Мама рассказывала, что прогнозы были страшные. Врачи сомневались, что я могу прийти в себя. Но я очнулся, только зачем? В первые дни я не мог ничего, даже говорить. Меня держали на препаратах, от которых я все время спал, глубоко и без сновидений. Но как только я открывал глаза, сразу вспоминал Риту. Ее образ стоял передо мной такой, какой я видел ее в последний раз. Маленькая нога выглядывала из-под одеяла, и я каждый раз неосознанно хотел ее накрыть простыней.

— Ма-ма, Ри…., — повторял я, пытаясь сказать, что я женился и надо сообщить Рите. Она наверняка сходит с ума, ничего не зная обо мне.

— Антошечка, не говори, — курицей-наседкой бросалась ко мне мать, а потом я снова погружался в сон.

Но постепенно организм начал приходить в себя. Через две недели полностью восстановилась речь, и я мог теперь рассказать маме о женитьбе, но… Случайно подслушанный разговор изменил мои намерения.

В этот день я проснулся рано. Сам не знаю, почему, но будто кто-то толкнул меня и сказал: «Слушай!»

Возле кровати стояли люди. Я различил голос мамы. Она спросила:

— Евгений Борисович, как вы думаете, Антон может полностью восстановиться?

В ее голосе звенело отчаяние. Вообще за те две недели, что она провела почти безвылазно в больнице, мама сильно изменилась. Она осунулась и постарела, одежда на ней болталась и казалась неопрятной. От Железной леди не осталось и следа.

Отец и то выглядел лучше. Он часто сменял маму у моей постели. Я видел, как он держит меня за руку, но ничего не чувствовал, и это до ужаса меня пугало.

«Не может быть! — убеждал себя я. — Нет. Я молод, организм сильный, он точно справится с проблемой. Вот сейчас, как только перелом позвоночника зарастёт, снова восстановится чувствительность, и я смогу двигаться».

Но шли дни, а видимого улучшения не наступало. Я напряжённо вслушался в разговор, боясь пропустить хоть слово.

— Анна Анатольевна, трудно сказать. У Антона серьезные повреждения. Никакой гарантии дать не могу. Будем надеяться, будем надеяться. Молитесь.

«Стоп! Это он о чем сейчас? На что он не может дать гарантии?» — паника уже душила меня, я тяжело дышал, но глаза держал закрытыми.

— Но руки у него начнут двигаться? — в голосе мамы слышались слезы.

— Пятьдесят на пятьдесят. При таких повреждениях, как у Антона, бывает, паралич полностью проходит, но это из разряда чудес. А они потому так и называются, что случаются очень редко.

— Я не понял! — хрипло вырвалось у меня. Голос после всех трубок не был похож на мой. Он сипел, дрожал, куда-то проваливался или срывался на фальцет.

— Антошечка, ты проснулся?

Я увидел, что рыжий доктор направился к двери, и закричал:

— Я что, никогда больше не буду ходить?

— Ну, не надо так категорично…

— Ответьте мне! Я бу-ду хо-дить?

— Мы надеемся.

Ответ прозвучал тихо и неуверенно. Я глубоко вдохнул, захлебываясь отчаянием, и вдруг страшный звериный вопль вырвался из моего горла. Он жил сам по себе, отдельно от меня, поднимался к потолку, отталкивался от стен и обрушивался на головы всей тяжестью отчаяния. Ко мне бросились медики. Они что-то вкололи в трубочку, которая тянулась от моей ключицы, и почти сразу свет померк.

С этого дня я запретил себе думать о Рите. Нельзя! Табу! Она не должна знать, куда я исчез. Да, я эгоист, до безумия хочу, чтобы любимая жена была рядом. А что дальше? Каково это жить с парализованным инвалидом, у которого работают только одни глаза? Менять памперсы, обрабатывать пролежни, наращивать мышцы, чтобы переворачивать меня в постели для смены белья? Нет, не такую судьбу я хотел для своей женщины. Не такую!

Три месяца я провёл в реанимации. Как только мне разрешили перемещения, родители увезли меня в Германию. Мать оставила бизнес на попечение своих директоров, продала особняк и купила квартиру в Берлине. С тех пор я в России не был.



* * *


Я положил ладони на перила и подтянулся. Руки дрожали. Смогу ли перекинуться через высокий борт? Левая работала ещё плохо. Я с трудом мог удержать простую книгу, не то что тело взрослого мужчины, пусть даже слабое и похудевшее. Придётся опираться только на правую, но выдержит ли она вес?

Ладно, зачем размышлять? Принятые решения не отменяют. Я крепко уцепился пальцами за перила, дернулся вверх и упал животом на борт. Пластиковая перегородка закачалась, но выдержала. Отлично, первый этап завершён. Теперь нужно просто перевалиться и… здравствуй, свобода!

Я несколько раз представлял этот момент. Тело погружается в тёплую воду южного моря. Мои глаза открыты, но вокруг чернота. Я раскидываю руки и ноги и наслаждаюсь полетом. Вижу Риту. Она где-то наверху. Протягивает ко мне руки и зовёт, зовёт…

Телефонный звонок раздался у самого уха, я вздрогнул и упал в кресло на край сиденья. Моя Меура подалась назад, и я приземлился тощим задом прямо на палубу. Ко мне бросились все. Ещё бы! Более громкой попытки расстаться с этим миром я и придумать не мог.

— Антошка, господи! Что случилось? — закричала мама. Она опустилась рядом на колени, взяла мое лицо в ладони и внимательно посмотрела в глаза. — Как ты мог упасть?

— Не трогай меня! — дернулся я. — Дима, помоги.

Отец и охранник посадили меня в кресло и пристегнули ремнём. Телефон разрывался рингтоном.

— Сын, ничего не понимаю, — качал головой отец. — Мы купили тебе самое устойчивое кресло. А может?

В его глазах появилась надежда.

— Не может, пап. Мобильник зазвонил, я дернулся, вот и свалился.

— Погоди! Завтра мы снова пойдём к врачу. Раз ты сумел дернуться, значит… Господи, сынок. Это же здорово! Первый раз за пять лет твоё тело отреагировало.

— Хорошо, пойдём, — устало ответил я.

Не объяснять же родителям, что я сам подтянулся на руках, потому что хотел прыгнуть в воду. Нет, второго шанса у меня не будет. Меня посадят под замок на сильные препараты, которые полностью отключат волю к каким-либо решениям и действиям.

Телефон заверещал опять. Я взял его в руку и с трудом подавил желание выбросить за борт. Посмотрел на экран — Макс. В последние годы мы общались редко. Бывшие друзья иногда звонили, но я избегал контакта, чтобы не травить душу воспоминаниями о былых деньках.

У них своя жизнь, полная приключений и наслаждений, у меня своя. Я нехотя ответил на звонок.

— Антоха, ты где? — кричал в ухе Бей.

— В смысле? — не понял я. — В Израиле. Ты же знаешь.

— Нет, конкретнее. В каком месте? Мы едем к тебе в гости.

— Кто мы? — я все ещё не врубался.

Сорвавшаяся попытка расстроила меня. Придётся теперь снова ждать удачного момента.

— Я, Пашка и Маша. Представляешь, Машку выбрали лицом рекламной компании дома Версаче! У неё в Израиле крутой фешн-показ, вот и мы с Блонди решили слетать. Ее поддержать и с тобой заодно повидаться.

Он говорил, но у меня в душе ничего не шевелилось. Я был рад за Машу, но как-то отстранённо, что ли. Просто воспринял информацию, как факт, и все. Первое время я следил за жизнью друзей, переживал и… завидовал. Кипел от злости, что они продолжают развлекаться, а я прикован к постели.

Они навещали меня, пока я лежал в больнице, были преувеличенно веселы и бодры, болтали о новостях универа, трещали о преподавателях и студентах, рассказывали, кто и где прокололся. Я слушал, моргал глазами, вставлял редкие реплики. Друзья отводили взгляды и быстро прощались. Потом их визиты стали реже, а когда мы переехали в Германию, и вовсе прекратились.

Какое-то время они связывались со мной по скайпу, но один раз рядом не оказалось никого, чтобы ответить на звонок, а сам я тогда был ещё не в состоянии нажать на кнопку, так наше общение и сошло на нет.

— Антон, кто это? — нетерпеливо спросила мама. Она напряжённо вслушивалась в разговор: мне звонили все реже.

— Парни. Моя банда.

— Приглашай их в гости.

— Хорошо, — с заминкой ответил я. — Макс, мы сейчас на яхте. Вернёмся только ночью.

Я назвал адрес виллы. За ужином я неожиданно поймал себя на мысли, что больше не думаю о маслянистой черноте за бортом. Встреча с друзьями неожиданно взволновала меня. Это как вернуться в старую жизнь, где была Москва, универ, развлечения в клубах и… Рита.



Глава 4. Рита



Собрались мы с Леночкой быстро. Она положила в свой рюкзачок и изображением Эльзы игрушки, заколки, резинки и бантики — моя девочка была большой модницей. Я приготовила сумку со сменной одеждой и кинула туда тетрадь с записями рецептов: вдруг и правда придется готовить. Азамат не отстанет.

Мы сели на дорожку, посмотрели дружно в зеркало и вышли из дома и зашагали к станции.

— Привет, Рита! — поздоровалась соседка. — В Москву собралась?

— Да! — крикнула в ответ Леночка. — Мы поехали в гости.

— А к кому наша стрекоза собралась? — баба Аня порылась в сумке и вытащила горсть карамелек. Дочь спрятала руки за спину. — Ну, что ты, бери!

— Мама говорит, что у чужих ничего нельзя брать, — заявила дочь и нахмурила светлые бровки.

У меня чуть сердце не остановилось: так она в этот момент была похожа на Антона. От меня ей достались только волнистые волосы, а в остальном дочка была точной копией отца. Я отвернулась, чтобы не напугать Леночку и соседку непрошенными слезами. Казалось бы, прошло уже пять лет, но до сих пор не знаю, куда пропал мой муж.

— Лена, баба Аня — наша соседка. У нее можно взять угощение, — разрешила я.

Мы попрощались пошли своей дорогой. В электричке дочка достала куклу и стала с ней играть, а я смотрела в окно на мелькавшие кусты, деревья, придорожные поселки и вспоминала.



* * *


Несколько дней после исчезновения мужа я терпела. Ревела в подушку и над раковиной в кафе, но терпела.