крутого байкера.

— Эй, — крикнул Бэр. — Мы заботимся.

— Да, но он не хочет, чтобы ты сосал его член, — ответил Булет хрипло, еще больше забавляясь. — Или ты хочешь? — спросил он, пошевелив бровями.

Трумэн рассмеялся:

— Чувак, я хочу, чтобы ты держал свою противную бороду подальше от моего хозяйства. Здесь ты можешь жить только, если станешь мышью. Это все, что могу тебе предложить.

— Эй, дорогой, я люблю свою бороду, — Булет погладил ее рукой. — Она щекочет бедра девчонок.

Однажды в качестве подлянки братья Булета сбрили ему бороду, когда он спал, но сейчас мысли Трумэна перескочили к оставшейся части сюрприза для Джеммы.

— Кто-нибудь имеет хоть малейшее представление о списке необходимого?

Продавщица посоветовала ему купить занавески. Он понятия не имел, для чего нужны были эти занавески, но когда она показала ему, он понял, что должен был купить их вместе с постельным бельем. Эти занавески были невероятно женственными, что напоминало ему о Джемме, поэтому он специально купил их, чтобы использовать в новой обстановке.

Трое братьев в замешательстве переглянулись между собой.

Трумэн вытащил свой телефон и написал сообщение Дикси. Через несколько минут она вошла в дверь, держа за ручку Кеннеди и удерживая Линкольна на руках.

— О, Боже! Это место теперь настолько отличается от всего хлама, что здесь был от автомастерской, — ее сапоги на высоком каблуке процокали по деревянному полу.