Лёка Лактысева - Сломанная кукла

– А если существуют?

– Тут есть два пути: или отдать ребенка им...

Я тут же отверг этот вариант:

– Даже не обсуждается!

– ...или договариваться с этими самыми родственниками, – закончил мысль адвокат.

– Будем договариваться, – кивнул я. – Видимо, вопрос, как всегда, в деньгах?

– В их количестве, Зиновий Фадеевич, – засмеялся Гольдштейн. – Исключительно в их количестве!

– Надеюсь, вы сумеете все уладить так, чтобы сумма не оказалась заоблачной.

– Сумею, – пообещал Юрий Ильич. – Завтра же мой помощник отправится в Агранск и начнет собирать все необходимые свидетельства и документы.  Кстати, вы не хотите заодно уточнить, что стало с водителем, который сбил Алевтину? С него можно взыскать по суду очень приличную сумму! Она бы покрыла ваши расходы на спасение несчастной женщины…

– Если вы готовы и этим заняться, то я согласен.

– Вот и чудесно! Значит, решено? Тогда в течение недели я сообщу вам о результатах наших предварительных действий. Если возникнут какие-то неожиданные вопросы – звоните, не стесняйтесь!

– Обязательно! – я принял из пухлых пальцев адвоката красивую визитку с золотым обрезом, спрятал ее в портмоне, вызвал секретаршу. – Анастасия, проводи Юрия Ильича. 

– Хорошо, Зиновий Фадеевич. 

В офисе я провел еще что-то около часа, успел решить самые неотложные вопросы, потом побывал в «Бристоле», где встретился с нужным человеком, а заодно и поужинал. День мой закончился в доме дяди Родиона. Старик ждал меня до полуночи, даже спать не ложился.

– Ну, докладывай, – потребовал он, как только я появился. 

– Докладываю: мать и ребенок в клинике, за обоими тщательно присматривают. С Гольдштейном встретились, договорились, как будем действовать. Адвокат уверен, что оформить опеку можно будет без особых сложностей. 

– Отличные новости! – по привычке воскликнул дядя, и тут же уточнил: – Ну, насколько вообще возможно в такой ситуации. 

– Да, пока все складывается неплохо, – согласился я, усаживаясь в кресло и принимая из рук старика бокал с виски и льдом. – Замотался… сейчас прямо тут отключусь.

– Так и оставайся, ночуй! Сам знаешь: твоя комната тебя всегда ждет! – тут же обрадовался дядя. – Кстати, внука сфотографировать небось не додумался?

– Нет…

– Ну, я и не рассчитывал особо… не представляешь себе, как мне не терпится взглянуть на младшего представителя фамилии Плетневых! Я уж думал, так и помру, не дождавшись…

– Отец!..

– Ну, что, что – отец?! Сколько можно хоронить себя заживо? Давно пора забыть Евгению и обзавестись семьей! Солидный же бизнесмен, должен понимать, что в наших кругах волки-одиночки доверием не пользуются. Вот поправится эта Алевтина – женись на ней! Чем плохо-то?

– Это невозможно. – Я громко стукнул стаканом с остатками виски по подлокотнику. 

– Не понял?..

– Она была девочкой по вызову. Я провел с ней всего несколько часов – в сауне. Думаешь, никто не докопается и не узнает о ее прошлом? Представляю заголовки в желтой прессе: владелец сотовой компании «НекстМобил» женился на проститутке!

Дядя сделал большой глоток вискаря. Задумчиво покачал головой. 

– Девочка по вызову, говоришь? И вдруг – родила? С чего бы? 

– Да кто их знает, этих баб с их странной логикой! – мне давно стало ясно: женщин понять невозможно. Нечего и пытаться. – Родила и родила. В детский дом не сдала, и на том спасибо.

– Все-все, успокойся, сын. Ты и правда устал, а я тут тебя разговорами донимаю. Ступай уже спать. 

– Да. Пойду. – Я допил виски, пожелал старику доброй ночи и отправился в свою комнату: принимать душ и отдыхать. 

Дядя проводил меня задумчивым взглядом. Таким его лицо становилось, когда старик затевал что-то новое. Похоже, ему и сейчас пришла в голову какая-то идея. Надеюсь, он со мной поделится своими планами. Но это все потом. 

«Завтра позову отца с собой в больницу, пусть познакомится с Никитой. Может, и мальчишка к нему потянется…» – такой была последняя моя связная мысль в этот вечер.

Везти с собой в больницу дядю Родиона оказалось не лучшей идеей. В палату к сыну я вошел один: старик остался в коридоре, не хотел пугать мелкого.

Никита бросился ко мне со всех ног. У меня аж на сердце потеплело при виде его радостных глаз и робкой улыбки. 

– Привет, сынок, как ты? –  я протянул ему руку, чтобы пожать серьезно, по-мужски.

Сын схватил меня за ладонь, потянул к двери:

– Идем к маме!

Вот так-то, Зиновий. Ты думал, сын по тебе соскучился? Нет! Ты для него – тот, кто может отвести к маме, и все.

Да, мы с ним общаемся всего неделю, а о том, что я – его отец, мальчишка узнал вообще только вчера, и все же стало досадно. Хотелось, чтобы сын по мне скучал, чтобы без меня ему было грустно и одиноко. 

Рано. Сам понимаю, что тороплю события. Никита не виноват, что я появился в его жизни только спустя четыре года после его рождения.

– Хорошо, Никита. К маме обязательно сходим. Но сначала я хотел познакомить тебя с одним очень хорошим человеком. 

Молчание. Насупленные брови. Недоверчивый взгляд исподлобья.

– К маме.  – Коротко и требовательно.

– Тогда дедушка пойдет вместе с нами. 

Сын это условие просто не заметил. Снова потянул меня к дверям.

Я вышел вместе с ним, кивнул дяде Родиону:

– Идем с нами. Подождешь у дверей реанимации, пока мы с Никитой посмотрим на его маму.

Дядя спокойно кивнул, словно так и надо, к Никите с разговорами приставать не стал, просто пристроился по другую руку от меня и молча пошел рядом. 

В реанимации дежурил незнакомый врач, но ему, видимо, рассказали о нашем вчерашнем визите, и он не стал возражать, когда я попросил провести нас с Никитой в палату Сербовой Алевтины. 

Увести сына от стекла, за которым лежала его мать, оказалось не проще, чем вчера. Ребенок упирался, тихо поскуливал и мотал головой в ответ на все уговоры. Только когда я пригрозил, что больше не покажу ему маму – мальчишка сдался, но обиделся, насупился и снова замолчал. 

Деда Родиона он вообще проигнорировал. Впрочем, старик и сам не настаивал, чтобы Никита согласился с ним пообщаться. 

– Ничего-ничего, пусть пока хотя бы привыкает, что я рядом, – сказал дядя, когда мы вернули мальчишку под присмотр педагога-психолога. – А там, глядишь, и оттает. Не все сразу. 

Так оно с того дня и повелось: я уходил с работы пораньше, ехал сначала за дядей, потом вместе с ним – к Никите. Дня через четыре сын немного привык к такому распорядку и согласился после похода в реанимацию погулять с нами по холлу больницы, где имелось несколько лавок со сладостями, игрушками и книгами. 

– Давай тебе что-нибудь купим? – впервые обратился к Никите дядя: мы как раз остановились возле магазинчика с игрушками. 

Мальчишка кивнул, начал рассматривать полки, заставленные всякой всячиной. Потом ткнул пальцем в коробку с роботом-трансформером.   

– Попроси тетю продавца, чтобы она показала нам игрушку, которую ты выбрал, – дядя Родион не торопился угодить ребенку, вместо этого сделал так, чтобы мелкий послушался его и заговорил с незнакомой женщиной. 

Никита несколько секунд мялся, сопел, но желание получить подарок оказалось сильнее. 

– Тетя, дайте нам робота, – произнес он, слегка картавя, но довольно громко и уверенно. 

Продавщица с готовностью подала ему коробку.

– Скажешь тете спасибо? – напомнил Никите дядя Родион.

– Спасибо.

Больше Никита ни слова не произнес, но, когда мы уже собирались уходить, помахал на прощание не только мне, но и деду. Тот был доволен.

– Ну, вот. Главное – терпение. Маленьких мальчиков приручать проще, чем сложных подростков. – Старик со значением посмотрел на меня. 

– Да ладно. Кто старое помянет… – отшутился я, тепло обнимая дядю за плечи.

К концу недели после приезда в Москву мне позвонил Гольдштейн, чтобы поделиться новостями.  

– Встретимся? Не хотелось бы по телефону, – предложил он. 

– Хорошо, в восемь в «Бристоле» устроит?

– Ну, если вы угощаете…

– Угощаю.

– Тогда до встречи! Только я не один буду, с помощником. 

– Хорошо. Угощаю и помощника тоже. – Я ухмыльнулся, нажимая на отбой.

Вот же… Гольдштейн! Даже тут смотрит, как отщипнуть от клиента кусочек повкуснее! Но дела ведет так, что комар носа не подточит! 

Помощник адвоката, рыжий веснушчатый детина под два метра ростом и тощий, как доска, ел мало, говорил много. Ему, похоже, нравилось рассказывать обо всем в подробностях. Я слушал его и вяло пережевывал веточку петрушки, снятую с поверхности салата.

– В общем, нет у Алевтины Сербовой никого, кроме матери. Да и матери, можно сказать, нет. 

– Ты поясни, почему так считаешь. Зиновию Фадеевичу, думаю, интересно будет, – на миг оторвался от тарелки с равиолями Юрий Ильич. 

– Не общаются они. Совсем. Старшая Сербова – женщина суровая и требовательная. Когда узнала, что дочь беременна, поставила условие: или аборт – или дорогу домой забудь. Алевтина все же решилась рожать, так ее мать внука даже ни разу не видела. 

– Ужас, ужас! – Гольдштейн отодвинул опустевшую тарелку и потянулся за другой, на которой истекал соком стейк средней прожарки.  – Но нам это на руку! Раз внук ей не нужен, значит, и на опеку она претендовать не станет!

– Так все и вышло, – поддакнул своему боссу рыжий помощник. – Я ей говорю: вы ребенка забрать не желаете? Она мне – «нет!» Я ей бумажку под нос: тогда подпишите отказ для органов опеки! Она, не читая, подмахнула! 

– Вот видите, Зиновий Фадеевич! – Гольдштейн взглянул на меня с торжеством. – Так что все ваши затраты – это оплатить моему помощнику дорогу и командировочные!