– Проклятье! Вы всегда будете так смотреть на меня, эльф? Клянусь, вы меня доведете до сумасшествия этим своим дьявольским сочетанием наивности и лукавства. По вашей милости я почти забыл, что вы только вчера предприняли попытку нанять бандита.

– Очень сожалею, милорд, – пролепетала Эмили, правда, без малейших признаков раскаяния. – Вы собираетесь еще раз отчитать меня за мое безрассудство?

– Нет. – Саймон поднялся, подошел к окну и посмотрел на вымокший садик за окном, собираясь с мыслями. – Передо мной стоит трудная задача, Эмили.

– Какая, милорд?

– Я хочу извиниться перед вами, – тихо произнес он.

Последовала небольшая пауза, прежде чем Эмили осторожно спросила:

– За что же?

– За свое негалантное поведение прошлой ночью, – пробормотал Саймон. – Я не слишком хорошо обошелся с вами, мой эльф. Невоспитанно и совсем не по-джентльменски.

– Вы имеете в виду то, как велели мне лечь в постель? Пустяки. Прошу вас, не надо об этом думать, милорд, – беспечно заверила Эмили. – Я прекрасно провела время.

Саймон почтительно покачал головой:

– Вы меня поражаете, Эмили.

– Ну, вы ведь не проявили ни злости, ни жестокости. У вас было просто дурное настроение, и для него имелись все основания: вам пришлось нарушить священную клятву мести. Если бы я по-настоящему встревожилась, то убежала бы в свою комнату и закрылась на ключ. Вы меня ничуть не испугали.

– Видимо, так… – Долгое время он молчал. – Но есть еще кое-что, за что мне надо извиниться.

– Вы начинаете пугать меня, Блэйд, – сказала она, и в голосе ее послышался едва сдерживаемый смех. – Каков же другой ваш смертный грех?

– Я недооценил вас, дорогая моя. Вы возникли на моем пути такая наивная и оптимистичная, готовая видеть только светлую сторону во всем и вся, чертовски убежденная, что я какой-то герой, когда мне известно, что это вовсе не так. И я не поверил, что вы способны трезво судить о положении своей семьи. Мне бы следовало учитывать, что особа, столь проницательная в денежных делах, не может быть просто дурочкой в человеческих отношениях. Вы действительно временами ненавидели своего отца?

– Да. – В голосе Эмили больше не слышалось беспечных ноток.

– Вы были правы, утверждая, что, наверное, и я ненавидел своего за то, что он оставил мне руины семьи и дома, пустив себе в лоб ту проклятую пулю. – Саймон медленно сжал кулак, а потом заставил себя разогнуть пальцы по одному. – Я и сам не сознавал, как же я его ненавидел, пока вы не сказали об этом вчера ночью.

– По-моему, вполне естественная реакция, милорд, – мягко заметила Эмили. – На нас обоих свалилась огромная ответственность, когда мы были еще совсем детьми, и нам пришлось повзрослеть… Нам пришлось заботиться о других, в то время когда, по сути, кому-то следовало опекать нас.

– Да. Я не думал об этом. – Саймон неотрывно смотрел в серый туман за окном. – В ту ночь, когда я нашел его, тоже лил дождь. Он вернулся из Лондона. Я слышал, как мама спросила его, что случилось. Отец не стал с ней разговаривать, удалился в библиотеку и велел не беспокоить ни под каким видом. Мама поднялась к себе и плакала. А немного погодя раздался выстрел…

– Боже мой, Саймон.

– Я первым добежал до библиотеки и раскрыл дверь. Отец лежал на столе вниз лицом. Пистолет выпал из его руки. Всюду была кровь. И я увидел, что он оставил записку… Мне. Прости, Господи, его душу! Он не прощался, не объяснял, почему покончил с собой и как, бога ради, мне расхлебать ту кашу, которую он заварил. Он просто оставил мне эту идиотскую записку с просьбой позаботиться о матери.

– Саймон. Дорогой мой Саймон…

Он не слышал, как она поднялась с кресла, но Эмили вдруг оказалась позади него, ее руки обвились вокруг его талии. Она обнимала его, яростно защищая, как будто могла каким-то образом навеки стереть из его памяти кровавые пятна на стене, за креслом мертвого отца.

Долгое время Саймон не шевелился и просто позволял Эмили обнимать себя. Он чувствовал ее мягкое тепло и понимал: это сродни тому, что он ощущал, когда предавался с ней любви. Сродни, но несколько иное… Сейчас он чувствовал не страсть, а какую-то особую близость. Такого у него раньше не было с другими женщинами.

Немного погодя он осознал, что чувствует себя спокойнее и, пожалуй, в большей гармонии с самим собой. То бередящее душу ощущение вины, от которого он проснулся утром, ушло.

В библиотеке стояла тишина, пока Гривз не доложил, что пришел секретарь Саймона.


В сопровождении грума Эмили совершала прогулку в парке. Она гордо восседала на красивой серой кобыле с чуткими ушами, изящными ноздрями и превосходным экстерьером. Лошадь была подарком Саймона, которым он удивил жену спустя два дня после их разговора в библиотеке. Эмили с горничной тут же решили, что ее новенький, очень модный костюм для верховой езды придется как нельзя более кстати.

– А вот и вы. – Леди Мерриуэдер подъехала к Эмили на лоснящейся гнедой лошадке. – Вы превосходно смотритесь в этой черной амазонке. – Она оценивающе оглядела красную с золотом отделку на воротничке и высоких манжетах. – Признаюсь, я несколько сомневалась, когда мы его заказывали, но теперь вижу: он прекрасно оттеняет вашу белую кожу и рыжие волосы. Весьма выразительно.

Эмили улыбнулась:

– Благодарю вас, Араминта.

– Но право же, вам следует снять очки, – добавила Араминта. – Они совершенно не идут к вашему образу.

– Араминта, не могу же я ездить верхом вслепую, не разбирая дороги…

– Должен найтись какой-то выход. Что-нибудь придумаем…

Араминта направила лошадь рядом с лошадью Эмили, и они поехали по дорожке. Слуги следовали за ними на почтительном расстоянии.

– Саймон, похоже, не возражает против моих очков, – заметила Эмили.

– У Саймона довольно своеобразное чувство юмора. Он находит вашу экстравагантность чрезвычайно забавной. И я должна признать: она не помешала вашему успеху в свете. Высшее общество просто очаровано вами в последние дни. Ваш бедный муж смиренно ожидал своей очереди на один танец на балу леди Крествуд прошлой ночью.

Эмили покраснела.

– Саймон мог бы получить столько танцев, сколько ему захотелось бы, и он прекрасно об этом знает.

– Да, думаю, вы правы, – подтвердила Араминта, бросив на нее многозначительный взгляд. – А еще он прекрасно знает, что вы с легкостью перешагнете через горы бедных преданных поклонников, стоит ему лишь пальцем поманить вас из дальнего угла танцевального зала. И в свете тоже уже знают…

– Право же, Араминта, у вас это прозвучало так, словно я собачка, которая послушно бежит на зов хозяина.

– Знаете ли, моя дорогая, ваша приверженность мужу проявляется порой слишком явно. А это не в духе времени. И откровенно говоря, не слишком умно. Вы же не хотите, чтобы у Блэйда вошло в привычку считать, будто вы нечто само собой разумеющееся?

– Блэйд ничего не считает само собой разумеющимся, – заявила Эмили. – Он ясно видит цели, которых хочет достичь, и прекрасно знает всему цену.

Араминта усмехнулась:

– Я вижу, вас бесполезно переубеждать. И все же не стоит обнаруживать перед супругом свои истинные чувства. Ну ладно… Лучше расскажите-ка о планах на ваш первый светский прием. Вы уже разослали приглашения?

– Вчера. Араминта, я пригласила всех, кто был в списке, составленном секретарем Саймона. Надеюсь, что поступила правильно. Будет ужасная толчея.

– Как раз то, что нужно. Поверьте моему опыту. Вы должны быть уверены, что дом будет трещать по швам и что гостям понадобится целых полчаса, чтобы просто войти в двери.

Эмили состроила гримаску:

– Вот и Саймон говорит то же самое, но мне это кажется несколько неудобным.

– Дело не в удобстве, а в том, чтобы укрепить в высшем свете вашу позицию в качестве хозяйки дома.

– Да, я знаю. Мне никак нельзя бросить тень на Саймона, – серьезно сказала Эмили. – Поверьте, Араминта, я прекрасно понимаю, как важен для мужа этот вечер. Мой долг жены – сделать так, чтобы наш первый прием имел большой успех. Знаю, мы будем под пристальным лорнетом светского общества: что за хозяйку взял в жены граф Блэйд… Я намерена ни в чем не уронить честь Саймона.

Араминта нахмурилась:

– По-моему, вы не совсем понимаете, Эмили. Это ваш дебют в качестве хозяйки дома. Это ваш вечер.

– Но все, что делаю я, отразится и на муже, – твердо заключила Эмили. – Поэтому прием должен пройти безупречно. Я провела целые часы, продумывая его до мелочей. Признаться, ужасно утомительное занятие.

Араминта сдалась и кивнула леди, подъезжающей к ним в элегантном ландо.

– Улыбайтесь, – шепотом скомандовала она Эмили. – Это леди Пеппингтон. Я вас представлю.

Эмили ослепительно улыбалась изысканно одетой женщине средних лет, пока Араминта представляла их друг другу. Кивнув с ледяным видом, леди Пеппингтон отвернулась. Ландо резко тронулось и покатило по дорожке.

Эмили охватила паника.

– Черт подери!

Араминта вскинула брови:

– Что случилось?

– Вы сказали, это была леди Пеппинггон, – прошептала Эмили.

– Ну и что же?

– Она значится в списке гостей, но я ей, очевидно, не слишком понравилась. А если она не захочет посетить мой прием? Саймон придет в ярость. Он выразил совершенно определенное желание: пригласить Канонбери и Пеппингтонов. Что же мне делать, Араминта?

– Да ничего! Не волнуйтесь, Канонбери и Пеппингтоны посетят ваш прием… впрочем, и все остальные, кто получит приглашение, тоже.

Эмили бросила на свою спутницу задумчивый взгляд:

– И почему вы с Саймоном так уверены?

– Граф не рассказывал вам о Канонбери и Пеппингтоне?

Эмили вспомнила мрачное лицо мужа, когда он говорил, что Канонбери и Пеппингтоны непременно явятся.

– Араминта, я что-то пропустила?

– Не мое дело вам рассказывать, – задумчиво протянула Араминта, – но, кажется, придется. В ваших интересах узнать, что вас тут ожидает… А я не уверена, что Саймон поспешит вас предупредить… Он имеет обыкновение до конца хранить свои секреты.