— Эта пара дней, что мы не виделись с вами, мадам, выдалась очень напряженной. Какие-то успехи уже есть?

— А думаете, я бы стала отчитываться, если бы были? — раздраженно спросила Лотта.

— Что вы! Я думаю, вы бы сначала обчистили меня, а уж потом сбежали к другому, не утруждая себя лишними объяснениями.

Она рассмеялась. Кто-то уже поворачивал голову, чтобы посмотреть, что же могло вызвать столь неподдельное веселье. Лотта сразу замолкла, опасаясь, что кто-нибудь может ее узнать.

— Это правда, вы слишком хорошо меня изучили, милорд, — сказала она уже более ровным голосом. — Но вы ничего мне не обещаете, — высокомерно произнесла она. — Разве что такую мелочь… — Ее рука скользнула к ремню его панталон.

Эван перехватил ее, зажав железной хваткой.

— Достаточно, мадам. Не здесь и не сейчас. Или вам доставит особое наслаждение заняться со мной любовью в доме бывшего мужа?

Снова легкая улыбка заиграла на ее губах.

— В вашей идее определенно что-то есть, но… Но, подсчитав нанесенный ущерб, стоило бы воздержаться.

— Тогда у вас просто нет выбора, придется танцевать со мной.

Мелодия вальса призывно лилась из бальной залы. Эван видел, насколько эта мысль захватила Лотту. Ей никогда не приходило в голову, что такое возможно — танцевать с ним на пышном лондонском балу. Но он и сам не ожидал такого поворота.

— Танцевать? — недоверчиво спросила она. — Здесь — на глазах у всех?

Он быстро увлек ее к дверям бальной залы.

— Конечно. Вы переживаете из-за того, что кто-нибудь может вас узнать?

Так и есть. Она никак не могла решиться, хотя боялась признаться в этом.

— Вовсе нет. Я здесь уже целый час, и никто меня не узнал, — сказала Лотта, нерешительно замявшись. — Кроме вашего брата, Нортеска. Он окинул меня очень внимательным взглядом, когда мы столкнулись в библиотеке.

Они начали танец. В этом был риск, наглая отвага, и Эван мог бы поклясться, что она ни за что теперь не откажется просто потому, что не захочет выказать страх. Ей надо ответить на его вызов. Ее алое домино, разлетаясь в танце, открыло серебристое платье. Шелк льнул к его бедру, струящийся, гладкий и чувственный, как сама Лотта. Другие пары проносились мимо, подхваченные вихрем музыки, кружились вокруг, Лотта оживленно улыбалась, невесомая в его руках.

— Вы хорошо танцуете, — пробормотала она. — А я ожидала от кавалериста такого же грохота, как от его коня.

— Вы недооцениваете кавалерию, — заметил Эван. — Лошадь тренирует мускулы, это делает нас лучшими танцорами.

— У меня уже был случай оценить вашу хорошо развитую мускулатуру, — сухо ответила Лотта. — И все же как вам удалось найти меня, милорд?

— Вы сами сказали Марджери, что едете в Лондон, — пожал плечами Эван.

— Это слишком растяжимое понятие.

— Все оказалось не так уж сложно.

Ничего подобного. В Лондоне у него была целая сеть помощников, собирающих информацию о военных действиях, пленных, маршрутах побега. Кроме того, она помогала собирать информацию несколько иного рода. Так удалось разыскать своевольную любовницу, которая тайно приехала в Лондон, спутав многие планы.

— Отчего вы так забеспокоились, что даже последовали за мной? — тихо спросила она. — Может быть, соскучились?

Эван подумал, что она недалека от истины.

— Хотелось выяснить, собираетесь вы или нет возвращаться назад, — ответил он.

Эван отдавал себе отчет, что это лишь полуправда. На самом деле Лотта заслуживала много большего. Он должен был приехать и найти ее, заявить свои права, свое нежелание оставаться без нее.

— В самом деле, какая разница, вернусь я или нет?

Еще один непростой вопрос. Эван уже стал забывать о ее страсти выводить его на чистую воду. Он заколебался. О чем она говорила?

«Вы ничего мне не обещаете…»

Ему приходилось думать об этом. Что он мог предложить, кроме денег? Он не доверял ей, отвергал все ее попытки к сближению. Он даже отвернулся от нее после любовной близости, поразившей его своей глубиной и нежной страстностью.

Он пользовался ею даже сегодня, несмотря на то что успел побывать в одной закопченной таверне в трущобах Редклиф-Хайвей для обмена информацией, письмами, планами и новостями. Все ближе день, когда заговор будет осуществлен. И это будет день, когда он оставит ее. Ей достанется пачка чеков, которые оплатят все, что причитается по договору.

За исключением…

За исключением того, что он мог потерять вместе с ней. Он понял это уже тогда, когда, вернувшись, узнал, что она уехала. Они созданы друг для друга. Они понимали друг друга. Впервые он понял, что должен забрать ее с собой. Но Эван не был уверен, готова ли Лотта последовать за ним.

— Да, — сказал он, — для меня имеет значение, вернетесь вы или нет.

Ее глаза в прорезях маски влажно мерцали, выдавая истинные чувства. Она лгала, заявляя о своем безразличии. Эван понимал, что его собственные эмоции гораздо глубже, чем простое вожделение. Он подумал о том времени, когда, занимаясь с Лоттой любовью, забывался в ощущении узнавания. Она создана для него. Это опасное влечение для мужчины, который никогда не любил и не имел желания ни с кем себя связывать. Он пытался перебороть свои порывы неделя за неделей. Однако пришло осознание того, что он пойман и не сможет вырваться.

Лотта молчала. А Эвану хотелось услышать ее ответ на его признание. Какое-то странное наваждение, навеянное звуками музыки, теплыми отсветами свечей и ощущением, что Лотта в его руках, невесомая, пахнущая цветами и летней листвой. Он чувствовал себя неопытным юношей, не знавшим женщин. Как все это странно. Невозможно…

Где-то за дверями бальной залы возник странный шум. В открытые двери потоком хлынули солдаты в красных мундирах. Заблестел металл штыков. Свет канделябров выхватил дула пистолетов. Кто-то вскрикнул. Музыка стала тише, сбилась, и, наконец, звуки умерли. Наступила удивительная тишина, таящая в себе угрозу и напряжение.

— Мы имеем приказ арестовать нарушившего условия содержания пленного офицера Эвана Райдера, — сообщил выступивший вперед капитан. — Поступила информация, что он находится среди гостей этого бала.

Публика ахнула со смешанным выражением ужаса и изумления, волной прокатившихся по залу. Толстяк в синем домино, оказавшийся хозяином — Грегори Каминзом, сорвал с себя маску и атаковал строй.

— Что за ерунда! Это просто смешно, — воскликнул он, подбегая к солдатам, и высокомерно рассмеялся. — Райдер здесь? Как вы смеете врываться со своими солдатами в мой дом на таком смехотворном основании, сэр!

Рука Лотты сжалась плотнее, и Эван почувствовал, что она его тянет за собой.

— Сюда, — успела шепнуть Лотта ему на ухо.

Не тратя лишних слов, она потащила его сквозь колеблющуюся толпу, постоянно бормоча извинения и снова в спешке наступая кому-то на ноги. Но разве возможно остаться незамеченной в ярко-алом наряде! Головы тут же поворачивались вслед, пальцы указывали на них. Капитан тут же прервал оправдания. Прозвучал приказ. Тогда Лотта бросилась бегом в буфетную, таща его за руку за собой. На ходу она сорвала со стола скатерть, разбросав серебряные приборы с закусками по полу, преграждая путь солдатам. Один из них навел пистолет, но тут Эван заметил какого-то человека в домино за спиной солдата, который неожиданно запнулся и схватился за руку солдата, пытаясь удержаться на ногах. Прозвучал выстрел, разбивший вдребезги бюст самого хозяина дома — Грегори Каминза.

— Ужасно жаль, старина, — произнес человек в домино.

Эван узнал голос Нортеска. Он поднял руку в знак благодарности, и Нортеск в ответ кивнул.

Лотта впихнула его в дверь, которая вела в библиотеку, где воздух был пропитан невыразимо приятным запахом дорогого табака. В углу библиотеки находился ход к винтовой лестнице. Лотта сорвала со стены антикварный клинок и бросила его Эвану, из чего он понял, что она предполагает держать оборону на узких ступеньках. Интересно, выдержит ли клинок. Тем лучше — есть случай проверить! Солдаты набились в библиотеку, карабкаясь по лестнице. Лотта продолжала тянуть его вверх по ступенькам. Дьявольски трудно сражаться на узкой лестнице, где невозможно развернуться одному человеку. Но это давало определенные плюсы в бою, так как противник не мог использовать численное преимущество. Эван не стремился никого убивать — это привело бы к очень большим осложнениям, потому оборонялся очень аккуратно. Одного он ранил в руку, раскроив рукав, следующий получил удар в плечо. Все нападавшие отступили при виде первой крови. Эван подумал, что, сражайся они на поле битвы, не заслужили бы доброго слова. А вот клинок оказался хорош — великолепно пригнан по руке.

Вместе с Лоттой Эван отступал вверх по лестнице к спальне, и, наконец, она захлопнула дверь перед носом преследователей и повернула в замке ключ. Эван протянул руку, чтобы предостеречь и остановить ее. Но Лотта уже вошла во вкус, и ее вряд ли можно было остановить. Она сорвала с лица маску, и ее глаза горели возбуждением и страстью. Золотисто-каштановые волосы, украшенные россыпью рубинов, в беспорядке выбивались из-под капюшона домино.

— К лестнице для прислуги, — выпалила она. — Вперед!

Пожав плечами, Эван последовал за ней через лабиринт коридоров и дверей, от спальни к спальне, вниз по лестнице для прислуги, пролет за пролетом, пока они не оказались на кухне. Слуги разбегались при виде обнаженного клинка, посудомойка, взвизгнув, прикрыла голову фартуком, поваренок шмыгнул в укромное местечко. Пыхтя и отдуваясь, в дверях показался Грегори Каминз под охраной капитана. Эван мог бы поклясться, что едва ли ему приходилось бывать в собственной кухне. Капитан поднял винтовку и прицелился, но промахнулся. Пуля ударила в большой железный котел и рикошетом вылетела в окно. Слева подскочил человек с кухонным ножом. Одним быстрым движением Эван выбил нож из его руки. Краем глаза он успел заметить, как Лотта воспользовалась замешательством и, схватив большое блюдо для пирога, разбила его о голову бывшего мужа. Грегори Каминз мешком повалился на пол.