– Но это так трудно!

– Для меня – нисколько, – заметил он с коротким смешком, его грустный взгляд скользил по ее прелестной фигурке, укутанной в итальянскую шаль.

На ее поясе все еще оставалась измятая роза. Букет таких роз Арман отправил ей к помолвке. Больно было смотреть на этот жалкий цветок.

– Но у нас будет праздник, – добавил Арман. – Мы отпразднуем выздоровление твоей бабушки.

Она кивнула, а он обнял ее за плечи и повел к двери.

– Иди бай-бай, малышка. Ты едва держишься на ногах. Утро вечера мудренее. Завтра я собираюсь в Канны и, если пожелаешь, подвезу тебя… Ты сможешь повидаться с ним до того, как он улетит в Лондон.

– Ты действительно сделаешь это для меня?

– Я сделаю для тебя все что угодно, – улыбнулся он.

Рейни молча прикоснулась губами к его щеке. Потом вышла из комнаты.

Лепесток от розы, приколотой к ее поясу, упал на пол. Арман поднял его и поцеловал. Если бы он не был мужчиной, то, наверное, расплакался бы вместе с Рейни. Все его мечты были разбиты, повержены в прах.

19

На следующий день никто из реставрационных рабочих не приехал в Шани. Работа была приостановлена. Обычно Андрина де Шани с удовольствием наблюдала, как слаженно и четко трудится маленькая бригада, успевшая за несколько месяцев сплотиться и проникнуться общими интересами. Мастера занимались дренажными работами, заделывали трещины в монастырских стенах, штукатурили и красили… Но на этот раз в Шани было тихо. Тревожное ожидание пронизывало жаркое летнее утро. Правда, по сравнению со вчерашним критическим днем сегодня хозяйке замка было значительно лучше.

У двери в спальню бок о бок лежали две старые верные овчарки, подозрительно оглядывая входящих – за исключением Рейни.

Сегодня утром Арман планировал заняться вместе с рабочим дальним крылом замка, наиболее обветшалым, но теперь было не до того. Он обещал отвезти Рейни в Канны. Нельзя сказать, что он был в восторге от этой миссии. Кроме того, Рейни попросила его позвонить Клиффорду в отель, чтобы тот не улетел, не встретившись с ней.

Утренние часы наполнились для Армана тягостным ожиданием. Он проснулся с рассветом, взад и вперед ходил по комнате, рассматривая бабушкино кольцо. Потом с отвращением сунул его обратно в карман. Если бы он мог забыть о том, что ему известно о Клиффорде и о той девушке из Лондона! Может быть, ему стало бы немного легче.

Но час пробил. Решение было принято. Арман торопливо переоделся и направился к Клиффорду Калверу.

Лучше всего было бы сразу повести разговор так, чтобы не переходить на личности. Арман уже успел узнать дурной нрав англичанина, который, кроме всего прочего, был физически сильнее. Но Арман не испытывал страха. Он должен был убедиться, что Рейни не ждут впереди новые измены и разочарования.

Итак, в десять утра Арман, пройдя через парк, уже стоял перед Клиффордом, который, развалившись в кресле, попивал на веранде кофе и жевал булочку.

Невольно напрягшись, Клиффорд снял солнцезащитные очки. Увидев худенького француза, одетого, как и большинство его соотечественников, в белую рубашку и белые брюки, он не то чтобы забеспокоился – скорее, удивился. Возможно, он почувствовал к нему даже что-то вроде уважения. Что же касается Армана, то тот, конечно, не забыл о том, что случилось в прошлую встречу, когда он вмешался в личную жизнь Клиффорда.

Клиффорд знал, что Рейни собиралась замуж за де Ружа. Вдобавок, расставшись вчера с Рейни, он испытывал острую досаду, что ему не удалось поладить с ней так легко, как он на это рассчитывал. Помолвка с де Ружем не слишком беспокоила его. Клиффорд прекрасно понимал, что Рейни не любит француза. Ею двигали смешные, устаревшие понятия о чести и, может быть, еще и недоверие к нему, Клиффорду… Хотя она недвусмысленно заявила, что не изменила к нему отношения.

Этим утром Клиффорд пришел к нерадостному заключению, что, скорее всего, ему придется вернуться в Лондон и снова заняться Лилиан. Предстояли месяцы ожидания, бессмысленные траты денег, которых у него и без того катастрофически недоставало… Но печальнее всего было то, что Клиффорд искренне привязался к Рейни.

Он поднялся с кресла и с шутливой церемонностью поприветствовал Армана:

– Бонжур, монсеньор! За какие заслуги я снова удостоен счастья видеть вас в столь ранний час?

Арман слегка наклонил голову.

– Монсеньор, мне нужно сказать вам кое-что перед тем, как вы увидитесь с Рейни.

Клиффорд приподнял бровь.

– Разве я снова ее увижу? Я полагал, что наша маленькая глупышка Рейни верна обещанию, которое ошибочно дала вам, и послушна своему милому семейству, которое так хорошо разыграло, с позволения сказать, французскую драму!

Глядя на самодовольную физиономию Клиффорда и слыша его насмешливый голос, Арман почувствовал, что, несмотря на жаркое солнце, внутренний холод пробирает его до костей. Только один эпитет подходил этому «монсеньору».

– Скотина, – едва слышно процедил сквозь зубы Арман.

Клиффорд радушно указал ему на кресло.

– Присаживайтесь. Не желаете ли чашечку кофе? Разрешите полюбопытствовать, как вам удалось увести у меня девушку, прямо из моих объятий?… Тем более, если позволите заметить, мои объятия были ей куда милей, а?

Кровь прилила к лицу Армана. Кулаки сжались сами собой.

– Вы невыносимы, монсеньор!

– Лучше присядьте! Я тоже сяду… Я хочу закончить завтрак.

С этими словами Клиффорд как ни в чем не бывало плюхнулся в кресло и налил себе кофе. Но он уже не улыбался. Его губы раздраженно подергивались.

– Что же вы не садитесь? – спросил он, бросив на Армана тяжелый взгляд.

Арман неохотно сел.

– Рейни приедет, чтобы встретиться с вами, в одиннадцать часов.

– Вчера она заявила, что больше вообще не желает меня видеть. Я обещал, что немедленно улечу…

– Тем не менее она приедет и просила вас отложить свой отъезд.

– Но для чего?

– Для того чтобы… – Арман даже закашлялся, так трудно давался ему этот разговор. – В общем, я сказал ей, что она больше не связана со мной обещанием. Графиня и миссис Оливент перехватывали ваши письма. Только так они могли уберечь ее от вас… Словом, наша помолвка не состоялась…

Клиффорд понимал, что перед ним благородный человек. Молодой француз продолжает заботиться о Рейни, позабыв про свои личные интересы. Клиффорду это казалось невероятным. Величие души Армана напоминало о ничтожности его собственной. А это ему не нравилось.

– Стало быть, я должен вас за все благодарить? – проворчал он.

– Мне не нужна ваша благодарность. Я лишь хочу уйти отсюда с уверенностью, что, если Рейни будет принадлежать вам, ей никогда не придется жестоко разочароваться…

Последние слова Арман выговорил с особенным усилием.

Клиффорд рассматривал его, словно инопланетянина. Впрочем, через секунду им уже владел всегдашний эгоизм. Его интересовала лишь собственная персона.

– А Рейни рассказала, о чем я ее вчера просил?

– Да. Вы предлагали ей немедленно уехать с вами.

– Так вы пришли передать мне, что она согласна?

– Нет, – резко сказал Арман. – Как вы могли подумать, что Рейни согласится на подобное?

– На подобное? – эхом откликнулся Клиффорд и неприятно рассмеялся. – Мой дорогой де Руж, ваша сентиментальность мешает вам реально смотреть на вещи. Вы видите предосудительное там, где этого нет. Неужели французы так высокоморальны?

– Рейни не желает бросать ради вас семью. Кстати, вчерашний инцидент дорого обошелся графине. Она едва не умерла. У нее был удар. Она и сейчас очень слаба…

– Боже правый, какая жалость… – пробормотал Клиффорд.

Однако в его мозгу, словно змея, тут же мелькнула мысль: а что, если старуха долго не протянет? Тогда Рейни получит наследство, не став совершеннолетней.

– Печально, печально… – протянул он, пристально глядя на Армана. – Но если Рейни не желает ехать со мной, то каковы ее намерения, позвольте узнать?

– Она вернется в Лондон, но окончательно решение примет, когда ей исполнится двадцать один год.

Клиффорд оживился. Притворяться было ни к чему.

– Если она думает, что я буду бегать за ней и надеяться, что она останется ко мне благосклонна, то очень ошибается! Она не единственная на свете, разве нет?

Воцарилось молчание.

За соседним столиком смеялись мужчина и женщина. Подошел одетый в белое официант и поинтересовался, не желают ли господа еще кофе. Из дверей шикарного отеля вышли две девушки в умопомрачительных пляжных нарядах и огромных соломенных шляпах. Они уселись в огромный сверкающий лимузин и отчалили.

Это было вполне обычное летнее утро в Каннах. Клиффорд обожал эту жизнь, а Арман был к ней равнодушен. Арман предпочитал тишину и уединение гористой местности вблизи Канн. Сегодняшнее утро казалось ему таким же отвратительным, как и физиономия его визави. Боже правый, как она могла полюбить такого человека? Она – такая умница, такая чувствительная ко всему высокому, – и вдруг влюбилась в этого грубого, развязного мужика, у которого нет ничего святого. Арман решил, что его внешние данные – красота и животная сила – ослепили Рейни, как ослепили бы любую другую девушку.

– Монсеньор Калвер, мы с вами никогда не поймем друг друга, – начал Арман на безукоризненном английском. – Что касается меня, то я считаю, такой девушки, как Рейни, не сыскать в целом мире. Ее счастье для меня превыше всего, и, если ей угрожает опасность, я готов отдать жизнь, чтобы защитить ее. Прошлым вечером она предлагала выйти за меня замуж, несмотря на то, что по-прежнему любит вас. Но я не согласился… И я готов уступить дорогу, если буду уверен, что вы достойны ее… Но мне сдается, что вы не тот человек… Впрочем, если вы готовы забыть о других девушках, меня это вполне устроит.

Клиффорд в раздражении дернул себя за мочку уха. Снова этот француз напоминал ему о его ничтожестве, а это Клиффорда бесило. Покраснев, как вареный рак, он ответил: