Эмили содрогнулась: сегодня дракон изрыгал пламя. Впервые она видела его таким, и зрелище, без сомнения, было чрезвычайно грозное.

– Саймон, прошу вас, ни слова больше!

– Опасаетесь за свое глупое трепетное сердечко?

– Да, милорд.

– Видит бог, пора вам повернуться лицом к реальности. – Саймон круто развернулся и принялся вышагивать по комнате.

Это было уже слишком. Эмили вскочила:

– Черт подери, Саймон!

– Прекратите говорить «черт подери»! – приказал он. – Такие выражения не подобают графине Блэйд.

– Мне безразлично, что там подобает графине Блэйд! – с чувством выпалила она. – Вы зашли слишком далеко, заявив, что пора повернуться лицом к реальности. Вы не знаете, насколько близко мне приходилось сталкиваться с этой вашей реальностью – лицом к лицу, всю мою жизнь! Вы понятия не имеете, сколько раз приходилось сталкиваться лицом к лицу с реальностью и моей бедной матери. Могу вас заверить: бывали времена, когда я ненавидела своего отца так же сильно, как вы, должно быть, ненавидели вашего.

Резко повернувшись, Саймон уставился на нее:

– О чем, черт возьми, вы говорить?! Я никогда не испытывал ненависти к своему отцу.

Эмили взглянула на него:

– И даже после того что он с вами сделал?

– Вы, наверное, с ума сошли. Почему я должен его ненавидеть?

– Потому что он поднес к голове пистолет и застрелился, оставив вас отвечать за мать. Потому что он нашел быстрый выход из той катастрофы, которую навлек на семью, и оставил вас сражаться одного. Потому что вам едва исполнилось двенадцать и вы были еще слишком юны, чтобы восстановить честь семьи, материальное положение, в конце концов! Саймон, ну за что же вам было любить его?

Саймон стоял, расставив ноги и глядя на жену так, словно она вдруг превратилась в чудище.

– Вы спятили.

– Если вам от этого легче, я тоже очутилась в очень похожих обстоятельствах.

– И каким же образом?

– Семья оказалась без средств к существованию, когда мне было семнадцать. Но к тому времени отец обнаружил у меня способности к экономике и финансам и пришел в восторг. Ясно, что во мне увидели спасение семьи. И я изучала капиталовложения и принимала решения. Я даже находила в этом некоторое удовольствие. Но ни на мгновение я не забывала: мой талант проявился лишь потому, что отец семейства – безответственный мот. Я до сих пор помню, как плакала из-за него мама. – Тыльной стороной ладони Эмили смахнула слезу с ресниц.

– Пожалуйста, не хнычьте, Эмили.

Она вытерла глаза платочком, обнаруженным ею в кармане просторного халата.

– Знаете, мама частенько плакала. Но почти никогда в присутствии отца. Понимаете, она его любила, несмотря на его недопустимое легкомыслие, считала бесполезным бранить его за слишком крупную игру. Это у него в крови, повторяла она.

– Эмили, вы устали. Отправляйтесь-ка спать.

– Ах, да будет вам проявлять эту вашу дурацкую снисходительность, милорд. – Эмили проглотила последние слезы и спрятала платочек обратно в карман. – Когда мама и братья поняли, что я способна удерживать семью на плаву, они внушили мне: это мой долг. Я никогда не забуду, как на смертном одре мать взяла меня за руку и потребовала обещания заботиться об отце и братьях. Без меня, мол, они все скоро окажутся на мели, а бедный папа не выживет, если у него нет кучи денег.

– Я не желаю больше выслушивать эту чепуху.

– Это не чепуха. Это реальность. Та реальность, с которой, по вашим словам, я никогда не сталкивалась. Так могу вас заверить, милорд, что только с ней я всю жизнь и сталкивалась. И мне она не нравится, черт подери! Однако она никуда не денется, и я буду по-прежнему противостоять ей, когда потребуется.

– Включая и реальность нашего брака? – протянул он с угрозой в голосе.

– Наш брак – совсем другое. Это чистый и благородный союз душ, даже если вы пока этого не понимаете.

– Нет, Эмили, он не чист и не благороден. Он чертовски реален. Так же реален, как расточительность вашего отца и моя мстительность. Пора, наверное, мне заставить вас признать сей печальный факт.

Она съежилась от странного тона его последних слов.

– О чем вы говорите, милорд?

– О том, что надо преподнести вам правду о реальных причинах моей женитьбы на вас. Я не герой, Эмили.

– Нет, милорд, вы герой. Просто вы отказываетесь видеть себя таковым. Может, боитесь показаться слабым себе самому или остальным?

– Господи, миледи, вы просто невозможны. Я не знаю вам равной в умении сочинять подобные фантазии, – процедил сквозь зубы Саймон. – Вам и вправду надо преподать урок. – Блэйд выдержал паузу, и, когда заговорил вновь, его голос стал еще более низким и хриплым: – Идите сюда, Эмили.

Она не шевельнулась. Чувства ее были в полном смятении.

– Идите же ко мне, любезная. Я не намерен сегодня потакать вашим надуманным идеалам.

Очень медленно она повернулась к нему, почувствовав вдруг глубокую усталость:

– Чего вы хотите от меня, милорд?

Его жесткий рот изогнулся в холодной насмешливой улыбке.

– А как вы думаете? Я же назвал вам причины, по которым женился на вас.

– Да, милорд. Вам, кажется, показалась забавной идея такого брака. И она соответствовала вашим представлениям о мести.

– Была и еще одна причина, если припомните. Хотя вы еще неопытны в будуарных забавах, учитесь на удивление быстро. И даже выказываете воодушевление, моя дорогая. Не угодно ли вам сейчас продемонстрировать хотя бы некоторую толику этого воодушевления? Идите сюда и выполните свой супружеский долг.

Холодность, с какой он произнес это, вызвала в ней тревогу. В лице Саймона не читалось ни теплоты, ни страсти. Одна только с трудом сдерживаемая ярость…

– Виной всему ваше вынужденное участие в судьбе Чарлза, – прошептала Эмили. – Я не думала, что это так вас расстроит, милорд. Основанием для такого гнева может быть лишь одно – вы считаете, что выказали слабость, уступив мне… Саймон, пожалуйста, умоляю вас, не воспринимайте это так!

– Как ни льстят моему самолюбию ваши мольбы, миледи, поверьте, сейчас они меня не трогают. Я хочу вас в постели.

Саймон сбросил халат и прошел к массивной кровати с четырьмя резными столбиками. Он был полностью обнажен, и свет свечи мерцал на его коже, подчеркивая мягкую выпуклость мускулов спины, плоский твердый живот, жесткие ягодицы. В полумраке угадывался его восставший посох, вдруг дрогнувший под робким обеспокоенным взглядом Эмили.

Она покрепче стиснула рукой халат на груди и отвернулась.

– Видите, как вы на меня действуете? – спросил Саймон, направляясь к постели. – Вы должны быть довольны, мадам. Ведь это тоже своего рода власть – обладать способностью мгновенно заставлять мужчину реагировать на ваши чары, не правда ли?

– Не все считают власть самым главным в жизни, милорд.

– Ошибаетесь, Эмили. Так же, как и во многом другом… Идите сюда.

Эмили поколебалась, но все же, подчинилась. Она медленно приблизилась к кровати и вдруг поняла: сегодня, в этот вечер, она имеет дело с раненым драконом. Пусть раны старые, но они открылись снова. Даже человека с таким благородством и силой характера, как у Саймона, боль может заставить броситься на любую оказавшуюся в пределах досягаемости.

Но она также поняла и то, что сейчас, как никогда, ее дракон нуждается в ласке и любви. Она нужна ему. И хотя он может опалить ее огнем, но зла не причинит.

Саймон никогда не причинит ей зла. Она вспомнила его обещание, данное ей в брачную ночь: «Что бы ни случилось, помни, я всегда буду заботиться о тебе».

Эмили остановилась у кровати и позволила халату соскользнуть на пол. Она видела, как взгляд Саймона устремился на очертания ее бедер, вырисовывавшихся сквозь тонкую ткань сорочки. Этот горячий взор медленно, целенаправленно прошелся вверх – туда, где ее соски выступали под легкой материей.

Эмили чувствовала себя выставленной напоказ. Она привыкла видеть на лице Саймона сдержанную страсть, а не это откровенное поддразнивающее выражение. Она юркнула в постель и натянула одеяло до самого подбородка. С беспокойством ждала она его прикосновения и почему-то верила: как только он дотронется до нее, неловкость улетучится.

Саймон заложил руки за голову и разглядывал ее с насмешливым удивлением:

– Ну так что, мадам? Как вы собираетесь одаривать меня пылкостью чувств из-под горы одеял?

Эмили заморгала:

– Вы хотите, чтобы я… что-то сделала?

– Я намереваюсь проверить преподанные вам уроки страсти.

– О-о! – Эмили с трудом понимала услышанное.

Кажется, он хочет, чтобы она первая начала любовную игру. Что ж, сия мысль чрезвычайно ее заинтриговала. Если она будет вести первую партию в их ласках, то сможет изучать его в свое удовольствие. Она сможет узнать каждую линию его тела и показать ему, как она его любит.

Эмили повернулась на бок, лицом к Саймону, протянула руку и дотронулась до его плеча. Он не пошевелился. Она придвинулась под одеялом к нему поближе и поцеловала в грудь. Его запах всколыхнул ее чувства.

Эмили нежно сжала пальцы в жестких волосах, придвинулась еще ближе и поцеловала плоский мужской сосок. Саймон сделал глубокий вдох.

– Похоже, вы быстро учитесь, мадам, – пробормотал он.

Эмили не обратила внимания на его колкость.

– Мне так нравится гладить вас, Саймон. Вы такой крепкий, гибкий, сильный. Словно оживший драгоценный дракон.

– Вы не боитесь быть разорванной в клочья?

Она слабо улыбнулась, покачала головой и коснулась его груди кончиком языка:

– Вы этого не сделаете.

– Вы так уверены в своей власти, не правда ли?

– Дело не во власти, а в любви.

Эмили стала поглаживать его легкими неторопливыми движениями. Почувствовав, как напряглись его мышцы, она с изумлением поняла: самообладание дается ему с большим трудом.

– Расслабьтесь, милорд. – Она медленно сжала его мускулы. – Вы слишком напряжены. Мне кажется, это из-за того, что вам пришлось сегодня сделать для моего брата.