— И что пошло не так?

— Ну, на самом деле это все херня, — он резко поскучнел. — Обращать внимание надо на другие вещи. Себестоимость кофе, стаканчиков и молока, проходимость точки, надежность барист и быстрота их работы. И кофемашина должна быть такой, чтобы быстро делала кофе среднего качества, а не самый лучший в городе. Никто не будет ходить за твоим лучшим в городе кофе, если он стоит дороже, чем в «Макдональдсе» по соседству. И стойки надо покупать на распродаже, а не заказывать индивидуальный дизайн. Разорился я. Просто не дотянул до момента, когда вся эта мишура могла бы сыграть на меня и запустить сарафанное радио. Мог бы машину продать, но без нее совсем тяжко несколько точек объезжать, да и не факт, что этого хватило бы.

— У тебя же богатые родители? — удивилась я. — Неужели не могли поддержать? Ну сколько там нужно было, пара миллионов, не больше?

— Ну… да.

Макс взял паузу и держал ее все время, пока выворачивал на проспект. И только там уже повернулся ко мне, снова лихо улыбаясь:

— Но мне намного прикольнее самому выруливать! Понимаешь, вроде как добился, а не получил в подарок. Совсем другие ощущения!

— У богатых свои причуды, — повторила я его же слова.

Мы свернули пару раз на неочевидные улочки и наконец притерлись к бордюру у маленького торгового центра, увешанного вывесками как новогодняя елка.

— Сиди тут, — скомандовал Макс. — Там что-то у арендодателя в жопе загорелось. Я разберусь, и сразу обратно. Не изнасилуй тут никого, пожалуйста, иначе мне придется его тоже изнасиловать из ревности. А ты останешься без сладкого.

Я осталась в машине, щелкнула кнопкой радио, и оно, как нарочно, запело мне про «Summertime Sadness». Ну вот опять. Как в Новый Год любят поставить Аббу с их печалью по разлитому шампанскому, так и летом надо обязательно всех расстроить тем, что расставание неизбежно. Выключила радио, сложила руки на груди и задумалась.

Интересно, а как история Макса про кофейни стыкуется с карибскими яхтами?

Причем я не могу сказать, что он где-то врет, — и загар у него вполне нездешний, хотя за июнь он успел подхватить и московский. Понятия не имею, как, мы же из постели не вылазим. И кофе… запах кофе в машине и разлитый имбирный сироп тоже вполне реальны. Что-то пропущено в его историях. Нюхом чую, а объяснить не могу.

Я же кондитер, а не аналитик… уже лет пять-шесть как.

Зато теперь я поняла, что не так в том десерте, что мы готовили. Молочный улун в муссе слишком нежный. Надо что-то поярче. Что-то про Макса и его безумные идеи. Например, кофейный мусс.

И тогда вместо эстрагона — прослойка мармелада из маракуйи, кисло-сладкая, взрывная и с претензией.

Вот теперь все в порядке.

«Прости, задерживаюсь. Собрание арендаторов. Пугают, что будут всех выгонять», — пришла смс на мой телефон.

Я откинулась на сиденье и задрала ноги на торпеду. Ну вот, выходит, придется все-таки поскучать.

Хотела уже было ответить, что иду искать ему замену, но от Макса прилетела следующая смс: «Пришли мне фотку своих ног».

Выглянула из окна и подозрительно осмотрела торговый центр. Он меня видит, что ли? Зачем ему на собрании мои ноги, пусть лучше делом занимается.

Пожала плечами и сделала фотку.

Отослала и получила в ответ кучу сердечек.

Ути-пути, какие мы романтичные на встрече с арендодателем!

«А теперь сожми свой сосок пальцами через ткань и сфоткай».

«Макс, у твоей машины нет тонировки, а стоит она рядом с переходом».

«Делай».

Должно быть, это очень, очень скучная встреча.

Впрочем, мне тоже нечем заняться, поэтому я минут пять изворачивалась так, чтобы свет закатного солнца лег на мою грудь так, что сосок отбрасывал длинную тень на тонкую ткань майки, и потом снимала с эффектом золотистого боке.

Фотография вышла очень художественной.

Дедушка лет семидесяти, аж застывший на переходе перед машиной, тоже оценил.

А вот Макс нет: «Теперь без футболки».

«Нет уж, сначала ты пришли мне аудио. Со звоном ремня и вжиканьем молнии».

«Я на переговорах».

«Отойди в туалет».

«Зачем тебе?»

«Буду трогать себя и думать о том, как ты меня трахнешь».

«Похотливая сучка».

Но через пять минут прилетело аудиосообщение. Прослушав его, я поняла, что никогда, никогда, никогда не удалю этот файл из телефона. У меня встали дыбом все волоски на коже, и захотелось покрепче сжать бедра, между которыми будто лопнул горячий шарик с водой.

Я задрала короткую футболку, зажала ее край в зубах и сделала снимок, захватив не только обнаженную грудь, но и прикушенный подол.

Хорошо, что дедушка уже ушел, а то не хотелось отвечать за его инфаркт.

«…и вот теперь мне абсолютно все равно, в полтора раза они поднимут аренду или в два…»

«Погоди, еще не все».

Я откинулась на кресле, раздвинула ноги, расстегнула шорты и запустила в них руку. И вот такую фоточку отправила Максу. Пусть хоть взорвется там на своих переговорах!

Мои пальцы, дотронувшиеся до раскрытой вульвы через тонкую ткань белья, пробудили во мне нимфоманку, так и недополучившую сегодня своего огня.

Лучше бы Максу вернуться поскорее.

Макс выкатился из здания злой и взъерошенный только минут через пятнадцать.

Бамц! — захлопнул дверцу машины с такой силой, что у любого автовладельца был бы инфаркт.

Шварк! — на заднее сиденье полетела папка с документами, щедро рассыпав распечатки по салону.

Он оглянулся по сторонам, проверяя, чем еще можно грохнуть, но больше ничего не было, кроме меня, а смотреть на меня Макс избегал. Он только сжимал челюсти так яростно, что я слышала скрип зубов, и невидяще пялился прямо перед собой.

Потом наконец перевел взгляд на меня, и я даже вздрогнула, настолько тяжелым он был.

Макс склонился в мою сторону, положил ладонь на мой затылок, жестко зафиксировав голову, чтобы я никуда не дернулась, и ворвался языком в мой рот. Сильно, яростно и властно, без игривости и жаркой жажды, обычно ему свойственных.

Я встретила его напор, ответно сплетаясь своим языком с его и вовлекая его в наш обычный поцелуй-игру с прикусываниями и исследованиями. И с каждой секундой этого противостояния, когда захватчика заманивают в крепость притворной покорностью, чтобы неожиданно напасть и тут же сдаться, Макс расслаблялся все больше и больше. Даже ладонь на затылке перестала изображать фиксирующие тиски, и пальцы нежно зарылись в мои волосы.

— Моя чудесная карамельная фея, — выдохнул Макс мне в шею. — Если бы не мысли о том, что я заставлю тебя делать, когда мы отсюда наконец уберемся, я бы там поубивал всех нахер. В два с половиной раза! Прикинь!

Он вернулся на свое место, щелкнул ремнем безопасности и завел машину:

— Едем ко мне. До тебя слишком далеко.

В квартире он схватил меня в охапку, донес до своего гигантского траходрома и сгрузил туда, сам отодвинувшись на край.

Здесь все было так же, как в нашу первую ночь: плотные шторы, ночник-Луна и коробки вместо мебели. Даже черное постельное белье, едва уловимо пахнущее лавандовой отдушкой. Ну, по крайней мере, он его стирал: о кокосовом масле ничего не напоминало.

— А теперь задери свою футболочку, как на том фото, и сожми пальцами сосок, — скомандовал Макс, усаживаясь по-турецки.

Я подняла брови, но повторила фокус, включая удерживание края зубами. Под его взглядом сосок и так затвердел, а от прикосновений пальцев сладко заныл, требуя более наглых рук Макса.

— Расстегни шорты, — снова скомандовал Макс.

Я подчинилась и без дополнительных просьб запустила в них руку. Тонкая ткань уже намокла от моей смазки. Тело отозвалось на прикосновение нетерпением.

— Нет, стой, мне не видно. Сними шорты совсем. Белье оставь.

Не знаю, что ему там не видно, эти шорты ненамного длиннее трусов. Но подчинилась, потому что в голосе Макса появились такие твердые властные нотки, от которых в теле что-то напряженно натягивалось и предвкушение сладко пульсировало между ног.

— Разведи колени.

Я расставила ноги пошире и провела пальцем сверху вниз, скользя по влажным складкам. Тяжелая сладость копилась внизу живота, а взгляд Макса запускал трескучие искры, шныряющие под кожей.

— А теперь ласкай себя так, как ты это делаешь одна.

— Что? — удивилась я.

— Ты ведь играешь сама с собой одна? Не можешь не играть, ты невероятно чувственная, отзываешься на все мои прикосновения. Либо у тебя был какой-нибудь очень опытный любовник, либо ты сама в себе разбудила такую развратность. Ставлю на второе.

— Потому что хочешь верить в мою непорочность? — насмешливо спросила я.

— Потому что опытных любовников слишком мало.

Я не стала говорить ему, какой из вариантов правильный. Только приподняла бедра, еще раз проводя рукой от клитора до входа, чтобы набрать влаги, раздвинула свои губы, положила средний палец на клитор и прикрыла глаза, массируя его короткими движениями.

— Открой глаза! — Я вздрагиваю от жесткого тона Макса. — Смотри на меня.

Натянутая нить взгляда между нами вибрирует от бешеного количества энергии, несущейся по ней в обе стороны. Я глажу себя, тереблю клитор, вставляю внутрь два пальца, двигаю ими взад и вперед и снова возвращаюсь к клитору, но Макс не смотрит на то, что я делаю. Он смотрит мне в лицо, наблюдает за тем, как я закусываю губу, когда внизу наконец пробуждается спящее удовольствие и выстреливает первым электрическим протуберанцем под моими пальцами. Он ласкает взглядом мой приоткрытый рот, когда я прерываю движения и ныряю в глубину, чтобы набрать еще смазки. Он не отпускает мой взгляд, когда я начинаю елозить задницей по простыням, чувствуя, что неумолимая волна вот-вот придет.