Эмили собиралась уже возразить отцу: их отношения с Саймоном гораздо глубже, гораздо удивительнее, чем он, по-видимому, считает. Но прежде чем она успела открыть рот, ее опередил Блэйд.

Она изумленно смотрела на графа, выходящего из-за высокой изгороди. Потом просияла:

– Вы вернулись, милорд? Чудесно! Теперь мы сразу выясним это недоразумение.

Саймон даже не обратил внимания на жену. Он пристально глядел на ее отца, и в глазах его бушевало холодное пламя.

– Я так и думал, Фарингдон, что рано или поздно вы объявитесь. Желаете отвесить дочери прощальный поклон?

В костюме для верховой езды граф предстал могущественным и грозным. Плечи под курткой казались еще более широкими и мощными, бриджи подчеркивали мускулистость его тела. С презрением взирая на отца Эмили, он похлопывал хлыстом по высоким голенищам сверкающих черных сапог.

Бродерик Фарингдон резко обернулся, испуг на его лице сменился гневом.

– Вот что, Блэйд. Человек имеет право сказать «до свидания» своей единственной дочери. Вчера вы позаботились о том, чтобы я не смог этого сделать.

Саймон лишь усмехнулся:

– Я не хотел, чтобы вы болтались поблизости дольше, чем необходимо. Но как я сегодня узнал из своих источников, вы отправились в ближайшую гостиницу, а отнюдь не в Лондон. Поэтому я не слишком удивился, когда несколько минут назад мой дворецкий доложил, что Эмили через него получила от вас сообщение с просьбой прийти в южный сад. Однако я считаю подобные тайные свидания совершенно недопустимыми.

Эмили с облегчением рассмеялась:

– Как раз об этом я и говорила отцу, Саймон. Я-то знаю, что вы не собираетесь запретить ему посещать наш дом. Зачем нам тайные свидания, когда мы можем посидеть в гостиной? Но у папы, похоже, создалось впечатление, что вы категорически против любых встреч.

Оба мужчины смотрели на Эмили с таким изумлением, словно вдруг заговорил амурчик с фонтана. Саймон холодно взглянул на нее:

– Вряд ли возможно полностью избежать контактов с вашим отцом, особенно когда мы переберемся в город. Но никогда, ни при каких обстоятельствах вы не станете видеться наедине – ни с ним, ни с близнецами. В тех редких случаях, когда мы сочтем необходимым посетить вашу семью, я всегда буду сопровождать вас. Я понятно выразился, Эмили?

– Но, Саймон… – Она уставилась на него, озадаченная холодным безапелляционным тоном. – К чему заходить так далеко? Какая беда в том, что я навещу свою семью?

– Чертовски верно! – воскликнул Бродерик, резко повернувшись к графу. – Черт побери, приятель, мы – ее семья.

– Уже нет. Теперь у Эмили новая семья, – сказал Саймон. – И, как ее муж, я позабочусь о ней и защищу от тех, кто попытается использовать мою супругу ради своей выгоды.

– Тысяча чертей, Блэйд! – выпалил Фарингдон. – Вы не имеете права делать из девочки узницу.

– Не имею права? – Саймон снова ударил хлыстом по сапогу. Происходящее, казалось, чуть ли не забавляло его.

Эмили угнетала атмосфера вражды между отцом и мужем. Она ее пугала. Эмили тихонько потянула Бродерика за рукав:

– Папа, пожалуйста, не спорь сегодня с Саймоном. У меня же медовый месяц. Я уверена, все образуется. Думаю, тебе лучше сейчас уехать в Лондон?..

– Прекрасная мысль, Фарингдон. – Саймон поставил одну ногу на край фонтана и поигрывал кнутовищем. Ему удалось придать этому обыденному жесту угрожающий оттенок. – Вам лучше уехать. Ведь вас ждут игорные столы Лондона. Интересно, сколько вам удастся продержаться в членах клубов Сент-Джеймса.

– Черт бы вас побрал! – Бродерик вздрогнул как от удара. – Уж не грозитесь ли вы вышвырнуть меня из клубов?

– Ничуть. – Саймон стряхнул невидимую пылинку со своих бриджей. – Я с легкостью устроил бы это. Но в таких крайних мерах нет необходимости. Скоро вы сами вылетите оттуда вместе со своими сынками – за долги… А когда вам изменит счастье в приличных клубах, придется пойти в игорные притоны, где счастье изменяет еще скорее, не правда ли?

– О боже! – выдохнул Бродерик бледнея.

Теперь Эмили испугалась по-настоящему. Она поняла наконец, что вражда между Саймоном и ее отцом куда глубже, чем она думала.

– Саймон? – неуверенно прошептала она.

– Ступайте в дом, Эмили. С вами я поговорю позже.

– Саймон, я хотела бы поговорить с вами сейчас.

– Поговори, Эмили, поговори. – Бродерик плотнее нахлобучил касторовую шляпу. Его голубые глаза горели гневом и разочарованием. – Убеждай это чудовище, за которое ты вышла замуж, если сможешь… Но не рассчитывай, что тебе удастся смягчить его отношение к твоей семье. Он нас всех ненавидит. Даже близнецов, которые не сделали ему ничего плохого. А раз он ненавидит их, значит, должен ненавидеть и тебя. В конце концов ты всего лишь еще одна из Фарингдонов.

– Папа, ты ошибаешься…

– Еще одна из Фарингдонов, – свирепо повторил Бродерик. – Хорошенько помни это, Эмили, когда он придет к тебе среди ночи и предъявит свои супружеские права. Думай об этом, когда будешь лежать под ним и он покроет тебя как жеребец кобылу.

Эмили ахнула и прижала к губам дрожащие пальцы, глаза за стеклами очков широко распахнулись. Никогда ни один мужчина не позволял себе в ее присутствии ничего подобного, даже близнецы, когда дразнили ее.

– Убирайтесь, Фарингдон, – сказал Саймон угрожающе тихим голосом и снял ногу с фонтана. – Немедленно.

– Желаю радостей в супружеской постели, дочка, – саркастически произнес Бродерик, повернулся и пошел прочь.

Эмили хотела окликнуть отца, но голос не слушался ее. Она просто стояла и молча смотрела ему вслед. Саймон с бесстрастным выражением лица подошел и встал прямо перед ней, закрыв собой уходящего Бродерика.

– Ах, Саймон, он не понимает, – тихо вздохнула Эмили.

– Не могу разделить вашей уверенности. – Саймон взял ее под руку и повел к дому. – По-моему, он как раз начал кое-что понимать.

– Но он не понимает, что наши отношения совершенно отличаются от того, что он себе вообразил. – Она бросила взгляд на бесстрастный профиль мужа, словно умоляя его согласиться с ней. – Он беспокоится за меня, потому что даже не подозревает об особой форме нашего союза. Он не изучал философии.

– Охотно верю. Единственное, что ваш отец когда-либо изучал – колоду карт. Эмили, вы не должны заблуждаться: я вовсе не шутил несколько минут назад. Вы никогда больше не останетесь наедине ни со своим отцом, ни со своими братьями. Отныне я всегда буду присутствовать на ваших встречах с ними, и встречи эти будут сведены до минимума. Вы прекратите также посылать указания Давенпорту, улаживая их финансовые дела.

– Саймон, вы хотели отомстить главе рода, но теперь, вернув себе Сент-Клер-Холл, должны быть удовлетворены. Я знаю, вы обещали моему отцу, что не разрешите видеться со мной, но вы ведь не собирались осуществить вашу угрозу… если получите дом.

– Почему, собственно, вы решили, что я должен удовлетвориться, получив свой дом обратно? Ваш отец продал все фамильные земли Траэрнов. Ничто не возместит мне утраченного. И ничто не возместит того, что мой отец пустил себе пулю в лоб из-за подлости вашего отца. Ничто не возместит того, что по вине вашего отца зачахла и умерла моя мать.

Эмили ошеломила глубина ярости и горечи в голосе мужа. Никогда еще он не проявлял столь сильных чувств. Впервые за все время их отношений она подумала о том, что отношение Саймона к ее семье выходит далеко за рамки простого требования восстановить справедливость.

– Я вас понимаю, и мне действительно ужасно жаль, – быстро произнесла Эмили, – поверьте мне. Но все случилось так давно и касается больше наших родителей, чем нас. Это жизнь другого поколения. Теперь, когда вы вернули себе родовое гнездо, надо отпустить прошлое, иначе оно будет продолжать мучить вас. Саймон, надо смотреть в будущее.

– В самом деле? И на что же именно в будущем вы предлагаете мне надеяться? – сухо спросил граф.

Эмили глубоко вздохнула.

– Ну, всегда остаются наши отношения, милорд, – с надеждой предложила она. – Как вы сказали этой ночью, они теперь значительно окрепли и углубились благодаря нашему физическому союзу. Конечно же, вам и самому захочется расстаться с печалью прошлого, чтобы целиком отдаться радостям нашего… значительно окрепшего нового способа общения.

Он смерил ее холодным насмешливым взглядом:

– Вы предлагаете мне отказаться от планов мести вашей семье во имя радостей супружеской постели?

Эмили ощущала все большую тревогу и неуверенность. Она пристально вглядывалась в лицо Саймона сквозь очки, и предчувствие чего-то страшного охватывало ее. В ее глазах он вдруг стал очень опасным. Дракон ворвался в южный сад, дракон, ищущий жертву…

– Прошлой ночью, – медленно заговорила Эмили, – вы пообещали, что для нас с вами радости супружеской постели будут особенными… Вы сказали, что они связаны с чистыми и благородными чувствами метафизического мира. Что наш союз осуществился как в физическом, так и в трансцендентальном плане. Ведь правда же, такие отношения нечто совершенно особенное, их нужно беречь и лелеять, милорд?

В золотистых глазах Саймона прорвался гнев.

– Боже, Эмили, даже вы не можете быть настолько наивны. То, что произошло между нами минувшей ночью, ничего общего не имеет с трансцендентальным уровнем. Обыкновенная похоть…

– Зачем вы так! Вы же сами объясняли мне про связь между физическим и метафизическим миром. – Она покраснела, но не опустила взгляда. Она сердцем понимала, что борется за что-то очень важное. – Наши чувства необыкновенны по своей сути. Помните, как вы говорили: то, что мы предадимся любви в физическом мире, непременно укрепит нашу связь в мире метафизическом?

– Эмили, во многих отношениях вы чрезвычайно умная женщина…

Она робко улыбнулась:

– О, спасибо.

– Но порой ведете себя как полная идиотка. Я нес всю эту чепуху о мистической связи между физическим и метафизическим миром исключительно для того, чтобы успокоить ваши девичьи страхи перед супружеским ложем. Совершенно естественные страхи, должен сказать, учитывая полное отсутствие опыта…