И все это до того, как она станет влиятельной герцогиней, вновь желанной в роскошных, сверкающих бальных залах Лондона. Больше не странной, не скандально известной, а значимой и важной. Вернется на место, которое занимала раньше – все та же Фелисити Фэрклот, невзрачная, обыкновенная, но облеченная властью. Герцогиня Марвик.

Это все, чего она хочет.

Ну, не все. Но почти все.

Кое-что.

– Леди Фелисити? – опять окликнул ее герцог, вырвав из размышлений.

Она подняла на него глаза.

– Брак по расчету. Вы получите наследника.

– А вы очень богатого герцога. Мне говорили, что это ценный товар.

Он произнес это так, словно только сегодня об этом узнал, словно вся летописная история не основана на женщинах, которых вынуждают находить себе богатых мужей.

Ее мать была бы вне себя от радости.

– Так что скажете? – подтолкнул ее он.

Да может ли все быть так просто? Единственная встреча, и ее ложь стала правдой? Фелисити прищурилась, глядя на герцога.

– Почему? – повторила она. – Когда вы могли заполучить любую из них?

Она махнула рукой в сторону открытой в бальный зал двери, откуда за ними, не скрываясь, наблюдали с полдюжины женщин, дожидаясь, когда Фелисити совершит ложный шаг, а герцог осознает свою ошибку. Вспыхнула досада, а вместе с ней уже знакомое негодование – чувство, которое и привело в действие все это безумие. Фелисити старалась подавить его, а взгляд герцога уже следовал за ее взглядом, задерживаясь на более хорошеньких, молодых и интересных незамужних девах, внимательно за ними следивших.

Наконец он снова повернулся к ней. Фелисити была уверена, что он понял: она вовсе не самая подходящая для него невеста. Она уже представляла себе разочарование в глазах матери, которое надолго там поселится, когда ее фальшивая помолвка развалится. Уже придумывала, как быть с опустевшими сундуками Артура. И отцовскими тоже. Может быть, ей удастся уговорить герцога разорвать помолвку, скрыв ее дурацкий поступок? Он не кажется ей плохим человеком. Просто… ну, честно говоря, необычным.

Да только он не стал разрывать помолвку, как она ожидала. Напротив, он посмотрел ей в глаза и как будто в первый раз увидел ее. И она впервые увидела его, хладнокровного и спокойного, ничуть не взволнованного тем, что она стоит перед ним и они вот-вот обручатся. Собственно, казалось, что ему вообще все равно.

– Я их не хочу. Вы подвернулись в нужное время, так почему не вы?

Это было нелепо. Герцогские браки не заключаются таким образом. Браки вообще не заключаются таким образом – на пустых балконах по легкой прихоти, руководствуясь соображениями удобства.

И все-таки… это происходило.

Она это сделала.

Нет, это сделал Дьявол. По волшебству.

Словно кто-то прошептал ей эти слова, правдивые и одновременно ужасно лживые. Дьявол не колдовал. Этот герцог не мотылек. Фелисити не пламя. Она просто удобная.

А в удобстве нет ничего волшебного.

– На вашем веере еще осталось место для одного танца? – спросил герцог, врываясь в поток понимания, захлестнувший ее при этой мысли.

Она посмотрела вниз, на веер, на оставшуюся пустой пластинку. Перед глазами возник расплывчатый образ другого мужчины, помечающего эту пластинку. Пожелавшего станцевать с ней этот танец. Мужчины, исчезнувшего в темноте; того, кого сменил этот – царствующий в свете. Она попыталась улыбнуться.

– Вообще-то, да, место еще есть.

Он потянулся к вееру и внезапно остановился, не дотронувшись до него, дожидаясь, когда она предложит его сама. Дьявол не ждал. Дьявол и не стал бы ждать. Она протянула герцогу руку, он поднял веер, взял свисавший с него маленький карандашик и написал свое имя поперек пустой пластинки.

«Марвик».

Фелисити подумала, что у нее должно бы перехватить дыхание – но этого не случилось. Даже тогда, когда он отпустил веер, а вместо него взял ее руку, поднял медленным, нарочитым движением, и его полные, красивые губы слегка прикоснулись к костяшкам ее пальцев.

Уж при этом у нее точно должно было перехватить дыхание. Но не перехватило, и у него тоже. И пока она смотрела, как герцог Марвик – придуманный жених, ставший настоящим! – поднимает голову, ее пронзило единственной мыслью.

«Крылышки герцога остались необожженными».

А это значило, что Дьявол не выполнил свою часть сделки.

Глава тринадцатая

Следующим вечером, переступив порог хорошо охраняемой двери, ведущей в склад Бесперчаточников, Дьявол уже рвался в бой – причем с такой силой, что даже скрежет открывающегося замка, утопленного в большой стальной пластине, не успокоил его так, как должен был.

Он провел бо́льшую часть дня, пытаясь сосредоточиться на бухгалтерских книгах, убеждая себя, будто это гораздо важнее всего остального – будто у него полно времени, чтобы найти Фелисити Фэрклот и в точности выяснить, что же произошло между ней и Эваном.

На самом деле он знал, что произошло. Его наблюдатель проводил Фелисити до дома всего через два часа после того, как сам Дьявол оставил ее в саду; их с матерью привез домой брат, и после этого Бамбл-Хаус не покидал никто – ни через двери на первом этаже, ни посредством шпалер под окнами спальни Фелисити. Сегодня дамы, взяв с собой собак маркизы, провели утро в Гайд-парке, вернулись домой на ланч, затем пили чай и писали письма, или чем там леди занимаются днем.

Не происходило абсолютно ничего необычного.

За исключением того, что Фелисити встретилась с Эваном. Пока они разговаривали, Дьявол наблюдал за ними из тени, борясь с желанием подойти к ней и положить этому разговору конец. А потом Эван ее поцеловал – пусть всего лишь ее обтянутую перчаткой руку, но все равно поцеловал, – а Дьявол окаменел, но каким-то образом сумел повернуться к ним спиной, не поддавшись своему второму базовому инстинкту, требовавшему уничтожить герцога на месте, притащить Фелисити в Ковент-Гарден, уложить в постель и завершить поцелуй, начатый в тот раз, когда она сама сюда приходила.

Но она не для него. Пока еще нет.

До тех пор, пока не наступит время украсть ее у брата и напомнить ему, что так легко он может возвыситься только для того, чтобы быстро и сильно упасть на землю; убедить Эвана в том, что он больше никогда не должен даже мечтать взлететь слишком быстро или слишком высоко.

Вот почему Дьявол был так добр к ней. Так любезен. Потому что Фелисити Фэрклот – средство для достижения весьма специфической цели. А не потому, что он считает ее красавицей. Не потому, что ему по-настоящему важно, надела ли она то розовое нижнее белье. Не потому, что ему хочется, чтобы она поверила в собственную значимость.

Не хочется. Он не может этого хотеть.

Поэтому он убеждал себя, что всего лишь общий интерес погнал его на склад, где Уит в одной рубашке, с крюком в руке контролировал распределение груза, целую неделю хранившегося во льду и дожидавшегося отправки.

Общий интерес к делу, а не воспоминания о губах Эвана на руке Фелисити. Вот нисколечко!

В конце концов, говорил себе Дьявол, империя контрабанды сама собой управляться не будет, и тут есть рабочие, которым нужно платить, и сделки, которые нужно заключать, и новый корабль, что прибывает на следующей неделе, груженный спиртным и прочей контрабандой, для которой не будет места, если они не избавятся от той партии, что хранится во льду сейчас.

Общий интерес, а не острая необходимость подавить порыв сегодня же днем отправиться к дому Фелисити, взобраться по чертовым шпалерам и поговорить с девушкой.

Он деловой человек. Значение имеет только работа.

Работа на складе кипела. Две дюжины крепких мужчин двигались слаженно, мышцы напрягались под весом ящиков, которые они передавали вдоль шеренги, начиная от дыры в полу и заканчивая одним из пяти фургонов. Два фургона развезут груз по точкам в Лондоне; один доставит его на запад, в Бристоль; один – на север, в Йорк; а последний – к границе с Шотландией, где груз разделят для отправки в Эдинбург и в горы.

Жизнь контрабандиста полна опасности и неуверенности, но вот этот момент – самый худший. Транспорт, перевозящий товары со склада, наиболее уязвим. Никто не может доказать, что Бесперчаточники контрабандой провозят товары на своих набитых льдом кораблях; нет ни малейшей возможности проверить содержимое трюмов, когда корабли входят в гавань, почти утопая под тяжестью тающего льда. Однако в тот миг, когда незадекларированные, не обложенные налогом товары покидают склад и попадают в руки преданных Бесперчаточникам людей, никто не может отрицать, что это преступная деятельность.

Ночами, когда товар перевозится, все до единого работоспособные служащие организации приходят на помощь, чтобы сделать все как можно быстрее. Чем дольше укутывает их логово ночь, тем в большей безопасности находится как товар, так и их общее будущее.

По примеру Уита и Ник, Дьявол снял сюртук и жилет и сменил трость на большой изогнутый крюк для ящиков. Он подошел к дыре и, встав рядом с Уитом, начал вытаскивать ящики и передавать их следующему, а тот следующему, и следующему, и следующему. Свободные мужчины тут же последовали его примеру, мгновенно выстроившись в шеренгу и тем самым ускорив выполнение работы.

Ник находилась внизу, в хранилище, помечая мелом проносимые мимо нее ящики и коробки, вслух выкрикивая место их назначения и записывая это в небольшую бухгалтерскую книгу, которую всегда носила в кармане.

– Сент-Джеймс. Флит-стрит. Эдинбург. Йорк. Бристоль.

Появлению грязных слухов способствует вовсе не контрабандный бизнес сам по себе; ящики, набитые контрабандным товаром, не представляют никакого интереса до тех пор, пока их не откроют и не начнут пользоваться содержимым.

Не надо забывать и про покупателей этих ящиков. Среди них самые могущественные люди в правительстве и средствах массовой информации, а также высочайшее духовенство. Мир многое бы отдал за возможность хоть одним глазком взглянуть на список клиентов Бесперчаточников.