— Эла, — тихонько спросил он. — Что с тобой случилось? Что не так?

Она покачала головой, и ее слегка остекленевшие глаза наполнились слезами. Она смотрела на него взглядом, который показался ему почти осязаемым, — как будто его взяли рукой за сердце.

— Это происходит.

— Что происходит, дорогая?

И тут он почувствовал какую-то влагу под своей ладонью, лежащей на кровати. Он приподнял ладонь и поднес ее поближе к своему лицу, растопырив пальцы. Все они были вымазаны в блестящей крови.

Эла, приподняв голову, посмотрела на его ладонь, и у нее изо рта вырвался сдавленный, какой-то животный стон.

— Снова, — еле слышно сказала она, а затем закрыла глаза и положила голову обратно на подушку.

Леди Толбот тихонько охнула и повернулась к двери, где стояла экономка:

— Отправьте кого-нибудь за акушеркой. Быстро.

Колин смотрел на свою окровавленную ладонь, и от вида этих пятен крови его охватило оцепенение.

Об этом он совсем не думал. Все его мысли были только об Эле… О ее личном благополучии.

А ему, наверное, следовало бы не забывать и об этом. Ведь это, в конце концов, было причиной того, что они решили пожениться. По крайней мере, он сказал Эле, что в этом заключается причина.

Но после недавнего инцидента с Элой он думал исключительно о ней. Он совсем не думал об их ребенке. И ему даже в голову не приходило, что охвативший его страх может быть сопоставимым с чем-то еще.

А ведь может. И сейчас его охватил не менее сильный страх. Страх за их ребенка.

Она сейчас теряла их ребенка.


К тому моменту когда пришла акушерка, самые сильные боли уже прошли.

Эла больше не кричала. Ее дыхание выровнялось и стало спокойным. Как бы усталым, но при этом ровным и спокойным.

Только по этой причине Колин согласился ненадолго оставить ее и выйти в коридор.

Он вышел из комнаты лишь для того, чтобы Мэри-Ребекка и экономка могли постелить свежее постельное белье и помочь Грасиэле переодеться. Он ходил быстрым шагом туда-сюда возле двери, прислушиваясь к звукам, которые из-за этой двери доносились, и то и дело проводя ладонью по волосам и сильно дергая себя за кудри.

— Колин!

Он поднял взгляд, услышав голос Клары.

— Здравствуй, Клара, — сказал он.

— Ей лучше?

— Она проснулась, — ответил он.

Клара, тяжело вздохнув, продолжала смотреть на него пристальным взглядом.

— А кто эта женщина? Та, которая зашла к маме?

Он захлопал ресницами, глядя на Клару. Для него было явно неуместно объяснять Кларе, что к ее матери пришла акушерка.

— Она здесь, чтобы помочь ей.

— Но вы же сказали, что мама проснулась. Разве с ней уже не все в порядке?

Он, глядя на эту девочку, так сильно похожую на Элу, почувствовал желание защищать и оберегать ее. Он обнял ее рукой за плечи и слегка сдавил их:

— Ну конечно, с ней все в порядке.

Дверь в спальню приоткрылась, и из-за нее выглянула леди Толбот:

— Теперь можете зайти.

Ее взгляд переместился на Клару.

— Только вы, лорд Стрикленд, — уточнила она, как будто ему и так не было понятно, что этой девочке сейчас не следует входить в спальню.

Он кивнул и сделал шаг прочь от Клары.

Она схватила его за запястье:

— Я хочу увидеть ее. Мне необходимо увидеть ее.

Клара посмотрела на него с весьма решительным видом, вызывающе приподняв подбородок. В этот момент она показалась ему гораздо старше своих четырнадцати лет.

Леди Толбот вышла в коридор и, закрыв за собой дверь, обняла Клару за плечи.

— Не сейчас, моя дорогая, — мягко произнесла она. — Пусть сначала с ней повидается Колин, а затем и ты сможешь зайти, но ненадолго. Твоя мама очень устала и нуждается в отдыхе.

Леди Толбот перевела взгляд на Колина и жестом показала ему, чтобы он зашел в спальню.

Повторять ему два раза было не нужно: он тут же зашел в комнату.

Уже наступил вечер, а потому в спальне было темнее, чем тогда, когда он находился здесь в последний раз. Комнату освещал тусклый свет лампы. Эла лежала неподвижно под покрывалами. Ее темные волосы были распущены и разметались по подушке вокруг головы.

Акушерка закрывала свою сумку. Миссис Уэйкфилд стояла рядом с ней. Мрачная психологическая атмосфера, царившая в комнате, заставила Колина остановиться.

Акушерка подняла на него взгляд. Миссис Уэйкфилд же, наоборот, отвернулась, что было необычно для этой женщины, которая, как правило, смотрела людям прямо в глаза.

Он сделал нерешительный шаг вперед и, глядя на лежащую на кровати Элу, тихонько произнес ее имя:

— Эла!..

Она даже не пошевелилась. Она лежала на боку спиной к нему — так, как будто отвернулась от него. И не только от него: она, казалось, отвернулась от всего мира.

Акушерка прокашлялась. Он посмотрел на нее, пытаясь понять что-то по выражению ее лица.

— Как она? — спросил он, и ему показалось, что эти его слова вырвались откуда-то из глубины души. Он все еще видел перед собой кровь на своей руке и ее остекленевшие от боли глаза, слышал ее мучительный стон…

— Она поправится, — коротко ответила акушерка.

Ему стало немного легче дышать. Переведя взгляд на Грасиэлу, Колин подошел поближе к кровати, чтобы посмотреть на ее лицо и прикоснуться к ней. Остановившись рядом с кроватью, он обратил внимание на то, какая она скованная. Казалось, она совсем не хотела, чтобы к ней кто-то прикасался.

Оглянувшись на акушерку, он всмотрелся в угрюмое выражение ее лица. У него в животе что-то болезненно сжалось.

Эла, значит, поправится. А вот про ребенка акушерка даже не упомянула.

— И… — сказал он, глядя на акушерку.

Ему, пожалуй, уже и самому все было понятно, но он хотел услышать это из уст акушерки. Он хотел знать наверняка.

Акушерка с сокрушенным видом покачала головой:

— Мне очень жаль. Было очень много крови. Я никогда не сталкивалась с тем, чтобы ребенок выживал в подобной ситуации. Я абсолютно точно сказать, конечно же, не могу, но… но я сомневаюсь, что это возможно.

Из уст Элы вдруг вырвался приглушенный крик. Колин присел рядом с ней на корточки и прикоснулся к ее спине.

— Пожалуйста, не надо… — хрипло сказала она.

— Простите, Эла… Простите.

Он положил свою руку на кровать и стал тихонько придвигать ее к Эле, надеясь, что она ее не оттолкнет.

Она, как будто почувствовав, что он сейчас к ней снова прикоснется, отодвинулась.

— Вы в этом не виноваты, — сказала она тихим, усталым голосом. — Нам с вами не суждено быть вместе, Колин. Думаю, и всего этого не должно было произойти.

Он посмотрел на нее, лежащую к нему спиной, тяжелым взглядом.

А она продолжала:

— Нам уже не нужно больше притворяться и использовать невинного ребенка в качестве звена, которое нас свяжет.

Эти ее слова показались ему камнями, брошенными в него и ударившими его так, что на коже словно бы образовались кровоточащие раны.

— Я уже была в браке без любви. Я фальшиво улыбалась и произносила какие-то лживые слова о любви. Больше я этого делать уже не могу.

— И что, мы такое делали? — спросил он.

— Узнав о моей беременности, вы пришли ко мне и сказали, что мы должны пожениться. Ради ребенка. Ради вашей чести. Ну что же, теперь вам этого делать не нужно. — Она вздохнула. — Уходите.

Грасиэла произносила эти слова шепотом, но они показались ему оглушительными. Ее голос звучал очень даже серьезно. Она и в самом деле хотела, чтобы он ушел.

— Я буду за дверью на тот случай, если вдруг понадоблюсь вам.

Он встал, повернулся и направился к двери, заметив при этом, что акушерки в спальне уже нет.

Его догнал и заставил остановиться голос Грасиэлы:

— Не надо.

Он обернулся:

— Не надо что?

— Вам не нужно ждать за дверью. — Он услышал, как она сделала глубокий вдох. — Я не хочу, чтобы вы здесь находились. Вы разве не слышали, что сказала акушерка? Все закончилось. И ничего этого не должно было бы происходить. Уходите и не возвращайтесь, Колин.

Он сделал шаг по направлению к ней:

— Эла, не говорите сейчас ничего такого, в чем у вас нет абсолютной уверенности.

Она перевернулась на кровати так, чтобы быть лицом к нему. Увидев, как она выглядит, он почувствовал, что его сердце болезненно сжалось. Она была очень-очень бледной, темные круги под глазами были похожи на синяки.

— Вы слышали, что сказала акушерка. Ребенка больше нет. При таком большом кровотечении никакой ребенок выжить не может. Все, его больше нет. Это произошло опять.

Произнося последнее слово, она всхлипнула.

Колин подошел к Эле и сел на краешек кровати. Он понимал, что сейчас, когда сердце женщины разрывалось на части, ему следует попытаться утешить ее. Однако он даже не знал, что сказать ей. Он осознавал, что не может ничего исправить, но ему было необходимо как-то поддержать ее. Она приподняла руку — так, как будто хотела отогнать его от себя.

— Вы что, не понимаете? — выпалила она. — Вы свободны.

— Эла, мы должны пожениться. Я получил специальное разрешение. У нас есть определенные планы…

Она приподняла голову над подушкой и посмотрела на него. Ее глаза блестели от навернувшихся слез.

— Единственная причина, по которой вы хотели жениться на мне, заключалась в моей беременности. Мы никогда даже и не делали вида, что есть какая-то другая причина. Мы не можем исправить ошибки, сделанные нами в прошлом, но мы можем не допустить их в будущем.

Его начало охватывать разочарование. Она была права. Он никогда даже не заикался о какой-либо другой причине для их бракосочетания. Он никогда не говорил ей ни о любви, ни о нежности, ни хотя бы о физическом влечении к ней. Он вел себя как трус и использовал факт ее беременности в качестве повода, который показался ему наиболее подходящим для того, чтобы навсегда привязать Элу к себе.