– Я хочу познать каждый дюйм твоего тела. Понять, что дарит тебе наслаждение. – Движение пальцев. Низкий, восхитительный стон. – Ты уже такая влажная, и все это для меня.

Ее щеки залились румянцем, но он покачал головой, приподнялся, все еще оставаясь на коленях, и поцеловал ее.

– Нет, – шепнул он. – Никогда не стесняйся этого. Ты их хочешь, верно? Мои прикосновения?

Она закрыла глаза.

– Да.

Сильнее всего на свете.

– Хочешь мои поцелуи.

Она притянула его к себе. Прильнула к его губам.

– Да.

– Жадная девчонка. Ты можешь получить все, стоит только попросить.

От этих слов ее словно захлестнуло жидким огнем.

– Я хочу сейчас.

Дьявол засмеялся, негромко и грубовато.

– А я хочу все тебе дать. – Погладил, и она ахнула. – Нравится? – Она кивнула, приподняв бедра навстречу его руке. – Здесь? – Прикоснулся и надолго задержал руку. – Или здесь? – Медленный круг, уверенный и одновременно нежный. – Она ахнула еще громче. – Ага… – сказал он. – Здесь.

Еще один круг, и Фелисити резко выпрямила спину, стиснула пальцами его плечо, закрыла глаза и слегка приоткрыла рот.

– Да. Здесь. Пожалуйста.

– Хмм. – Он продолжал делать круги. Мысли девушки куда-то разлетелись. Она схватила его за руку, стиснув запястье.

– Хочешь, чтобы я перестал?

– Нет! – выдохнула она. – Да. Я не… – Он остановился, и она немного его возненавидела. Глаза ее открылись. – Не останавливайся!

Он подался вперед, поцеловал ее и сказал:

– Думаю, я должен показать тебе кое-что еще.

– Но мне нравится! – запротестовала она.

– Это тебе понравится еще больше, – прошептал он.

Когда он убрал руку, она выгнулась ему навстречу.

– Дьявол, пожалуйста.

– Девон.

Она посмотрела в его глаза, ясные, прекрасные и полные чего-то, что она не могла определить.

– Что?

– Зови меня Девон.

Сердце грозило выпрыгнуть из груди. Рука скользнула по его щеке.

– Девон.

Вместо ответа он наклонил голову к ее бедру, словно в благоговении, что, конечно, было полным безумием. Это он тот человек, который заслуживает благоговения. Она погладила его по волосам, пальцы ее дрожали от желания. Ей нужны его поцелуи, да. Его прикосновения, да.

Только он.

– Девон, – снова шепнула она.

Произнесенное ею имя словно отперло его. Он нежно прижался губами к ее бедру, и еще раз, и еще, его поцелуи поднимались по нежной коже к ее лону. Фелисити продолжала гладить его шелковистые, короткие волосы. Он раздвинул ее складочки, открывая ее своему взору, и на короткий миг она дернулась, попыталась вырваться, смущенная его действиями.

Но тут он заговорил, дыша на нее так жарко, что ей показалось, что сейчас она сгорит.

– Так красиво. – Он поцеловал ее прямо над лоном, глубоко вдыхая, словно собираясь с силами. – Не надо было тебе говорить. Теперь ты владеешь мной.

Если бы только это было правдой. И все же…

– Девон.

Он посмотрел на нее; его глаза – все, что она могла увидеть.

– Покажи мне, что тебе нравится.

Она замотала головой.

– Я не знаю…

– Поймешь.

Он снова начал ее целовать, и она тут же пропала. Лишь ахнула от наслаждения, когда он подключил язык и начал делать им те же томительные круги, что, как он выяснил чуть раньше, ей так нравилось. Фелисити окончательно потеряла себя. Она вцепилась пальцами в его волосы, а его язык все ласкал и ласкал припухший, ноющий центр ее естества, и ее накрывали волны наслаждения, одна за другой.

Пальцы девушки сжались, притягивая его, удерживая. Она задвигалась, и Дьявол – Девон – застонал, позволяя ей использовать себя, наслаждаясь ею – невозможно, невероятно, словно она была всем, чего он желал. Услышав этот стон, Фелисити в смущении отпустила его, и он тотчас же поднял голову, лишив ее наслаждения.

Нет! Она замотала головой, подняв руки.

– Прости… я не…

Он взял одну ее руку в свою, запечатлел поцелуй на ладони и вернул ее руку к своей голове.

– Никогда не проси прощения за то, что берешь желаемое, любовь моя. За то, что показываешь мне, как доставить тебе удовольствие.

Она закрыла глаза, придя в ужас от его слов, уверенная, что женщины ничего подобного не делают.

Дьявол вернулся к тому, что делал, но теперь его язык едва прикасался к ее лону. Слишком легко. Почти не прикасался. Она открыла глаза.

– Девон… – Не сказала, а всхлипнула. Их взгляды встретились, и она увидела в его глазах лукавые искорки. – Пожалуйста, – попросила она. – Еще.

– Покажи мне, – сказал он, продолжая ее дразнить.

Она знала, чего он от нее хочет. Но сможет ли она?

Он откинулся назад и неспешно, долго подул на нее. Нежно. Без толку. Черт побери! Она приподняла бедра. Он вознаградил ее, слегка пососав напрягшуюся плоть. Она ахнула.

И тут это чудовище снова вернулось к едва ощутимым прикосновениям.

– Сделай же что-нибудь!

Он поднял голову и с откровенным вызовом посмотрел на нее.

– Сначала ты.

Да поможет ей Господь, она сделала – направила его к себе, приподняла бедра, принимая наслаждение. В ответ он обнял ее, притянул ближе к себе и теперь удерживал крепко и надежно, наслаждался ею, а она снова и снова выдыхала его имя, извиваясь под ним. Чтобы усилить наслаждение, он протянул к ней руку, скользнул внутрь, нашел местечко, от прикосновения к которому она увидела звезды.

– Девон!

Он что-то пророкотал в ответ, и к огромному наслаждению, которое нарастало в ней, прибавилась вибрация. Он сжал ее еще крепче, ее бедра вздымались, наслаждение усиливалось. И Фелисити пропала; теперь она могла только одно – полностью отдаться этому великолепному мужчине и его чудесным прикосновениям, подаваться ему навстречу и выкрикивать его имя. Привычный ей мир накренился, и все, что она до сих пор знала, изменилось.

И почему-то, распадаясь на части, она начала смеяться.

Этот смех был ей неподвластен – в нем звучала глубокая, почти непереносимая эйфория, охватившая ее, когда Дьявол подарил ей это наслаждение, когда она подавалась к нему, купаясь в восторге. Она смеялась и смеялась, и наслаждалась этим мужчиной, его поцелуями, его прикосновениями, своими пальцами, вцепившимися в его густые, короткие волосы.

Вскоре его губы сделались мягче, его пальцы замерли, а Фелисити успокоилась. Он повернул голову, еще раз прижался губами к ее бедру – нежно. Она ласкала его голову и лицо, затылок и его широкие плечи, не желая его отпускать.

– Это было…

Он поднял на нее глаза, темные, грешные, и она прочитала в них желание.

– Это было восхитительно.

Она вспыхнула.

– Я не ожидала… я не собиралась смеяться.

– Знаю.

Неужели смеяться нормально? Она не могла об этом спросить, поэтому просто сказала:

– Я никогда ничего подобного не чувствовала.

Что-то промелькнуло на его лице, появилось и исчезло прежде, чем она успела понять, и сменилось кривоватой усмешкой – уголок его красивого рта приподнялся.

– Знаю, любовь моя. Я был там, чувствовал тебя возле себя. Плотно сжимавшую мои пальцы. Пульсирующую под моим языком. А этот смех… ничего более чувственного я в жизни своей не слышал. Всю оставшуюся жизнь я буду слышать этот смех в своих снах.

Затем он встал и провел ладонями себе по бедрам. Последние лучи заходящего солнца окрасили небо у него за спиной в кровавый цвет.

Он ушел. Все еще стоял там, но ушел от нее, словно его тут никогда и не было.

Фелисити приподнялась со скамьи.

– Девон?

Он покачал головой, едва взглянув на нее.

– Не стоило мне вам его называть.

– Почему?

– Потому что оно не для вас.

Он словно влепил ей пощечину. Она застыла.

Он выругался, негромко и мрачно, провел ладонями по своей идеальной формы голове. Она возненавидела себя за то, что замечает это совершенство. Возненавидела за то, что замечает в нем все – темный росчерк бровей, нависших над глазами, морщинку, что залегла между ними. Прямую линию носа и едва заметную выемку на самом его кончике. Тень щетины на щеках, словно он никак не может сбрить ее целиком. И этот шрам, страшный и прекрасный, потому что принадлежит ему.

«Не для вас».

Он никогда не будет принадлежать ей.

Он замок, который она никогда не взломает.

И не имеет значения, что ему известно не меньше дюжины способов отпереть ее.

– Вы просили меня сказать вам какую-нибудь правду, – произнес он с угрюмой ноткой в голосе. – Раньше.

Она встала, стремясь избавиться от скамьи, которая больше никогда не будет ее скамьей, потому что всегда будет его.

– Да. И вы солгали.

– Не солгал, – возразил он. – Я сказал, что хочу вас.

«На мгновение, а не навечно». Она не произнесла этого вслух и гордилась этим.

– И я не солгал, когда сказал, что мое имя не для вас.

Не обязательно повторять это дважды. Зачем уязвлять ее снова.

– Да, Дьявол. Я не слабоумная. Я поняла, что данное вам при рождении имя слишком ценное, чтобы делиться им со мной.

Он снова отвел глаза. Снова выругался.

– Ради Христа, Фелисити! Когда я говорю, что оно не для вас, это потому, что оно вовсе не ценное. А потому что оно вас оскверняет.

Она замотала головой.

– Я не…

– Оно не дано мне при рождении. У меня нет имени, данного при рождении. Меня нашли в возрасте нескольких дней на берегу реки Калм[5], завернутого в свивальник и вопящего во всю глотку. К пеленкам была приколота записка с указанием отправить меня моему отцу.

«Боже праведный».

Все у нее в груди сжалось, стоило представить себе его. Ребенка. Младенца. Брошенного.

– Кто мог такое сотворить?

– Моя мать, – бесстрастно ответил он. – Перед тем, как набить карманы камнями и войти в реку, думая, что без нее мне будет гораздо лучше.

Фелисити стало дурно. Что же ожидало эту несчастную женщину? Какой страх ее терзал? Какая печаль?