— Полагаю, вы надеетесь, что это произойдет снова, — сказал я, сев за обеденный стол.

— Мэр же может помечтать.

— К сожалению, мэр, пока никаких планов на этот счет. Я здесь ради губернатора.

Людей становилось все больше, но мне было плевать на это. Все мое внимание было направлено на них, на беспечную американскую семью Форд.

— Как вы все знаете, я, при поддержке моей любящей семьи и, надеюсь, также и с вашей поддержкой, хочу стать президентом в следующем году, — Дэниел встал перед камином, подняв бокал шампанского.

Ни за что на свете.

— Хочу поблагодарить свою жену и дочерей, которые наполнили меня гордостью…

— Губернатор Форд, вы не скучаете по своей дочери? — поинтересовался я, взяв бокал шампанского с подноса официанта.

— Простите…

— По вашей старшей дочери, Фелисити, — я улыбнулся и сделал глоток из бокала. На мгновение его глаза широко распахнулись, так же, как и у его жены.

— У вас есть еще одна дочь? — спросил кто-то.

Он кивнул.

— Да, Фелисити, от моей первой жены, которая, как известно, умерла шестнадцать лет назад. Фелисити сейчас где-то в Лос-Анджелесе, пытается стать актрисой. Она хочет добиться всего самостоятельно…

— Вообще-то, — я прервал всю эту чушь, — она — танцовщица. Одна из танцовщиц моей компании. Две недели назад она открыла мое гала-представление. Это было потрясающе. На самом деле, о ней говорят даже на западе. Я удивлен, что вы не пришли посмотреть на нее.

— К сожалению, губернатор был занят, но мы все так гордимся ею, — его жена лучезарно улыбнулась. — Честно говоря, она обладает таким превосходным талантом. Мы надеемся, что она, в конце концов, вернется домой. Мистер Роджерс, ваш сын тоже в Калифорнии, да?

Я ничего не сказал, когда они моментально сменили тему. Глаза губернатора Форда встретились с моими. Я допил шампанское и встал из-за стола, прекрасно понимая по его раскрасневшемуся носу и сжатым кулакам, что он последует за мной.

— Спасибо, — сказал я служанке, которая открыла для меня парадную дверь.

— Мистер Дарси, вы только что приехали, — сказал Форд, стоя в дверном проеме позади меня.

— Я приехал, чтобы увидеть, какой вы человек, и увидел. Зачем еще мне оставаться?

— Уверен, вы думаете, что знаете…

— Я знаю, что ваша дочь не общалась с вами восемь лет. Знаю, что вы, по сути, вышвырнули ее из своей жизни, как только выяснили, что она больна. И знаю, что вы, кажется, почти забыли о ней ради новой семьи, которую для себя построили, — сказал я, повернувшись к нему лицом.

Он сжал челюсть.

— Фелисити — неуравновешенная молодая женщина, которая нуждалась…

— В отце, который не выкинул бы ее на попечение страны в шестнадцать лет и не повернулся бы к ней спиной.

— Как ты смеешь осуждать меня! — огрызнулся он. — Ты вообще представляешь, каково это, иметь дело с людьми вроде них? Я был женат на ее матери четырнадцать лет, и спустя три года после нашей женитьбы ей диагностировали шизофрению. Мне пришлось пройти через все это. Она часто находилась в депрессии, ее настроение постоянно менялось. Хуже всего было, когда у нее появлялась апатия ко всему, даже к собственному ребенку! Однажды я пришел домой, и увидел, что за целый день никто не накормил и не переодел Фелисити! Где была ее мать? Курила на заднем дворе! Ты понятия не имеешь, каким адом была такая жизнь. Бессонница, отсутствие гигиены, отсутствие аппетита… она умирала на моих глазах каждый гребаный день. Когда она умерла, я испытал облегчение. Каждый день перестал быть подобен сражению. Затем Фелисити начала вести себя точно так же, и я просто не мог снова пережить все это. Не мог!

Я не мог ничего с собой поделать, и представил ту жизнь, которую только что описали мне, и как жила Фелисити. С самого детства ее жизнь не была сказкой.

— Она — ваша дочь. Когда все становится плохо, когда не остается ничего, кроме ее плача в пустой квартире, вы должны быть тем, на кого она может рассчитывать. Разве не это означает быть родителем? Неужели вы думаете, что имеете большее значение, чем ваши дети? В вашем понимании это нормально, отказываться от них, когда наступают тяжелые времена? Все, что вы сказали, звучит ужасно, но не для вас, а для ее матери, которая не смогла справиться с этим. Для Фелисити, которая провела шесть лет своей жизни, веря, что у нее есть любящие, заботливые друзья, и, в конце концов, для меня, поскольку именно я пришел и лишил ее всего этого.

Мой водитель открыл для меня дверцу машины, но губернатор Форд продолжил:

— Не веди себя так высокомерно и могущественно. Теперь у тебя есть только два варианта. Остаться с ней, так как ты, очевидно, любишь ее, и пройти через все то, через что пришлось пройти мне. Тогда ты поймешь, что я имею в виду, когда говорю, что не мог наблюдать за тем, как она увядает. Либо тебе придется уйти из ее жизни, как сделал это я. Тут лишь два пути: или ты страдаешь вместе с ней, или она страдает в одиночестве. В любом случае, она все равно страдает.

Ничего не ответив, я сел в машину, и когда дверь закрылась, ударил кулаком по переднему сиденью.

— Черт побери!

Сначала я был в шоке. Затем мне захотелось убедиться, что Фелисити окажут помощь. Теперь же я просто был чертовски зол и сбит с толку.

Как все стало так плохо за такой короткий промежуток времени?


Фелисити 13:15

Я могу справиться с этими ужасными лекарствами, от которых становлюсь слабой. Могу даже стерпеть здоровое питание. И даже почти смирилась с отсутствием вина в моей жизни. Но терапия — самое худшее во всем этом.

— Фелисити, — доктор Батлер, крупный мужчина в годах, у которого волосы имеются лишь по бокам на голове, да еще к тому же он носит самые раздражающие галстуки-бабочки, обратился ко мне. Он также был моим врачом, когда мне было шестнадцать лет. Я смотрела в окно, уставившись на кусты роз. Я очень хотела вернуться на пятнадцать дней назад… когда считала, что я просто нормальная девушка с кое-каким багажом.

— Фелисити?

— Я не сумасшедшая, — сказала я ему, все еще глядя в окно. — Знаю, что Марк и Клео не существуют. Знаю, что никогда никого не убивала. Я не сумасшедшая.

— Лекарства…

— Нет!.. — никогда не кричать — один из многих уроков, которые я извлекла, находясь здесь. Сделав глубокий вдох, я повернулась к доктору лицом. — Я ненавижу лекарства. От них я чувствую себя так, будто не имею никакого контроля над телом. Но все равно принимаю их. Знаю, что я не сумасшедшая, но не из-за того, что принимаю лекарства. Я помню маму. Я не похожа на нее.

— У каждого человека шизофрения протекает по-разному…

— Я не безумна.

— Фелисити, наличие шизофрении совсем не означает, что ты безумна. Это означает, что ты больна. Без лекарств ты стала видеть Марка и Клео, как только покинула это учреждение. Ты помнишь, какую последнюю книгу прочла, когда была здесь? Ты принесла ее с собой и всегда держала при себе.

— Нет, я не помню, — мне просто хочется сбежать отсюда.

Он положил книгу на стол.

— Взгляни.

— Уильям Шекспир, — я замолчала, прежде чем произнесла вслух следующие два имени. — «Антоний и Клеопатра».

— Ты взяла двух персонажей из трагедии Шекспира и превратила их в своих лучших друзей. Не думаешь, что важно понять, почему?

— Нет, потому что они не существуют, — сказала я, как раз наблюдая за тем, как Марк взял книгу с полки позади доктора Батлера.

— Марк Энтони — крутое имя. Кроме того, он всем известен, я мог бы легко стать Марко Антонио. Ты слышишь, Vivir Mi Vida. Это придает мне крутости, — сказал Марк, пританцовывая сальсу рядом с доктором Батлером. (Примеч. Марк Энтони (настоящее имя Марко Антонио Муньис Руис) — музыкант, популярный певец стиля «сальса», композитор, актер. Популярен как в странах Латинской Америки, так и за их пределами, бывший муж певицы и актрисы Дженнифер Лопес. Vivir Mi Vida (в пер. с исп. — Живи своей жизнью) — его популярный хит).

— Тогда могу я быть Дженнифер Лопес? — рассмеялась Клео, присоединяясь к нему. — Самая лучшая Клеопатра — это Элизабет Тейлор. (Примеч. отсылка к фильму «Клеопатра» 1963 года. Картина повествует о событиях 48—30 годов до н.э., рассказывая историю жизни и смерти Клеопатры, ее отношений с Юлием Цезарем и Марком Антонием).

— Я подумал о том же, — Марк крутанул ее и притянул в свои объятия.

— Фелисити?

— Да? — я перевела взгляд на доктора.

Он обернулся.

— На чем ты сосредоточилась?

— Ни на чем. Я увидела книгу, и подумала, что она понравилась бы Тео, и размышления о нем отчасти погрузили меня в другое пространство, — солгала я с улыбкой на лице. Когда я впервые приехала сюда, то хотела поправиться и прийти в себя, но никто не слушал меня, и я вспомнила, почему ненавидела это место, когда была моложе. Здесь я чувствую себя никем. Я следую их правилам, принимаю лекарства, но все равно вижу Марка и Клео, теперь даже чаще, чем когда-либо. Но если я расскажу им, они не позволят мне уехать отсюда.

Это место не для меня. Я хочу вернуться домой.

— Почему бы нам не поговорить о мистере Дарси?

— Я не хочу разговаривать с вами о нем, — вздохнула я, обняв себя руками. Я стараюсь не думать о Тео, потому что от этого чувствую себя ужасно.

За последние две недели, проведенные здесь, я поняла кое-что важное. Я влюбилась в Теодора Дарси. Знаю это, поскольку все мои мысли лишь о нем. Не хочу ничего менять, потому что это привело меня прямо к нему. Тео знает, как рассмешить меня. Он знает обо мне все и принял это. Впервые за долгое время я почувствовала себя в безопасности, даже когда мой мир разрушился. Второе, что я осознала — теперь еще больше, чем когда-либо — я недостаточно хороша для него. Но мне искренне хочется подходить ему. Я боюсь, что чем больше времени нахожусь здесь, тем меньше он помнит меня и желает заботиться обо мне.