Сара Маклейн - Скромница для злодея

Наблюдая за происходящим, Дьявол начал терзаться, испытывая острую неприязнь к мужчинам, которым позволялось прикасаться к ней, обнимать ее, танцевать с ней. Он безмолвно воображал, как карает их в точности, как той ночью покарал Регги. Не позволяет им появляться рядом с ней. На мгновение он представил себе, что произойдет, если он и в самом деле сможет это сделать – запретить им подходить к ней, одному за другим, до тех пор, пока рядом с ней не останется только один мужчина. Он сам.

Мужчина, недостойный ее, ведь он намерен использовать ее, чтобы уничтожить другого, и оставить обесчещенной.

Но несколько десятков лет назад было время, когда все для него могло сбыться, сложиться иначе. И повернись события по-другому, в этом помещении мог бы находиться Дьявол. И он мог бы быть нарядно одетым и наблюдать за своей невестой в красивом золотистом платье. И мог бы радостно привлечь ее в объятия, танцевать с ней, кружась по всему залу.

Было время, когда он мог стать герцогом. Мог подарить Фелисити Фэрклот жизнь, о которой она мечтает.

И на краткий миг Дьявол задумался – а на что он мог бы пойти, чтобы распахнуть ту дверь, если б знал, что за ней стоит Фелисити Фэрклот?

«На что угодно».

К счастью, танец закончился, и она остановилась одна в дальнем конце бального зала, позади папоротника в кадке, а затем шагнула в дверь по левую руку, распахнутую в ночь.

В ночь, где царствует он.

Фелисити провела бо́льшую часть своих двадцати семи лет в самом центре светского общества. Она родилась, имея огромные привилегии – дочь богатого маркиза, сестра еще более богатого графа, кузина виконтов и герцогов.

Общество ей улыбалось, а когда она начала выезжать, ее радостно приветствовали самые влиятельные аристократические отпрыски. Леди приглашали ее посплетничать в своих салонах, мужчины расшаркивались, кланялись и пробивали путь к столам с освежающими напитками, чтобы добыть для нее бокал шампанского.

Она никогда не становилась царицей бала, но всегда была почти царицей, что означает – не пропускала ни одного танца, флиртовала с джентльменами и даже слегка жалела тех бедняжек, которые подпирали стенки.

Она никогда не задумывалась о том, каково это – находиться в центре бального зала, потому что всегда там находилась. То есть до того момента, как ее оттуда изгнали. И с тех пор она желала только одного – вернуться туда, словно место в центре было ее наркотиком.

Дьявол пообещал ей это возвращение и каким-то образом добился его. Словно он и в самом деле был чародеем. Словно и впрямь умел превращать невозможное в возможное.

Этим вечером она прибыла на бал в платье, которое он ей прислал (оно выглядело так, словно было соткано из золота), и ее мгновенно окружили улыбающиеся, приветливые лица, каждый отвешивал ей больше комплиментов, чем предыдущий, каждый стремился сказать что-нибудь приятное. Рассмешить ее. И все только потому, что ее ложь осталась в тайне. В их мыслях она уже была следующей герцогиней Марвик, гораздо более ценной этим вечером, чем неделю назад, – и они приветствовали ее с распростертыми объятиями.

Но это возвращение оказалось вовсе не таким сладким, как Фелисити воображала.

Потому что она ничем не отличалась от той себя, какой была неделей раньше.

И теперь, в разгар бала, протанцевав с полдюжины танцев; флиртуя с большим напряжением; с трудом угадывая, когда можно рассмеяться, а когда ее смех воспримут, как огромное оскорбление; все время боясь сказать или сделать что-то неправильно, погубив тем самым свой единственный шанс спасти семью, Фелисити Фэрклот знала правду.

Быть любимицей светского общества – все равно что быть камином, полным мокрых поленьев: многообещающе, но бесполезно. Весь Лондон жеманничал и слащаво улыбался ей вслед, потому что герцог не стал отрицать их помолвку и явно не собирался делать это сегодня. Лондон словно заново открыл для себя Фелисити Фэрклот, невзрачную старую деву, пристенную фиалку, и назвал ее обворожительной, помолвленной, жизнелюбкой. Какой она, разумеется, не была. Сегодня она ничем не отличалась от той себя, какой была месяц назад, с той только разницей, что сегодня она собиралась выйти замуж за герцога. Предположительно.

И ее возвращение в общество только благодаря этому вовсе не принесло ей того удовлетворения, о котором она мечтала.

Сбежав от толпы, Фелисити забилась за кадку с папоротником рядом с благословенно открытой дверью. Ей хотелось только одного – шагнуть за порог и сбежать в темноту, спрятаться до тех пор, пока не настанет время уезжать.

Но она даже этого сделать не могла – в ее бальной карточке оставалось еще три танца.

Три, и ни один из них с герцогом Марвиком, ее предполагаемым женихом. По крайней мере, он не стал отрицать их помолвку и прислал записку ее отцу, сообщив, что вскоре приедет для обсуждения деталей бракосочетания, от чего мать впала в состояние восторга, а Артур снова начал улыбаться. Даже отец Фелисити проворчал, что доволен поворотом событий, а маркиз Бамбл редко находил время для домашних дел, а тем более высказывал свое удовлетворение ими.

Казалось, никого не смущает, что герцог до сих пор не счел нужным показаться на пороге дома Фелисити.

– Ну конечно же, в конце концов он появится, – отозвалась ее мать, когда Фелисити указала на странное развитие событий и отсутствие своего нареченного жениха. – Может быть, он просто занят.

Фелисити казалось, что человек, имеющий достаточно времени, чтобы посылать письма касательно помолвки, мог бы найти время и для того, чтобы подтолкнуть события, но, похоже, это не входило в его планы.

А еще она помнила обещание Дьявола, что платье привлечет герцога, сведет их вместе и поможет его завоевать. Но до сих пор она не видела даже намека на подобный триумф. Она вообще сомневалась, что герцог сегодня присутствует на балу. А вдруг он навсегда покинул Лондон? А если так, что тогда делать Фелисити – продолжать и дальше держаться нахально и врать всему миру?

В какой-то момент герцог Марвик наверняка сообразит, что на самом деле они не помолвлены. И никакое платье – присланное Дьяволом или кем-то другим – не является настолько волшебным, чтобы уберечь Фелисити от правды, которая ее настигнет, когда придется посмотреть в лицо самому герцогу Марвику. Даже это платье, которое кажется ей более волшебным, чем она могла себе представить.

Оно само совершенство.

Откуда оно взялось – тайна, но Дьявол пообещал идеально сидящее на ней платье, и сегодня утром его доставили. Оно словно было создано владеющими магией существами.

Вообще-то, его сшила для нее мадам Эберт, самая знаменитая лондонская модистка, хотя Фелисити не ходила к портным уже много месяцев (и только теперь поняла, что причина этого не столько в том, что их семья нынче считает каждый пенни, сколько в том, что с тех пор, как ей перестали быть рады в центре этого мира, она полностью потеряла интерес к нарядам).

Однако казалось, что Эберт знала, какое именно платье вызовет интерес. И Фелисити не могла не признать – платье и в самом деле было в высшей степени интересным. И пусть даже брови Артура не взлетели вверх, когда она появилась в нем, с того момента, как Фелисити открыла большую белую коробку с вытесненной на ней золотой буквой «Э», она знала, что это самое красивое платье из всех, какие она когда-либо носила.

Но в коробке лежало не только платье. Еще там оказались туфли, и чулки, и перчатки, и нижнее белье; она вспыхнула, стоило только о нем вспомнить – каждый предмет был обшит по краям ленточкой розового цвета, такого яркого, что это казалось скандальным.

«Я люблю розовое», – сказала она тогда Дьяволу.

Фелисити казалось грешным надевать это белье, шелковое, атласное, ошеломительное, зная, что оно от него. Почти таким же грешным, как надевать платье, потому что она не могла отделаться от мысли, что надевает этот наряд для приславшего его мужчины, а не для тех мужчин, что увидят его сегодня вечером.

Она даже дверь на балкон не закрывала весь день, немного надеясь, что он сможет снова пробраться в ее комнату. Что захочет увидеть ее. Захочет убедиться, что в этом платье она выглядит почти привлекательной.

Но он не пришел.

Он поцеловал ее в темноте, дал ей ощутить вкус порочности и греха, искушал ее могуществом того поцелуя, пообещал, что увидится с ней через три дня и… покинул ее.

Вряд ли человека, живущего в Ковент-Гардене и носящего в своей трости оружие, пригласят на бал, который дает один из самых влиятельных аристократов Британии. Даже если Фелисити этого очень хочется.

– Он не пришел, ублюдок, – прошептала она самой себе и чернильной темноте вокруг.

– Что за выражения, Фелисити Фэрклот.

Сердце ее отчаянно заколотилось. Она резко повернулась и оказалась лицом к лицу с ним.

– Вы что, действительно дьявол? И я призвала вас своими мыслями?

Его губы искривились в усмешке.

– Вы что, думали обо мне?

Она невольно открыла рот. Кажется, она выпила слишком много шампанского.

– Нет.

Усмешка превратилась в волчью ухмылку, он попятился назад, в тень.

– Врушка. Я же слышал вас, моя болтливая пристенная фиалка. Слышал, как вы обругали меня за то, что я не пришел. Меня ждали у вас в комнатах?

Девушка вспыхнула, радуясь темноте.

– Конечно, нет. Теперь я крепко запираю двери.

– Какая жалость, что я не умею вскрывать замки шпильками. – Она закашлялась, а он засмеялся низким, порочным и восхитительным смехом. – Идите сюда, в темноту, Фелисити Фэрклот, чтобы вас не застали за веселой беседой с врагом.

Она свела брови, но послушно последовала за ним.

– А вы враг?

Он завернул за угол, где свет, падавший из бального зала, сменялся тьмой.

– Только для всех обитателей Мейфэра.

Она приблизилась к скрытой в тени фигуре, желая разглядеть лицо.